Кир Булычев - Младенец Фрей
Потом, не тратя времени даром, возвратился домой.
Там он заманил в ванную Лидочку и запер, зная, что в фотографической половине особняка никого нет. Затем быстро прошел в свою комнату, к младенцам, которых девицы привезли с прогулки, покормили и уложили спать. Младенцев он задушил. Фрей предпочел не рисковать. Облив комнаты керосином, он ушел. Он был уверен, что Лидочке не выбраться, а от младенцев ничего не останется.
Хоть младенцы ему и надоели и терпел он их лишь по настоянию Сергея Борисовича, их Фрею было жалко; однако существование детей и, возможно, какие-то их дьявольские способности подставляли самого Фрея под удар. Может, и не сегодня, а через год они расскажут что-то опасное. Да и вообще — есть младенцы, есть подозрения, есть поиски. Нет никого в сгоревшем домике — о пожаре скоро забудут. Он полагал даже, что Женька с Ларисой не посмеют рассказывать о своих подброшенных старику уродах.
Фрей ушел спокойно, убежденный, что Лидочка сгорела как жертва исторической необходимости. Он купил в ларьке банку пива «Гиннесс», чего раньше себе даже на радостях не позволял, открыл и выпил, сидя в скверике. Горящий особняк был не виден. Пожарные проезжали другим переулком.
Первой затревожилась Женька. Может, потому, что была в том районе и собиралась заглянуть к своему малышу.
Она шла по улице и увидела дым.
Она побежала. Дым вырывался из комнаты, в которой жил Фрей. Она решила было, что Фрей заснул, не заметив, что случился пожар.
Женька кинулась в дом. К счастью, у нее был с собой ключ. Ключ пригодился, потому что, уходя из дома, Фрей аккуратно запер входную дверь.
Женька пробежала в комнату Фрея и увидела, что младенцы лежат в своих кроватках спокойные и мертвые. В комнате было дымно, занялась мебель. Женька, задыхаясь и все еще ничего не понимая, раскрыла окно, вынесла через него мертвых малышей. Тут прибежали и другие люди, стали помогать Женьке. Женька вернулась в дом и стала искать Фрея. Она решила, что он потерял память. Она даже не поняла еще, что ее сыночек мертв. Когда Женька бегала по заполненному горьким дымом дому, она услышала стук и догадалась, что он доносится из ванной. Потом стук прекратился, но Женька все равно добралась до ванной и вытащила Лидочку. Она вынесла Лидочку — люди подхватили ее — и хотела снова кинуться внутрь, но больше Женьку не пустили, а тут уж подъехала пожарная машина.
Женька принялась откачивать своего ребенка, но безуспешно.
Потом она сердилась на Лидочку, так как в глубине души была убеждена, что не вернись она за ней в горящий дом, то успела бы спасти своего младенца.
Если бы Лидочка сгорела, никто не заподозрил бы Фрея. Ну, жил старичок и сгинул. В наши дни многие старички пропадают.
Следователь допрашивал Лидочку долее других, от остальных совсем не было проку.
Конечно же, Лидочка не делилась со следователем своими подозрениями о происхождении Фрея. А девицы о нем и не знали.
В остальном она рассказывала все как было.
Следователь послушно записывал, он был неласков — ему хотелось бы отправить Лидочку на психиатрическую экспертизу, но оснований к этому не было. К тому же вскрытие показало, что Сергей Борисович в самом деле был отравлен, а дети сначала задушены, затем облиты керосином. Следовательно, Лидочка говорила правду?
Но трудно было поверить в столь злобного старика. Он ведь не числился ни в милиции, ни в собесе. И бумаг Сергея Борисовича не сохранилось.
Женька считала, что в наши нелепые дни старик обязательно вылезет — в Томске или Минске. Поведет за собой людей — у него же такой характер!
Лидочка боялась, что Фрей вернется добить ее. Даже вставила «глазок» в дверь.
Ларису Лидочка больше не видела. И не узнала, был ли второй младенец ее сыном, или это какой-то гений недавнего прошлого, старавшийся избежать смерти.
Глава 4
Март 1992 г
В начале февраля Андрею Берестову позвонил из Питера Костя Эрнестинский. Они были едва знакомы, встретившись лишь однажды, на семинаре по научно-популярному кино в Репине. Андрей попал туда случайно, после неожиданного успеха фильма «Миг истории», снятого по его книге, и чувствовал себя в Доме кинематографистов неловко, как человек, который пришел на банкет без билета и опасается, что его разоблачат и выведут. Костя Эрнестинский, «многогранная звезда», как называла его пампушка-хохотушка Ниночка Беркова, приехал в Репино в числе организаторов, занял три номера, потому что привез с собой компьютер с принтером, совсем новенькую, очень беременную жену, а также взрослую дочь от одного из первых браков, которая разошлась с мужем и, прежде чем заняться поисками следующего, немного переживала разрыв.
Как-то, на третий или четвертый день семинара, поздно вечером Эрнестинский встретил Андрея в коридоре, когда тот шел в холл, к телевизору, посмотреть ночные новости.
Эрнестинский знал по именам, фамилиям и занятиям всех горничных, официанток, шоферов и истопников Дома творчества. Ко всем он был одинаково расположен и равнодушен.
— Прости, Берестов. — Костя Эрнестинский одарил Андрея обаятельной улыбкой и погладил себя по выпуклому животу. — Андрюша, у тебя, конечно же, нечего выпить? Правда ни капли?
Эрнестинский колдовал, потому что надежд на выпивку не оставалось — был двенадцатый час и бар уже закрылся.
— У меня что-то есть в холодильнике, — ответил Андрей. — Я сегодня ждал гостей, а они не приехали. Так что бутылка там неоткрытая.
Андрей говорил виновато — неловко показаться странным человеком, который держит в холодильнике непочатую бутылку. Сам себе кажешься извращением.
— Замечательно, — ответил Костя, стараясь ничем не спугнуть небывалого счастья. — Я тебе завтра принесу две бутылки. Первым делом добегу до станции и принесу тебе две бутылки. А если хочешь — три.
— Не надо две, — ответил Андрей. — Дверь ко мне открыта, бутылка стоит в холодильнике. Номер двадцать третий.
— Знаю, — сказал Костя. — Спасибо тебе.
Андрей продолжил путь к телевизору. Когда возвратился к себе, заглянул в холодильник — бутылка исчезла. Костя здесь побывал.
На следующий день было воскресенье, магазин закрыт, а в баре продавали только плохой коньяк по астрономическим ценам. Потом семинар изжил себя, и все стали разъезжаться. В среду уехал Костя — за ним прибыл «рафик», куда и погрузили технику и две семьи.
Разумеется, бутылку Костя не возвратил. Забыл. Он был очень занят. К тому же ему требовалось много бутылок: ему, собутыльникам — тут уж несложно сбиться со счета. Андрей на него не обижался, тем более что его гости, к счастью, так и не приехали.
А почти через год, в феврале 1992 года, Костя Эрнестинский позвонил Андрею из Питера и сразу спросил:
— Андрюш, у тебя загранпаспорт выправлен?
— Выправлен, — ответил Андрей.
Он еще осенью оформлял паспорт на конгресс археологов в Будапешт, но конгресс лопнул, будучи частью системы социализма. А паспорт остался.
— Считай, что нам с тобой повезло, — сказал Костя. — Завтра Алеша Гаврилин едет ко мне в Питер, передай ему паспорт, добро?
— Погоди, — попросил Андрей, чувствуя, что Костя готов повесить трубку. — А что случилось?
— Провожу круиз, — просто ответил Костя. — Скандинавская общественность кипит желанием помочь свободному русскому народу. Создаем Балтийское кольцо — прогрессивная интеллигенция намерена взяться за руки. Частично оплачивают шведы. Частично подкинет валюты Оскар Бегишев. Ты с ним знаком?
— Нет.
— Ну, тогда познакомишься. Славный человечек.
— А когда круиз?
— С первого по двенадцатое марта. Подробности Алеша Гаврилин изложит при встрече.
Лидочка, узнав о разговоре с Эрнестинским, предположила, что тем руководил комплекс вины. Таким образом Эрнестинский хочет отплатить за Андрюшину доброту. Почему-то Андрею такое объяснение пришлось не по вкусу, словно его обвинили во взятке, о чем он и заявил Лидочке. Лидочке стало смешно, она не успела выключить кофе, и тот убежал. К счастью, именно тут позвонил Алеша Гаврилин, который сказал, что проезжает мимо и готов заехать за паспортом Андрея, а тот так растерялся, что не успел возразить.
Алеша приехал через пять минут, большой, мягкий, добрый, и в ответ на возражения Андрея тут же стал уговаривать его, обращаясь к Лидочке: «Ведь начало марта, шелковый сезон, никакой толкучки, бесплатно и в доброй компании…» Лидочка ответила, что она не возражает, даже рада, если Андрей развеется, а то он с утра до вечера пишет свою монографию, словно человечество стоит на ушах в ожидании этого труда.
— А ты, Лидочка? — спросил Гаврилин голосом, известным стране более, чем голос Высоцкого, потому что Алеша зарабатывал переводом видеокассет, делал это легко и, главное, грамотнее прочих переводчиков.