Андрей Саргаев - Е.И.В. Красная Гвардия (СИ)
Кроме гвардейцев в наличии один министр и один канцлер. Вот кто действительно увлечён рыбной ловлей, так это Ростопчин. Фёдор Васильевич искренне переживал каждый сход более-менее крупной плотвички, а пойманного на голый крючок щурёнка приветствовал настолько радостно, что я заподозрил графа в игре на публику. Но нет, двух окуней и подъязка весом в полфунта он встретил столь же бурно, что и предыдущую рыбину. В первый раз в жизни выбрался на рыбалку? Надо порадовать верного соратника, и не только его одного — сварю царскую уху. Царскую не в смысле указания на главного повара, а по вкусу и качеству. Тем более пара десятков мерных сурских стерлядей заботливо сберегаются в прихваченном с собой бочонке. Поставлю часовых у костра, дабы не пускать любопытствующих, и сварю. Умный человек, если и опознает подмену, то не скажет, а глупых в моём окружении давно не водится.
Уху… и под водочку! Я в будущей жизни водку не слишком жаловал, нынче же вообще предпочитаю коньяк и цимлянское, но скажите на милость, разве уху можно потреблять иначе? Профанация! Да, иные гурманы к рыбным блюдам требуют подавать белые вина… но мы-то помним, что с такими стало после семнадцатого года! Поэтому исключительно хлебная, тройной очистки, и никаких там тминных, анисовых или смородиновых, вместе с ожидаемым эффектом приносящих изжогу и отрыжку.
— Ваше Императорское Величество, клюёт! — подсказывает военный министр Аракчеев. — Подсекайте!
Учить он меня будет… Тем более за время титулования рыбина ушла, обожрав червяка дочиста. Самому Алексею Андреевичу рыбалка надоела, и, бросив удочку на берег, граф развлекается подсказками, из-за чего возле него образовалось пустое место.
— Улов бы почистил, — попрекаю бездельника.
Тот неожиданно соглашается:
— Это можно, государь. Знаете, в последнее время начал задумываться о смысле жизни, и хотелось бы видеть его в гармонии с природой. Есть свои прелести в таких вот рыбалках и прочих крестьянских радостях.
Ага, Жан Жак Руссо выискался, или ещё не родившийся Лев Николаевич Толстой. Отрастить бородищу до пупа, надеть вышитую рубаху до колен, и в народ… И сдохнуть с непривычки на пахоте или сенокосе.
— Ты серьёзно, Алексей Андреевич?
— А что?
— Да так, подыскиваю достойную кандидатуру в министры сельского хозяйства.
— Я не могу, — сразу отнекивается Аракчеев. — Мне и в армейском хозяйстве козлов с баранами достаточно, и ту необъятную ниву ещё пахать и пахать!
Напугался, забрал ведро с рыбой, вытащил из-за голенища нож, и ушёл в тенёк, недовольно ворча. Неужели действительно будет чистить? Чудны дела твои, Господи!
Ну да, точно, закатал рукава гимнастёрки защитного цвета… Хотелось бы посмотреть, как бы он производил это действие в мундире старого образца! Ведь был чуть не первым противником введения новой формы. Был, пока однажды не сел за расчёты с пером и листом бумаги. Одно только единообразие сокращало расходы военного ведомства на обмундирование чуть ли не втрое, а отказ от излишнего украшательства увеличил экономию ещё на довольно круглую сумму. Так что теперь если бы не погоны с зелёными, ввиду полевого выхода, звёздами генерал-лейтенанта, Алексея Андреевича нипочём не отличить от нашего старшины из сорок третьего года.
Недовольство в офицерской среде продержалось дольше, но тут скорее обычное фрондирование, чем что-то серьёзное. Не думаю, будто их благородия скучают по присыпанным пудрой и мукой парикам с буклями и косами, натирающим причинные места лосинам в обтяжку, перчаткам с раструбами, похожими на водосточные трубы. Срамота, одним словом.
Ладно, не будем на отдыхе забивать голову мыслями о проблемах, тем более поплавок из гусиного пера стремительно ушёл под воду. Подсечка… Прямо целый кит! Уж никак не меньше ладони!
А какая свинья верхом по берегу скачет? Неужели обязательно нужно топать копытами, распугивая всю рыбу?
— Срочно! — гвардеец на взмыленной лошади издали машет пакетом. — Аллюр три креста!
И как его такого торопливого не подстрелили патрули? Если только опознали своего… Но Александру Христофоровичу будет обязательно поставлено на вид.
— Срочное донесение от графа Кулибина, Ваше Императорское Величество! — курьер спрыгивает с седла, нимало не смущаясь полусотни нацеленных на него винтовочных стволов, и протягивает запечатанный конверт. — Беда, государь!
Ну всё, пропал отдых. Так и знал, что заботы нагонят даже здесь, но не ждал их столь быстро. И какая, чёрт побери, может быть беда без моего на то разрешения? Кто допустил?
— Давай сюда! — сургуч печатей хрустит под пальцами. Пробегаю глазами по неровным строчкам. — Александр Христофорович!
— Да, государь? — дотоле неизвестно где пропадавший Бенкендорф является по первому зову.
— Объявляйте синюю тревогу и начинайте работать по второму варианту.
— Но… — генерал пытается возразить.
— В задницу твоих воров и шулеров! Работаем, я сказал. Коня мне!
Сестрорецк. Полдень следующего дня.Граф Кулибин нервно мерил шагами комнату, и сидевшему на лавке мастеровому приходилось то и дело поворачивать голову, стараясь удержать высокое начальство в поле зрения. Деревянная колодка на шее, соединённая цепью с кандалами на руках и ногах, не способствовала подвижности.
— Ты хоть понимаешь, что теперь тебе будет, аспид? — в голосе Ивана Петровича уже давно нет ни злости, ни жалости. Там только равнодушие смертельно уставшего человека, отчего собеседнику становится ещё страшнее. — Ты понимаешь?
Понимания нет, есть страх и недоумение.
— Дык это… — пытается развести руками. — Я же шибко пьян был.
Замолкает в полной уверенности, будто всё объяснил и дальнейшие разговоры излишни. Мол, с пьяного какой спрос?
— А ты знаешь, Федька, что пьянство лишь увеличивает тяжесть вины?
— Как это так? — похоже, что это открытие для мастерового стало почище открытия Америки Христофором Колумбом. — Как же так, Иван Петрович? Ведь кабаки-то царёвы… Нешто государь Павел Петрович народу худого желает?
Кулибин плюнул на пол и отвернулся. Почти этими же самыми словами содержатель кабака Пафнушка Кучерявый оправдывал постройку своего заведения прямо напротив входа на Сестрорецкий оружейный завод. Важное казённое предприятие недавно обнесли высоким каменным забором, и вот точно у ворот, стоит только улицу перейти… Многие так и делали в Высочайше утверждённый обеденный перерыв, а кое-кто и с утра заходил поправить здоровье после вчерашнего. И вечером туда же.
Иван Петрович боролся с напастью по мере сил, сначала увещеваниями и штрафами, а потом, пересилив добродушный и мягкий от рождения характер, перешёл к рукоприкладству. Так продолжалось до вчерашнего дня, когда на свою беду приехал из Петербурга академик и барон Товий Егорович Ловиц.
Педантичный и требовательный немец при посещении мастерской по нарезке винтовочных стволов сделал замечание едва стоявшему на ногах работнику, а в ответ получил удар ножом в сердце. Вызванный лекарь только развёл руками и покачал головой — от смерти лекарства ещё не придуманы.
Теперь этот самый Фёдор, закованный в железа, хлопал глазами в ожидании грядущего наказания. Каторга в Сибири или на постройке телеграфа его не пугали — всяко не тяжелее работы на заводе, а вот неизвестность и обещанный лейтенантом государственной безопасности сюрприз вызывали слабость в коленях и стук зубов. О новой «Тайной канцелярии» ходили жуткие слухи…
Стук в дверь. Кто это может быть? Свои вроде как приучены заходить без предупреждения, а чужих просто не пропустит бдительная охрана, оберегающая механика пуще глазу. Впрочем, многим ли она помогла покойному Товию Егоровичу?
— Войдите.
— Разрешите, ваше сиятельство? — на пороге лейтенант Зубрилин, переведённый в МГБ из гвардейских сержантов с повышением в чине. — Иван Петрович, получен приказ из Петербурга об объявлении синей тревоги.
— Так объявляйте, я здесь причём? — удивился Кулибин, не слишком интересующийся армейскими сигналами и прочей терминологией.
— Вы, как высшее должностное лицо, обязаны присутствовать.
— И никак нельзя обойтись?
— Приказ государя, ваше сиятельство. Дабы избежать могущих произойти злоупотреблений властью, — кажется, лейтенант по памяти процитировал присланную инструкцию. — Извольте пройти, Иван Петрович.
— А этого? — небрежный кивок в сторону скованного мастерового.
— Его с собой для очной ставки.
Идти недалеко, всего лишь перейти дорогу до оцепленного солдатами кабака, у крылечка которого в луже крови валяются несколько человек.
— Пытались сопротивляться и вырваться с боем, — пояснил Зубрилин на вопросительный взгляд Кулибина. — Взяли живьём, хотя такого приказа не поступало. Не переживайте, Иван Петрович, эту ошибку никогда не поздно исправить.
