Гном - Цивилизаtion
Туземцы начали тренироваться с молотком и зубилом. К концу дня каждый из них выстрадал небольшой блок. Обучение меня удовлетворило. На сегодня хватит. Надо было спешить: до лагеря около четырех с лишним часов ходу.
Выплавив в ближайшие пару дней кувалды и бронзовые клинья, я вооружил моих каменотесов инструментом и, проведя финальную тренировку, велел делать блоки размером примерно в тридцать сантиметров в глубину, пятнадцать в высоту и пятидесят в ширину. Так получался камень весом около шестидесяти килограммов. Его смело можно было нести вдвоем на носилках или в руках, чем и стали заниматься сначала двое, а затем четверо присланных работников. Еще через два дня я понял, что без телеги, похоже, не обойтись. На каменоломне скопилось уже несколько десятков готовых камней. Носильщики не успевали. Появилась реальная необходимость изготовления полноценного колеса.
Очевидно, что легкое колесо со спицами — это слишком долго и сложно. Круг от толстого пня тоже не подходил — колесо должно быть большим, около метра в диаметре, чтобы облегчить езду при отсутствии дорог. Я пошел по самому простому пути. Имея гвозди, мне не составило труда сделать круг из трех сбитых между собой досок.
Но тут встал второй практический вопрос. Вращается колесо, а ось фиксируется или вращается ось с приделанным намертво колесом. И тот и другой вариант мне не нравился по разным техническим причинам, но надо было что-то решать, и я выбрал жестко закрепленную ось. Для быстроты сделал ее из дерева, и первая запряженная туземцами телега поехала в сторону каменоломни.
Правда, радость длилась недолго — при первой же попытке нагрузить на телегу много камней деревянная ось отломилась. Для прочности требовался металл, причем много. Кроме того, нужно было придумать, как сделать глиняную форму для отливки. Таких длинных вещей мы еще не производили. Сложность заключалась в том, что лить придется «в торец», а значит, под желобок у печи форму просто так не подсунешь… Для изготовления бронзовой оси была разработана целая операция. Гладкую деревянную палку обмазали красной глиной и аккуратно обожгли. Получившийся полутораметровый сосуд был вертикально погружен в яму, выкопанную около слива металла из нашей печи. Руды загрузили под завязку, и в отверстие за пять плавок было залито около тридцати килограммов бронзы, которые превратились в тяжеленную ось для будущей телеги. Жуткая расточительность. Осознав, что вместо этого можно было сделать десять топоров, со второй осью я решил пока повременить.
Кстати, о топорах.
Неделя, отведенная мне для производства оружия из камня Кавы, подошла к концу еще в тот момент, когда появился первый прототип деревянной телеги. Топор, который я планировал отдать Сыхо, был сделан заранее, и по окончании срока я отправил с товаром в лагерь команчей двоих воинов из нашего племени и пару гастарбайтеров. Бегом они должны были обернуться меньше чем за тридцать часов, но по истечении времени никто не пришел. Не появилось никого и на второй день.
Когда подходили к концу третьи сутки, и мы начали подумывать о снаряжении новой боевой экспедиции, прибежал один из отправленных к команчам воин. Он, запыхавшись, сообщил, что Сыхо отправил еще сорок мужчин и сорок женщин, и теперь «ждать от Кава одна рука топор». Через полчаса к нашему лагерю подошла толпа голодных безоружных людей.
Вот это поворот! Для Сыхо, конечно, это был отличный ход. Он сгрузил нам довольно захудалых работников, которых ему так или иначе надо было кормить. Взамен же получал пять дивных топоров в неделю.
Команчи робко стояли в стороне, скучковавшись, вероятно, по каким-то родственным признакам. С этой гурьбой надо было что-то делать. В нашем лагере они уже просто не помещались.
Я забросил изготовление телеги — на повестке дня были более острые вопросы. Во-первых, племя, увеличилось почти в два раза, и теперь требовалось как-то удваивать производство еды. Во-вторых, следовало эффективно пристроить к делу все эти руки, чтобы не оказалось, что выплавка топоров занимает больше сил, чем экономят мне эти работники.
К проблеме с едой я решил подойти системно. Основные источники были такие: рыба и моллюски с моря, а также зайцы, молоко и кабанчики с фермы. Это то, что почти не зависело от обстоятельств и требовало минимум усилий. Но этой пищей я с трудом мог обеспечить даже половину своего племени. Оставшийся рацион — птицы и звери, попавшие в силки, плюс всякая растительная пища, которую таскали женщины. Как и где я мог увеличить производство?
Зайцев, конечно, нужно было больше, отдача от них довольно высокая. Только подноси траву, а остальное сделает природа. Нужно строить еще один загон. Это даст быстрый, но не мгновенный прирост припасов, а еда нужна прямо сейчас, максимум — через неделю. Да и загон, по-хорошему, надо строить уже на месте нового лагеря. Та же история с поросятами да козами.
Остаются собирательство, охота и рыбалка. Именно их эффективность и предстояло повысить.
С охотой многое упиралось в веревки. Дичи в лесу полно, но силковый лов осложнялся тем, что попавшие в капкан дикие звери часто перегрызали веревки еще до того, как придет охотник. Крапиву поблизости всю повырывали, и женщины уходили от лагеря до десяти километров в сторону, чтобы принести новые снопы. Рвались снасти и у рыбаков. С веревками была реальная проблема. Современный кризисный менеджер назвал бы это бутылочным горлышком.
На помощь, как обычно, пришел случай. Женщины команчей оказались сильно продвинутыми в части поиска съедобных растений. Рано утром или по пути с работы они приносили к столу корешки лопуха, клубни каких-то мелких кустиков, листья, которые можно было есть как салат и, кроме прочего, на кухню попадали корни иван-чая. В тот знаменательный день эти корни были принесены со стеблем, и я с удивлением обнаружил, что он тоже имеет волокнистую структуру. После стандартного процесса сушки из стеблей этого растения получилась сносная веревка. Она уступала по прочности крапивной, но вполне годилась для силков. Сырья для плетельщиц стало больше — иван-чая в округе хватало. Одно бутылочное горлышко расширили.
Видя, что в изучении съедобной флоры команчи были на голову выше наших, я попросил женщин принести все, по их мнению пригодное для употребления в пищу. Причем не только корешки, но и вершки, чтобы понять, как растение выглядит. К вечеру у меня была небольшая горка грязных кореньев с ботвой. Тыкто объяснил мне, что принесли мало, потому что женщины ждут теплой весны, когда можно будет есть молодые побеги, а сейчас можно найти только корни.
Экспериментируя, я выяснил, что вполне пригодными на мой вкус являются черешок от лопуха (верхняя часть корня), какие-то мелкие клубни, которых я раньше не видел, и камыш (точнее, рогоз), с его крупными клубневидными корнями. Остальное мне не понравилось.
Полученные корешки я пробовал жарить, варить и даже, высушив, разбивать в муку. На удивление, с камышом это получилось. В том смысле, что из муки, полученной перетиранием его корней, удалось испечь что-то похожее на оладушек, который не только выглядел съедобным, но и был таковым по вкусу. Черешки лопуха лучше всего жарились, и впоследствии, обильно посоленные, шли гарниром к мясу. Из размолотого в труху корня иван-чая получалось заваривать что-то вроде каши-киселя, весьма приятной на вкус.
Утвердив новое меню, я определил с десяток наименее сильных женщин на сбор указанных растений и их дальнейшую кулинарную обработку. Нормальных гарниров к мясу давно не хватало, растительная пища была под носом, и странно, что я не озаботился ее детальным исследованием раньше.
Нетронутым полем для оптимизации была рыбалка. Прибывшие команчи, оказывается, тоже ловили рыбу, которая и являлась их основным источником пищи. Причем ловили они, плавая на самодельных плотах-бревнах и кидая в добычу тонкие дротики-копья. Эффективность охоты на рыбу, плавающую около поверхности, была невысокой и уж точно ниже, чем у моих удильщиков. Поэтому сначала я решил обучить нескольких команчей ловить на крючок с бревенчатых плотов. Но затем мне вдруг пришла в голову идея получше.
Я сделал из заготовки для большой корзины почти законченный шар, а внутрь завел зауженное горлышко. Когда получившуюся корзину с приманкой опускали на дно, рыба, тыкаясь в прутья, быстро находила путь внутрь, но не могла найти его назад, так как выход уже отстоял от стенок ловушки. Это был прорыв, схожий с изобретением силков. В дальнейшем, конструкция упростилась (нужно было лишь сделать два плетеных конуса, вставленных один в другой), но суть осталась та же: рыбаки расставляли несколько десятков ловушек, затем объезжали их на плотах и доставали пойманную рыбу. Когда доезжаешь до последней западни, можно уже возвращаться за уловом к первой, поэтому процесс был непрерывным. Веревки не тратились.
