Томас Сван - Вечный лес
Прошло три дня. Эвностий неподвижно сидел в своей мастерской рядом с верстаком. В руках он держал пилу, но не работал. Стул, начатый еще до несостоявшейся свадьбы, так и остался незаконченным. Бион, сидевший рядом, потрогал Эвностия усиками. Материал для стула принес Партридж в качестве свадебного подарка. Это была дубленая воловья кожа, которую оставалось только натянуть на ивовую раму. А Бион принес инструменты. Сейчас Партридж ушел поискать себе что-нибудь на обед, так как Эвностий не разрешал ему щипать траву и зелень в своем саду, Бион же решил не оставлять друга одного.
Эвностий погладил его по голове, но тот был так расстроен, что в ответ даже не пошевелил усиками. Эвностий, впрочем, этого не заметил.
Кто-то позвал его по имени. Его искали в саду, явно не зная, где находится мастерская. Вход в нее был искусно спрятан за кустом ежевики, чтобы обмануть панисков и трий. Пожалуй, лучше самому выйти навстречу гостю, а то незнакомец переломает все кусты шиповника. Эвностий поднялся по земляным ступеням наверх и вышел на солнечный свет. После тусклых фонарей мастерской солнце ослепило его, он зажмурился и только через некоторое время смог рассмотреть своего посетителя.
Перед ним стоял Эак.
– Я думал, ты ранен, – проворчал Эвностий.
– Был ранен и еще не совсем поправился. Я сегодня в первый раз вышел из дерева. Мне нужно поговорить с тобой. Если бы Эак не хромал, Эвностий наверняка боднул бы его. Ему не хотелось разговаривать с ним. Не хотелось видеть эту ласковую улыбку, добрые фиолетовые глаза. Лучше бы Эак был самодовольным и высокомерным или надменным и хвастливым, тогда он обязательно боднул бы его, несмотря на хромоту. Но Эак вдруг начал задыхаться, и ему пришлось опереться на решетку, по которой ползли вверх молодые побеги шиповника.
– Ты сейчас уронишь мою решетку. Коре бы это не понравилось. Она говорит, что у цветов есть душа.
– Прости меня. Кора, конечно, права.
Он попробовал стоять, не держась, но почувствовал сильную боль. Нога явно еще не зажила. Эвностий показал на дом:
– Там есть стулья.
– Твой дом похож на бамбуковую корону. Легкий, воздушный и изящный. Ты сам его построил?
– Да, а бамбук мне принесли кентавры.
Они молча сидели друг против друга. Эак перестал улыбаться. Он казался грустным и каким-то растерянным, хотя его маленькая загорелая фигурка в пурпурной набедренной повязке с серебряной пряжкой в форме зимородка по-прежнему сияла красотой.
Вначале они старались не упоминать имя Коры.
– Хирон сказал, что, наверное, позволит мне остаться в лесу, – начал Эак, – я ведь нарушил договор случайно. Но если я останусь, то должен забыть о Кноссе. Мне нельзя будет сходить туда и вернуться, ведь за мной следом могут прийти люди, и что тогда будет с договором?
– Ты принял его условие?
– Да, – в его ответе послышалась удивительная покорность. Он помолчал немного.
– Я узнал о том, что Кора пообещала выйти за тебя замуж только тогда, когда ты принес виноград, – сказал он, разглядывая фонтан, струящийся над замком из морских раковин. – Я думал, ты просто ее друг, вроде младшего брата. Мне хотелось, чтобы ты стал и моим другом тоже. Ты сразу понравился мне, еще когда я очнулся в лесу и увидел, что ты пытаешься мне помочь.
– Не верю.
– Почему же я тогда пришел сюда?
– Ладно, верю, и все равно ты мне не нравишься.
– Конечно, нет. Но, надеюсь, со временем ты станешь относиться ко мне иначе. Когда поймешь.
Почему все взрослые – люди и звери, и даже милая Зоэ – всегда говорят о понимании так, будто оно приходит с возрастом? В свои пятнадцать лет он уже все понял: он грубый и неуклюжий и Кора предпочла ему принца из прекрасного города. Он понял, но ему было очень больно.
С отчаянием он показал свой дом и сад:
– Я сделал все это для нее. Дом хоть и из бамбука, но построен внутри полого дуба, так чтобы она могла перейти из своего дерева сюда и жить вместе со мной. Знаешь, дриады ведь могут менять деревья. А теперь я здесь совсем один.
Но тут Эвностий заметил стоящего в дверях Биона. Услышав его слова, тельхин так расстроился, что усики его совсем поникли.
– Я имел в виду вовсе не тебя, – воскликнул Эвностий, вскакивая на копыта и подбегая к Биону, чтобы провести его в комнату. – У тебя ведь есть своя мастерская и родственники. Я имел в виду, что некому быть рядом со мной все время.
– У тебя, наверное, очень много друзей, – сказал Эак, – Зоэ говорит, что ты самый хороший зверь во всей стране и мне уже здорово повезло, что ты со мной разговариваешь. Я думаю, любой с радостью согласится составить тебе компанию. Он протянул руку, чтобы погладить Биона, но тот отскочил в сторону, убежал в сад и спрятался.
– Только не Кора.
– И Кора тоже. Она любит тебя, Эвностий, но не той любовью, какой тебе хотелось бы. Она ничего не может с собой поделать. Я должен был прийти к ней и должен остаться, особенно теперь, когда знаю, что тоже ей нужен.
– Ты полюбил ее всего за три дня? Я был рядом с ней всю свою жизнь.
– Я всегда любил ее и ждал встречи с такой, как она. Соединяет людей Великая Мать, а удел смертных или достойно пережить утрату, или с благодарностью принять дар.
– Я-то не очень достойный. Я неуклюжий и всегда наступаю на свой собственный хвост, как только опускаю его на землю.
– Кора говорит, что любит тебя больше всех, после меня, в целом лесу. Она рассказывала, что ты спас ей жизнь, что ты посвящал ей стихи и заставил почувствовать, что красота – это подлинная ценность, а не бесполезная оболочка. Я хочу… я хочу…
Эвностий не ожидал, что красноречивый критянин не сможет подобрать нужное слово. Он должен был ненавидеть или хотя бы просто не любить человека, который украл у него невесту, но Эвностий не мог долго сердиться, разве что на коварную и бессердечную Шафран. Похоже, Эак действительно не желал ему зла и совершенно искренне расстраивался из-за случившегося. Иначе зачем он, еще совсем слабый, встал с постели и прошел немалый путь через лес, чтобы извиниться перед ним?
– Ладно, – сказал Эак, с трудом поднимаясь на ноги. – Мне надо идти, и ты возвращайся в свою мастерскую. Но, обещаю, я скоро опять приду и буду приходить до тех пор, пока мы не станем друзьями.
Он покачнулся и стал падать. Эвностий подхватил его и посадил на стул.
– Не вставай, – приказал он, стараясь говорить как можно более грубо. – Я приготовлю тебе чай из котовника. Зоэ говорит, что им можно вылечить абсолютно все.
В соседней комнате он раздул в очаге огонь и бросил в котел с водой несколько сухих листьев.
– Чтоб ты провалился, – бормотал при этом Эвностий, – чтоб ты провалился! Великая Мать…
Он, который меньше всего хотел иметь критянина своим другом, вынужден ухаживать за ним, а ухаживать и одновременно ненавидеть – совершенно невозможно.
Когда чай закипел, Эвностий вылил его в большую глиняную чашу, похожую на панцирь черепахи, подсластил медом, попробовал, не слишком ли он горячий, и отнес Эаку. Эака так трясло, что ему пришлось держать чашу обеими руками. Похоже, у него началась лихорадка.
– Ты переночуешь у меня, – сказал Эвностий решительно. – Бион посидит с тобой, а я пока схожу к Коре и все ей расскажу. Если что-нибудь понадобится, попроси Биона. Но говори медленно, подбирай простые слова и следи за тем, чтобы он тебя слушал.
– Мне кажется, что он меня не любит, – сказал Эак не без некоторого опасения.
– Это из-за меня, – ответил Эвностий. – Тельхины очень преданы своим друзьям из зверей высшей расы. А поедают они только друг друга.
– Но я не зверь высшей расы!
– Нет, конечно, но все же достаточно высокого происхождения. Вообще-то он предпочитает более жилистое мясо. И потом, я оставил ему орехи в мастерской. А сейчас мы перейдем в соседнюю комнату, и ты ляжешь в постель.
С какой удивительной легкостью можно поднять на руки взрослого мужчину, если этот мужчина критянин, а поднимает его минотавр!
Вскоре Эак уже был в постели, в руках он по-прежнему держал чашу. Эвностий подложил ему под голову подушку, чтобы удобнее было пить, и накрыл одеялом. Он помнил, как мама ухаживала за ним, когда у него болели копыта и горло – он заразился от кентаврят.
– Что-нибудь еще нужно? Поесть? Почитать? Я могу дать «Стук копыт в Вавилоне», «Опрометчивость дриады», «Песни кентавров».
– Можно мне почитать твои стихи?
– Я еще не собрал их вместе. Я хотел составить небольшой свиток из стихов, посвященных Коре, но пока они на отдельных пальмовых листах.
– Тогда ничего не нужно. Я просто полежу и полюбуюсь твоим домом. Ты назвал этот напиток чаем? У нас в Кноссе такого нет. Есть пиво, вино, а чая нет.
– Кентавры научились его заваривать, когда были у желтокожих людей.
– Он очень хороший. Мне сразу стало лучше.
– Я пойду.
– В твоем фонтане живет черепаха. У меня тоже была черепаха, пока мне не исполнилось пятнадцать лет. Она жила в бассейне с серебряными рыбками.
