Герман Романов - Спасти Москву! Мы грянем громкое Ура!
— Я не смогу…
— Сможешь!
Маша сделала три шага и подошла к нему вплотную, взяв крепкими и сильными пальцами за крепкую ткань танкистской куртке, что выглядывала из-под накинутого халата.
— Ты сможешь, Сеня, сможешь! Нам с этим долгом жить, нам! И нашим детям…
Горячий выкрик жены сбился на торопливый шепот, словно девушка боялась, что муж ее остановит или уйдет. И она ничего не успеет ему сказать, и самые главные слова не прозвучат, пропадут втуне, канут как капли воды в раскаленном песке пустыни.
— Он мой внук, Сеня, спаси его! Я ведь даже не говорила с ним. — Машины руки начали трясти Фомина, как грушу. — Ты должен спасти, если не ради меня, то во благо России! Что бы между вами ни было… Ему мы должны за исход, столь благополучный для всех нас. И никому другому! Так верни же долг, Сенечка, сделай же что-нибудь!
— Хорошо, родная…
Семен Федотович как можно мягче освободился от цепкой хватки жены. Затем сделал шаг и присел на кровать, рядом с лежащим Арчеговым. Взял его ледяную руку в свои ладони, и, выдохнув воздух, сосредоточился, вытравив все мысли…
И с головою ахнул будто в ледяное крошево, без подготовки, с разбега. Тело обожгло словно кипятком. Сердце застучало в груди как лихорадочное, стараясь быстрее разогнать горячую кровь по жилам, не дать замерзнуть, самому превратиться в хлад. Смерть в теле Арчегова потихоньку вступала в свои права, но Фомин чувствовал, что жизнь еще где-то теплится, найти бы эту искорку и раздуть ее!
Но где искать?
Семен Федотович, чувствуя, как его самого затрясло, поступил так, как учил дед — стал по капле передавать свою жизнь и силы, чтобы хоть так поддержать своего умирающего «заклятого друга». И этим выиграть хоть немного времени, поддержать ту крохотную искорку, не дать ее задуть. Ибо только она сможет превратиться в животворящий костер и выдернуть из-за кромки ушедшего туда человека.
Нить?! Нужна именно она, отыскать ее немедленно, иначе будет уже поздно!
Тирасполь
— Государь, нельзя терять ни дня, дожидаясь прибытия резервов, — голос командующего Румынским фронтом генерала от инфантерии Деникина был сух и деловит. Растопыренными пальцами Антон Иванович накрыл на карте район Кишинева.
— У нас всего три дивизии против десяти румынских, но мы наступаем. В коннице преимущество на нашей стороне, оно может стать подавляющим! Поэтому задержка, даже на один день для перегруппировки, позволит противнику усилить оборону.
— Хорошо, Антон Иванович, мне понятны ваши соображения. — Михаил Александрович задумчиво посмотрел на карту.
Красные и синие кружки выделялись на ней отчетливо, но как мало было последних. Зато первые на территории Молдавии напомнили ему лицо больного корью на критической стадии — ровно две пятых румынской армии находились сейчас перед русскими войсками, и «венценосный брат» Фердинанд имел большие возможности для их значительного увеличения. Император повернулся к военному министру генералу Кутепову с вопросом, ответ на который он сам и все присутствующие хорошо знали:
— Какие соединения в ближайшие дни мы сможем перебросить в Бессарабию, Александр Павлович?
— Алексеевская дивизия полностью сосредоточена в Тирасполе. Части 2-й стрелковой дивизии 1-го армейского корпуса перебрасываются из Николаева и Херсона в Одессу, а 1-я дивизия сосредоточивается у Севастополя. Прибытие 2-й Донской казачьей дивизии произойдет не раньше седьмого числа — иначе кони будут измотаны. Гвардейский корпус из одной стрелковой и кавалерийской дивизий будет высажен в Одессе в ближайшие дни. Что касается группы генерала Писарева и Гренадерской дивизии, то на переброску войск потребуется не менее десяти дней.
Генерал Деникин нахмурился, хотя хорошо представлял все трудности, связанные с массированной перевозкой войск. По сути, их можно было вести лишь Черным морем, используя транспорты.
Железные дороги Новороссии и Донецкого района находились в полуразрушенном состоянии. Эшелоны передвигались с трудом, к тому же терзаемые многочисленными бандами, что в неимоверном множестве расплодились в привольной степи за три года междоусобной брани.
В северной Таврии сейчас уже заканчивалась операция по уничтожению так называемой «армии батьки Махно», что терроризировала тылы белых год назад. Банды были не просто разгромлены, а уничтожены, и сейчас проводилась «зачистка» занятой территории от скрывающихся или бежавших повстанцев.
Это означало, что три кавалерийских и четыре казачьих дивизии, а также три пластунских бригады — целых три конных корпуса — можно было задействовать против румын в самое ближайшее время. Однако переброска войск могла затянуться на неделю, если не больше. Ведь кавалерию придется гнать своим порядком, жалея силы лошадей, а значит, все строго по уставу — два перехода по полсотни верст с последующей дневкой.
Зато с прибытием значительной мобильной силы, а именно таковой является конница, появится возможность начать маневренные боевые действия за Прутом, ибо только сила вынудит Румынию отказаться от захваченного в России.
Только создание таких мощных и подвижных соединений, из конницы, бронемашин, моторизованной пехоты, обильно снабженных пулеметами, наподобие конных армий, сформированных большевиками и прекрасно проявивших себя в походе на Вислу, потребует не только времени, но и даровитых полководцев.
Да-да, именно в них заключается успех действий конницы, в умении и решительности ее начальников. Это Михаил Александрович хорошо знал по прошлой войне с германцам и австрийцами, которая, к сожалению, прекрасно показала всю немощность начальствующего состава русской кавалерии…
— Господа!
Михаил Александрович оторвался от размышлений и посмотрел на собравшихся за столом генералов. Лица их дышали энергией, они горели закончить войну убедительной победой, а это внушало определенные надежды. Плохо, конечно, что война была не подготовлена заранее, а действия были сплошной импровизацией.
Впрочем, когда это матушка-Россия была хоть раз готова к войне, а в расчетах не присутствовала надежда на пресловутый, но знаменитый русский «авось»?
— План удара двумя крупными конными группировками, расположенными на флангах, предложенный Антоном Ивановичем, мне кажется достаточно перспективным!
Монарх ткнул пальцем в карту, по которой минуту назад ходил карандаш командующего фронтом, пояснявший предлагаемую идею решительного наступления.
— Вот только один вопрос меня тревожит. Кто из наших генералов способен возглавить такие конные группы и с должной решительностью произвести действия, сулящие успех?
Михаил Александрович прямо посмотрел на Деникина, требуя от того прямого и честного ответа. Генерал не стушевался, медленно приподнялся из кресла, его лицо ожесточилось.
— Таких генералов, способных провести это дело, у вашего императорского величества только два, — командующий чуть усмехнулся в бороду. — Оба они в Сибири. Первый граф Келлер, что в ту войну пользовался репутацией первого клинка империи…
— Он сейчас в Омске, — император задумался на секунду. — Хорошо, я немедленно отправлю Федору Артуровичу телеграмму, граф прибудет через семь дней. Даже раньше, ибо можно задействовать аэропланы. Что касается второй кандидатуры…
— Она хорошо известна вашему величеству. Это бывший командующий Кавказской армией при взятии Царицына, барон Врангель. Я отдаю должное его способностям… Несмотря на определенные сложности, имеющиеся быть в наших с ним отношениях. Но он где-то на Амуре, если мне не изменяет память, государь.
Лицо Деникина ожесточилось еще больше, на щеках даже проступили пятна багрянца. Такие слова старому служаке дались очень нелегко, ибо для мужчины всегда трудно признать заслуги своего главного и заклятого соперника.
— Он в Оренбурге, куда направлен две недели тому назад согласно приказу военного министра Сибири Арчегова, для формирования казачьих дивизий. Так что прибудет вместе с графом Келлером!
Михаил с немой благодарностью посмотрел в глаза Деникина, за столь прямую и неподвластную личным чувствам честность…
Одесса
— Что вы делаете, господа?!
Маша стремительно обернулась на удивленный вскрик — дверь в палату была распахнута. В нее вошли оба флигель-адъютанта с удивленными донельзя лицами, за которыми маячило вытянувшееся от изумления лицо молодого врача с вытаращенными как у камбалы глазами.
— Что вы делаете, господа?!
«Аристократ» снова задал вопрос чуть дрогнувшим голосом — впервые гвардейское хладнокровие дало сбой и на его высокомерном лице проступило нечто человеческое.
Маша решительно шагнула вперед, отметив краем глаза, что муж совершенно не обратил внимания на вошедших и продолжал склоняться над неподвижно лежащим Арчеговым.
