Сергей Конарев - Балаустион
— Какие дикие законы! А что, если человек не хочет отдавать своего ребенка в агелу?
— Что ты! Воспитать сына по агоге — гражданский долг и дело чести для всякого полноправного гражданина. Другое дело — сословие периэков, ремесленников. Их дети воспитываются при отце, а военную службу проходят во вспомогательных частях. Сейчас, когда гегемония Рима практически прекратила войны между полисами, уже выросло целое поколение периэков, не державших оружия в руках. Для Спарты, что веками жила войной, это явление невероятное. Раньше периэки за доблесть могли получить статус гражданина, и многие из них этого добивались. Хорошо еще, что солдаты-граждане, составляющие сословие гоплитов, имеют возможность с одобрения геронта наниматься в другие государства и заниматься традиционным воинским ремеслом.
— Наемников набирают и здесь, в Афинах, — вставила девушка. — Клеомед и сам… Ой, прости!
— Не напоминай мне о своем брате, прошу!
— Извини. Я только хотела сказать, что он тоже два года прослужил в наемниках у египетского царя. Отец говорил, что вербовщики Птолемея тогда ездили по всей Греции, собирали войско для войны с нубийцами.
— Греческие воины славятся повсюду на Востоке, и более всех — спартанцы. Они служат и у малоазиатских царей, и у сирийских, и по всей Африке — от Египта до Мавритании! — внезапно Леонтиск сжал руку в кулак и ударил по металлическому пруту решетки. — Великий Мужеубийца, какие силы распылены по всему миру, вместо того, чтобы собраться и дать отпор кичливым римлянам и македошкам!
— А каким образом узнавали, кто сильнейший в фехтовании или чем-то другом? Проводили маленькие олимпиады? — Эльпиника поспешила перевести разговор с опасной темы. Ненависть Леонтиска к покровителям Греции — римлянам и македонянам — была для девушки непонятна и пугающа. Подобные разговоры в среде афинских аристократов были непопулярны и считались изменническими. За них легко можно было поплатиться состоянием и даже головой.
— Это называется по-другому — ритуальные игры. Посвященные Аресу, Аполлону, Афине либо Посейдону. Или кому-нибудь из героев, Гераклу, например. В Спарте много праздников, во время которых проводятся соревнования по борьбе, метанию копья, кулачному бою и, конечно, фехтованию на мечах. В играх этих участвуют практически все полноправные граждане города, мужчины сословия гоплитов, ну, кроме пожилых, конечно. И первым номером любых празднеств идут состязания между учениками агелы — от «волчат» до «львов». Как только мы стали «волчатами», старшие военачальники взялись за воинское воспитание всерьез. Они не упускали ни одной возможности провести состязания в фехтовании и кулачном бое, как между эномотиями, так и с другими лохами учеников. Иногда, шутки ради, нас стравливали даже с «ястребами», и тогда не обходилось без серьезных травм: старшие мальчишки пытались показать превосходство над «мальками», как они нас называли, мы же отчаянно сопротивлялись.
— И объявлялись победители?
— Да, в каждой возрастной группе. Наш лох, разделенный на три эномотии, имел несколько замечательных бойцов. В фехтовании первыми были Исад, Пирр и Леотихид, именно в этом порядке. Очень близки к ним были Лих-Коршун и Антикрат, но скинуть Леотихида с третьего места им, скажем по чести, никогда не удавалось. Исад же был недосягаем, он был первым, будучи и «птенцом», и «волчонком», и «ястребом».
— Великие силы, этот сосунок всего три месяца, как стал «волчонком», и уже никто из наших не может с ним справиться! Эвдамид одним-единственным сопливым мечником вот-вот смешает наш лох с ослиным навозом! — вращая выпуклыми глазами, шипел Гилипп, ирен Второго лоха на своих эномотархов. Перед гневом командира те склонили головы, их уши горели.
— Что же нам делать? — буркнул один из них, губастый верзила с косящим глазом. — Самим, что ли, идти против малька?
— Раз у вас в эномотиях нет ни одного достойного бойца, чтобы обуздать этого петушка, пойдете сами! — щеки ирена сделались красными, как от ожога. — И ты пойдешь первым, Калист!
Губастый с ужасом воззрился на Гилиппа.
— Но… ирен, — неуверенно произнес другой эномотарх, стройный отрок с выразительными чертами лица, настоящий образчик мужской красоты. — Чтобы мы, «ястребы», сами вышли против «волчонка» как против равного… Это ж стыда не оберешься, клянусь Афиной!
Гилипп повернул искаженное гневом лицо к нему.
— Мы не оберемся стыда, если так и уйдем, не укоротив его, Полиад! Ты забыл, что он выбил девятерых наших, одного за другим! Все, не разговаривать! Пойдете против эфорского сынка. Проиграете ему — что ж, умоетесь позором, поделом вам, недотепы!
— Хорошо, я сам разберусь с ним, клянусь копьем Ареса! — выдохнул красавчик.
— Выполняй, Полиад, — Гилипп быстро взял себя в руки. — Не думай, что сразиться с этим «волчонком» будет для тебя зазорно. Старшие говорят, что ему прямая дорога в Триста.
— Про меня говорят то же самое, — карие, с искринкой глаза смотрели с легкой укоризной.
— Знаю, — Гилипп поднял руку, провел пальцами по лбу. — Да, ты лучший у нас, Полиад. Иди и сделай это.
Поскучнев лицами, эномотархи отдали честь и стали пробираться к огороженному воткнутыми в землю копьями кругу, в котором сейчас происходил поединок между двумя «волчатами». Вернее, уже заканчивался: ладный, подвижный парнишка с белой повязкой на голове (знак Первого лоха) виртуозным ударом вышиб клинок из руки противника. Тот сделал последнюю попытку атаковать, прыгнув вперед и вытянув руки, но получил деревянным мечом по лбу и отлетел назад, шипя и тряся головой.
— Исад! Исад! — закричали вокруг.
— Это называется — искры из глаз посыпались! — ехидно объявил стоявший в кругу зрителей рыжеволосый отрок с хитрым лицом. Он с искренним злорадством глядел на проигравшего, отиравшего глаза от хлынувшей с рассеченного лба крови.
Трое эномотархов Второго лоха выросли у насмешника из-за спины.
— Что ты провякал, рыжая крыса? — спокойным тоном осведомился тонкий красавчик, которого Гилипп назвал Полиадом.
«Волчонок» резко повернулся к говорившему, собираясь достойно ответить, но тут ему на плечо опустилась крепкая теплая ладонь.
— Отставить, Феникс! — этот голос, звучащий как пересыпающиеся металлические шарики, мог принадлежать только Пирру. — Это эномотархи. И разговаривать с ними надлежит равному. В чем дело?
Вопрос, однако, прозвучал не как равного к равным, а как аристократа к простолюдинам. Широкоплечая фигура царского сына излучала уверенность в себе и подавляющую силу. Полиад закусил губу, но взгляда не отвел — он привык не отступать ни перед кем. А к Эврипонтидам, кроме того, у него были свои счеты. Бесстрашные карие глаза и бесстрашные желтые вонзили друг в друга взгляды, словно копья. Пауза угрожающе затянулась.
— Полиад, тебя вызывают, — донесся из-за спины красавчика возбужденный голос.
Медленно, как бы нехотя, Полиад кивнул, окинул Эврипонтида последним холодным взглядом, затем резко отвернулся и, расталкивая зрителей, пошел в круг.
— Жаль! — раздался из-за его спины отчетливый голос Пирра. — Я хотел сам вздуть тебя, но Исад, клянусь Палладием, сделает это лучше меня!
Полиад переглянулся с товарищами. Их лица выражали досаду и тревогу. Ссора с наследником трона, эномотархом Первого лоха им была ни к чему. Презрительно скривив губы, Полиад повернулся к ожидавшему его противнику. Это был мальчишка лет десяти, узколицый, ясноглазый, с четко очерченными темными губами. Младший сынок эфора Фебида, Исад. Среди учеников Второго лоха о нем и его искусстве фехтовальщика давно ходили слухи, в большинстве своем — весьма неправдоподобные. На сегодняшних играх в честь Аполлона «волчата» двух лохов впервые встретились в поединках, и, увы, приходится признать, что хотя бы часть рассказов про Исада — правда. Напрасно ирен Гилипп назвал тех десятерых, побежденных сыном эфора, недостойными бойцами. Они были хорошими фехтовальщиками, да что там — лучшими в лохе, и доказали это, победив многих из Эвдамидевских. Но наткнувшись на Исада, они оказались бессильны: его клинок двигался по такой замысловатой траектории и с такой скоростью, что был словно невидим. Даже лучшие и опытнейшие, те, кто уже научился угадывать — по постановке ног, по взгляду противника — куда пойдет меч, не успевали отразить удара и выбывали из борьбы, ни разу не атаковав.
Стыд и унижение! Пускай Второй лох не состоял сплошь из сыновей знати, как Первый, но до сих пор он с высокой честью выходил из большинства соревнований. В этот раз дело грозило обернуться нешуточным позором. Полиад почувствовал, как в груди его заклекотал, зарождаясь, гнев. Нет, прав ирен Гилипп, нужно остановить этого зарвавшегося молокососа. Как бы ни хорош был Исад в фехтовании, он не мог не утомиться, проведя десять поединков подряд. Да и сам Полиад не случайно считался первым мечом Второго лоха: с ним занимался сам мастер меча Фрикс, в свое время четырежды бывший победителем в гопломахии на лаконских состязаниях в честь Ареса Воителя. Тонкая фигура эномотарха создавала обманчивое впечатление о его физических данных, но горе тому, кто попадался на эту удочку: под кожей Полиада ходили мышцы, прочные как якорные канаты, а движения молодого мечника были молниеносны и технически совершенны. Нередко случалось, что Полиад побеждал в поединках не только сверстников-«ястребов», но даже «львов», почти взрослых юношей. Не раз и не два бывалые мужи-гоплиты, наблюдая за его стремительной манерой боя, прочили ему по окончании агелы вступление в отряд Трехсот или Священную Мору — отборные отряды спартанского государства, комплектуемые лучшими из лучших воинов Лакедемона.
