Здесь водятся драконы (СИ) - Батыршин Борис Борисович
Матвей вздохнул и убрал «бульдог». Кроме револьвера, за пояс были засунуты ножны с малайским крисом, приобретённым в Батавии. Юношу словно околдовало это экзотическое волнистое — «пламенеющее, как называли такие клинки в Средневековой Европе, — лезвие, и он упорно игнорировал призывы унтера Осадчего 'бросить баловство и обзавестись нормальным ножиком, которым и хлеб можно порезать, и щепок настругать, и супостату печень вскрыть, ежели придётся…»
Конечно, кинжал и револьвер — это здорово, вздохнул Матвей, поправляя ножны, но главное его оружие лежит сейчас в хижине, тщательно завёрнутое в промасленную тряпицу и упакованное от всепроникающей сырости в кожаный кофр. Винчестеровский магазинный карабин со скобой Генри, снабжённый прицельным телескопом из латуни — прощальный подарок Остелецкого, который ему так до сих пор и не пришлось испытать. Нет, пострелял-то он из него вволю — и здесь, на стрельбище, и раньше, на палубе Манджура, во время перехода из Владивостока к берегам Аннама. Но это всё баловство, мало отличающееся от пальбы по пустым бутылкам и воронам из ружья «монтекристо», которой они с гимназическими приятелями развлекались ещё в Москве. А вот настоящее дело, для которого и изготовлено это произведение оружейного искусства. Но ничего, ещё успеется — здешняя партизанская война предоставляет для этого массу возможностей.
II
Российская Империя
Санкт-Петербург.
«… на рассвете, под проливным дождём колонна полковника Буэ направилась к дамбе, идущей вдоль берега Черной реки к деревне Фонг. Деревня эта „оседлала“ дорогу в Сонг-тай; спереди и слева её прикрывали отряды „жёлтых флагов“, а так же стрелки тонкинскиеи кохинхинские туземные стрелки. Одновременно канонерки поднялись по Красной реке. „Плювье“ и „Фанфара“ остались возле Палана, „Мушкетон“, „Эклер“ и „Аше“ двинулись вверх по реке Чёрная, чтобы огнём своих орудий поддержать атакующие колонны…»
В трех километрах от Палана войска вступили в перестрелку с «черными флагами», причём силы Лю Юнфу, вооруженные современными магазинными карабинами «винчестер» оказывали французам упорное сопротивление — так, что сбить их с позиций оказалось очень непросто. Аннамиты, наоборот, больше суетились, орали, размахивали флагами, колотили в барабаны — но реальной пользы в бою от них было немного.
Спустя некоторое время французы пробились к основанию дамбы и заняли пагоду, на которой сразу же устроили наблюдательный пункт. Китайцы вынуждены были отойти к бамбуковой изгороди, над которой с равными промежутками развевались символы, давшие название этой вооружённой группировке — семь больших чёрных флагов, вышитых серебром. Прямо за этим укреплением располагался штаб Лю Юнфу, а свою немногочисленную артиллерию «черные флаги» разместили слева и в центре линии — так, чтобы переправляющиеся через дамбу французы попадали прямиком под их огонь.
Сами же «черные флаги» были на этой позиции почти невидимы и не могли поражаться ружейным огнём. Их «винчестеры» в свою очередь сеяли в рядах атакующих смерть и опустошение, причём больше всего доставалось кохинхинским стрелкам.
В свою очередь, французы попытались подавить огонь неприятеля. Канонерки перешли на Красную Реку и заняли позицию для обстрела «чёрных флагов» с тыла. К канонаде присоединилась так же и полевая батарея, но особых результатов французские артиллеристы не добились — из-за непрекращающегося ливня взрывчатая начинка снарядов отсырела, и многие из них попросту не взрывались. Тем не менее, Буэ решился бросить войска в атаку на позиции Лю Юнфу в лоб. Две роты морских пехотинцев при поддержке кохинхинских стрелков сумели, наконец, преодолеть изгородь, в то время, как ещё две французские роты прижимали китайцев к земле плотным ружейным огнём…'
Граф Юлдашев отложил журнал. Огромный, «адмиральский» кабинет, расположенный в левом крыле здания Адмиралтейства, — утопал в тишине, и лишь медное тиканье напольных часов — резных, из чёрного ореха, в виде готического собора — создавали какой-никакой звуковой фон. Стрелки показывали половину седьмого пополудни — к этому времени большинство чиновников от Адмиралтейства, давно уже не слышавший звона корабельных склянок и стука босых пяток по тиковым доскам палубы, уже разошлись домой. Впрочем, сам граф был человеком сугубо сухопутным — хоть и состоял при военном министерстве, а точнее — в разведывательном его департаменте. А значит, хочешь — не хочешь, а приходилось всё время быть в курсе происходящего по всему миру. В особенности, в тех его регионах, которые, так или иначе, попадали в сферу интересов Российской Империи.
Впрочем, газетная статья, которую он сейчас читал, не относилась к разряду свежих новостей. Сентябрьский номер «Морского сборника» (выпуски этого журнала, вышедшие с момента его основания в 1848-м году занимали в монументальном книжном шкафу три полки) с большим очерком о действиях французских войск в Тонкине вышел из печати около года назад и был затребован графом из архива. В настоящий же момент. военно-морская разведка проводила в этом регионе многоходовую операцию, и Юлдашеву, как главе этого ведомства, приходилось постоянно держать в голове огромное количество деталей, так или иначе связанных с происходящим. В том числе — и предысторию того, что творилось там в настоящий момент.
Юлдашев сделал маленький глоток из стоящего на столе стакана в массивном литом серебряном подстаканнике, и поморщился — чай, обильно сдобренный чёрным, ароматным ямайским ромом, успел остыть. Он потянулся к колокольчику, собираясь вызвать адъютанта и потребовать налить горяченького- но передумал и снова взял «Морской сборник».
«…атакующим французским ротам пришлось по грудь в воде преодолевать восемьсот шагов по затопленному рисовому полю, держа при этом винтовки с патронными сумками над головами, на вытянутых руках. 'Черные флаги» дали им приблизиться ровно настолько, чтобы можно было отличить чёрные куртки к кохинкинских стрелков от тёмно-синих мундиров морских пехотинцев — и сосредоточили огонь на последних.
Передовая рота за считанные минуты потеряла пятерых убитыми и вдвое больше ранеными; В числе убитых были два лейтенанта. Но это не остановило их — в трёх десятках шагов от дамбы рожки протрубили в атаку, и морские пехотинцы кинулись в штыки. Решительный удар решил успех дела: китайцы дрогнули и побежали. Одновременно рота капитана Ру нанесла удар по неприятельским порядкам с левого фланга, где оборону держали союзные «чёрным флагам» аннамиты. Впереди на этот раз шли «желтые флаги» и кохинхинские стрелки; морские пехотинцы подпирали их с тыла, не позволяя остановиться или кинуться в отступ. Это, впрочем, и не понадобилось — сопротивление на этом участке не было ни упорным, ни умелым, и когда защитники побежали, кохинхинцы вместе с «желтофлажниками» ринулись грабить оставленные брошенные позиции. Их добычей стала сотня брошенных винтовок — по большей части, старых, германских — семь штандартов и шестьдесят голов убитых китайцев, которые были отрублены до того, как французы успели прекратить кровавую расправу.
Потери морских пехотинцев в этом бою составили шестнадцать человек убитыми и сорок три ранеными. Потери туземных стрелков неизвестны. «Черные флаги» оставили на поле боя шесть десятков трупов. Таким образом, бой при Палане стал несомненной победой Буэ — тактической, но отнюдь не стратегической, поскольку войска Лю Юнфу не было разбиты и сумели впоследствии быстро восстановить свою боеспособность. Не в последнюю очередь — благодаря тому, что Буэ вынужден был распустить отряды «жёлтых флагов» и кохинхинское ополчение из-за того, что сразу после победы принявшихся грабить расположенные по соседству мирные деревни. Это был опрометчивый шаг, поскольку изгнанные не стали сдавать оружие и амуницию и подались кто к «Чёрным флагам», а кто присоединился к отрядам аннамитских повстанцев…'