Андрей Дай - Без Поводыря
— Это… удивительно, — наконец выговорил я. — Здесь вы и живете, Василий Степанович?
— Э… нет, что вы, Ваше превосходительство. Это мастеровые. Наши и датчане вперемешку, — порозовел инженер. — Наши жилища господин Колосов разместил там, за площадью. Ближе к заводоуправлению.
Ну, в конце концов, и во времена Сталинской Индустриализации для управленческого аппарата строили несколько иные квартиры, чем для простых работяг. Вся родительская двушка в «хрущевке» легко поместилась бы на подъездной площадке «генеральского» дома. Я уж о мраморных ступенях и консьержке в парадной скромного жилища первого секретаря райкома не говорю. С чего бы здесь, в эпоху расцвета сословного общества, было иначе? Пятов, Чайковский и прочие заводские начальники размещались в двухэтажных кирпичных… даже не домах, а, скажем так — коттеджах. Чуть меньше чем классическая для Томска усадьба, но и далеко не средний мещанский пятистенок. Еще одна, такая же широкая, улица по другую сторону занятой лавками и фундаментом заложенной церкви, и пожарной станции площади.
— Отлично, — согласился я, измерив шагами всю эту «заводскую» улицу до самой заводской конторы. — Вы говорите, не обремененные семьями рабочие пока размещены в бараках?
— Э… Да, Герман Густавович, — не слишком уверенно ответил Пятов. — Но это лучше у Евгения Яковлевича спросить. Я, как уже имел честь докладывать, не особенно…
— Я помню, — кивнул я. — Вы говорили. А собственно самого господина коменданта…
— Так в конторе с утра, Ваше превосходительство. Вместе с прочими нашими служащими, с самого утра дожидаются. Только господин Кузнецов своими делами отговорился, — наябедничал инженер.
— Кузнецов? Никак Дмитрий Львович? И он здесь?
— Точно так, Ваше превосходительство. Как литографические станки прибыли, так и он с ними. Евгений Яковлевич им тут же и правое крыло казачьей станции выделил. И господин жандармский поручик там же изволили поселиться.
Сердце тревожно сжалось, и тут же отпустило. Явись сотрудник политической полиции по наши с Кузнецовым и Колосовым души, местный комендант вряд ли чувствовал бы здесь себя так вольготно.
— А поручик‑то к чему?
— Ну как же, как же, Ваше превосходительство. Положено же так. Литография дело такое… А ну как они, не дай Господь, прокламации какие‑нибудь печатать станут?
— Ах, ну да. Пошлите за ним. За Кузнецовым. Поручики меня не интересуют.
— Конечно, Герман Густавович. Из конторы и пошлю. Это совсем рядом. Станция‑то, поди, сразу за Лерховским столбом от конторы будет…
— Как вы сказали, Василий Степанович? Каким столбом?
— А… О! Так это Илья Петрович распорядился, — удивился в ответ Пятов. — На площади, прямо перед управлением, чтоб колонна стояла из чугуна, в вашу, Герман Густавович, так сказать, честь. Как основателю заводов. Их превосходительство посчитал, что раз в Барнауле Демидову стоит, так и у нас должен быть.
— Зря, — поморщился я. — Не я же один… Да и как‑то это…
Чертовски приятно, конечно. Но, стоит лишь на минуту задуматься… А станут ли досужие кумушки разбираться в том, кто именно отдал это самое распоряжение? Или сразу решат — Лерхе, дескать, гордыню тешит.
— Написали‑то на столбе чего?
— Так сейчас и сами… Ваше превосходительство.
На счастье… Или… Черт его знает, в общем. К добру ли, к худу — столб оказался всего‑то с метр высотой. На маковке — золоченый двуглавый имперский орел, а по самой чугунной чушке надпись: «Во славу Российской Империи железо сие здесь делать. Герман Густавович Лерхе. 1865 г.» Ладно хоть так. Кто‑то умный догадался Империю ввернуть. Иначе — совсем было бы… Не комильфо.
— Саму площадь уже назвали как‑нибудь?
— Нет… Землемеры только весной из губернии прибыть обещали… А народ… Вы простите, Ваше превосходительство. Это само собой как‑то вышло. Кто‑то из чумазых первым сказал, тут и все подхватили…
— И все же?
— Германской называют, — тяжело вздохнул Пятов.
— Да? — засмеялся я, расслабляясь. Если бы кому‑то в голову пришло обозвать административный центр поселения Лерховской — все было бы намного хуже. Оставалось только себе еще памятник прижизненный поставить, и все. Конец всему. Этого бы даже самые покладистые мои покровители не простили бы.
— Перед церковью нужно другой столб поставить. Александровский. Выше и… больше. Такой, чтоб это… недоразумение, и вовсе малюсеньким казалось. И ту площадь Александровской назвать. Хорошо бы и памятник Государю Императору, но на то его дозволение требуется. А столб… гм… От чистого сердца, от верноподданных. Понятно?
— Точно так, Ваше превосходительство, — инженер только что честь по–военному не отдал. Надеюсь, он действительно осознал — насколько это важно. И как меня расстроил этот символ признания заслуг моего Герочки.
Даже присутствие в Троицком жандармского поручика не так сильно могло по мне ударить. Понятно, что он немедленно отправит донесение в Томск или Омск о моем пребывании на заводе. Но в этом случае за меня само время. Телеграф сюда придет только вместе с железной дорогой. А пока бумага, вместе с угольными караванами, доберется до того, кого это может действительно интересовать, я уже буду на пути в Колывань.
В конторе, кроме собственно заводчан, бывшего учителя и редактора неофициального приложения к Томским Ведомостям, и коменданта Колосова, меня ждал пухлый, перевязанный нитками и заляпанный сургучом в пяти местах, пакет. От Карбышева, пояснил Кузнецов, окончательно лишая большей части моего внимания для своей новой игрушки — литографии. Супруга Варешки закончила подбирать фотографии для давно нами задуманного альбома, должного продемонстрировать потенциальным переселенцам, как вольготно и богато живется в Томской губернии.
По мне — так совершенно ничем не примечательные фото. Какие‑то люди, позирующие на фоне обычных домов. Пасущиеся на лугу, судя по пейзажу — где‑то в Барабинской степи в окрестностях Каинска, небольшое стадо коров. Группа дородных теток в расшитых узорами платьях, со щекастыми детишками на коленях. Вид с Оби на вытянувшиеся вдоль реки громадные амбары. Эти я своими глазами еще не видел. Только отчет читал о завершении их строительства и начале процесса заполнения припасами для переселенцев. Несколько изображений пароходов — на середине реки с тремя баржами на прицепе, у причала на погрузке… Горы мешков, коробок и ящиков из‑за которых едва видно краешек трубы и мачту «Ермака» — это уже Черемошниковский порт, трудно спутать с каким‑то другим местом.
Казачья станица. Почтовая станция — как фон для подбоченившихся, накрутивших усы кавалеристов. Торговый караван подвод в пятьдесят под сенью двухсотлетних, реликтовых сосен — это место тоже мне хорошо знакомо…
А вот литографии пока у Кузнецова выходили отвратительные. Резкие, излишне контрастные границы изображений практически не наполненных полутонами. Германа заинтересовала сама возможность печати изображений, а мне так эти оттиски напомнили первые опыты копирования на «ксероксах» годов этак восьмидесятых… другого мира, конечно.
Колосов порадовал куда больше. По его сведениям число работающих на самих заводах, и смежных, включенных в общую структуру, предприятиях превысило полторы тысячи человек. Добротным жильем обеспечены были еще далеко не все, но и в землянках, как это было летом, никто больше не теснился. Дома строили одновременно три артели, невзирая на протесты заводских специалистов, отбирающие больше половины выделенных на расширение производства стройматериалов.
Появилась насущная необходимость в возведении больницы и школы в Троицком. С ростом количества цехов инженеров и опытных мастеров больше не становилось. И, как следствие, из‑за недостаточной квалификации — росло количество несчастных случаев. На счастье, пока обходилось без смертей, но врач, всегда готовый оказать помощь, нужен был уже сейчас.
А школа при заводах вообще‑то уже была. Появилась чуть ли не сразу после того, как сюда стали переносить основное производство, и Колосов стал местным комендантом. Скучающие без привычных, присущих крупным городам, развлечений инженеры охотно откликнулись на предложение подпоручика в отставке — поработать преподавателями различных дисциплин детям рабочих и селян. Потом, когда о проекте прознал Чайковский, и на содержание этого, так сказать, учебного заведения стали выделятся средства из бюджета концерна, при школе появились мастерские. Вечерами, желающие претендовать на звание мастера, рабочие проходили там подготовительные, к экзамену, курсы. Тем не менее, количество учеников росло, и выделенного помещения уже не хватало.
Мне тут же был предъявлен прожект, включающий в себя специальные классы для начального образования детей, и небольшой цех с кузницей и учебными помещениями при нем. Эти мастерские, к слову сказать, предлагалось включить в общий комплекс механического заводика, который планировалось начать возводить нынешней же весной.
