Давным давно была... (СИ) - Колесов Василий
Больно ударившись плечом о дверь машины, от резкого толчка, Макс проснулся. «Опелек» съехал с шоссе на просёлочную дорогу. До бабушкиной деревни осталось минут 15 езды. Справа стояли ещё не убранные хлеба. Из-за леска, куда вела дорога, слышался шум тяжело работающих моторов. Сейчас через лесок, потом прямо по дороге, поворот на право, ещё пара километров и — приехали!
Из леса выскочили несколько мотоциклов и стали выползать угловатые танки с крестами на башнях.
— Сынок, смотри-ка, кино снимают! — удивлённо произнёс Максимкин папа. — А помнишь, я тебе один случай рассказывал, о котором в газетах писали?
— Ага, помню…
Это особое дело было в Белоруссии в 70-ые годы…
" В отделении милиции одного районного центра зазвонил телефон. Трубку подняли:
— Дежурный по отделению старшина Ткаченко.
— Дяденька, у нас в деревне немцы! — испуганно прошептал какой-то мальчишка.
— Ага! А я — китаец под бамбуком! — ответил на дурацкую шутку дежурный и положил трубку, предварительно послав его куда подальше и посоветовав больше так не шутить.
Через несколько минут мальчишка дозвонился второй раз: «У нас правда — немцы, собрали всех у сельсовета, стреляют из автоматов вверх!»
Его послали значительно дальше, пообещав оторвать уши и выпороть, так чтоб сидеть не мог, за такие шутки.
Но парнишка дозвонился третий раз: «Дяденьки, приезжайте скорее, коммунистов и комсомольцев к оврагу повели расстреливать!»
Милиционеры на этот раз ничего не ответили, а отправились в эту деревеньку с единственным желанием: придушить этого мальчишку, а в крайнем — собственноручно выпороть так, чтоб зад был по цвету, как у обезьяны…
А началась эта история просто: трое молодых парней пошли на рыбалку, ну, понятное дело, выпили, а на обратном пути один из них провалился в схрон, в котором после войны прятались от людского гнева полицаи. Чего там только не было: немецкая форма, оружие, боеприпасы, документы, даже консервы. Понятное дело, захотелось всё это примерить — выглядело круто! Ну, молодые парни и решили пошутить — заглянуть в таком виде в ближайшую деревеньку…
В дома сельчан входили немецкие солдаты и на "ломаном" русском языке приказывали всем собраться у сельского совета, угрожая в случае неповиновения смертью. Никто ничего не понимал: ведь уж 30 лет, как мы победили, а тут — немцы! Всех собрали у сельсовета. Что делали немцы во время войны придя в деревню? Выявляли и расстреливали советских активистов: коммунистов, комсомольцев, председателя…
Ну, парни и стали куражиться, мол, коммунисты и комсомольцы — выйти из толпы. Все молчат… И тут из толпы выходит дедуля — местный пастух, низко кланяется и заявляет, что вас-то, родимых, он ждал 30 лет. И показывает: вот это — председатель, это — бригадир, это — секретарь местного комитета комсомола, а вот это — коммунист…
А в это время один мальчишка пробрался в сельсовет и, обмирая от страха (ведь за это не пожалеют — пристрелят), стал звонить в районный центр, в милицию.
В деревне милиционеров, желавших выпороть телефонного террориста так, чтоб сидеть не смог, а лежал только на животе, встретила толпа с причитаниями. Люди просили спасти от смерти своих родственников. Но спасать никого не пришлось, потому что, подойдя к оврагу и немного постреляв в воздух, "немцы" заявили, что это была шутка.
Шутка — шуткой, но молодые парни за неё получили по 10 лет лишения свободы (ношение огнестрельного оружия, угроза смертью и так далее), а дед — пастух оказался бывшим полицаем, военным преступником, на совести которого было не мало загубленных человеческих жизней. Его приговорили к расстрелу… Срока давности по такой статье нет."
Внезапно, с переднего мотоцикла, ударил пулемёт. Пули прошили лобовое и заднее стёкла, в салон и на пригнувшегося от испуга Максима посыпались осколки…
Его папа всегда отличался хорошей реакцией: он резко развернул машину и погнал её по неубранным хлебам. «Опель» запрыгали по ухабам, почему-то открылась дверца, Максим потянулся закрыть её… Резкий поворот и Макс выпал из машины в канаву, которую она объезжала на полном ходу…
Грохот, ослепительная вспышка….
— Па, папа! Ну, где ты? Папа, помоги… — Максим попытался выбраться из канавы. Правая рука опухла, его тошнило.
— Папа, ну пап! — он наконец-то сумел выбраться из канавы и, шатаясь, поднялся на ноги. Метрах в 30-ти догорал, наполовину вдавленный гусеницей танка остов легковушки. Максим, пошатываясь, подошёл к останкам машины…
— Папа, ну где ты?! — крикнул Максим, размазывая по лицу левой рукой слёзы, грязь и кровь. Под его ногами лежал номерной знак отцовой машины.
Сходил за хлебушком…
— Не понял!? — удивлённо произнёс Лёшка, открыв входную дверь своей квартиры и увидев вместо прихожей улицу. Улицу, за дверью его квартиры на 3-ем этаже, и кучу битого кирпича вперемешку с погнутой арматурой внизу. Лёха несколько секунд стоял в растерянности, а потом побежал вниз по лестнице на улицу: половины дома, как раз с того места, где была его квартира, как не бывало.
Несколько минут назад мама попросила его сходить за хлебом в магазин. Он-то сходил, и хлеб принёс, а мамы и дома нет. Лёшка молча бросился на груду развалин и стал с остервенением расшвыривать кирпичи, потеряв всякое ощущение места и времени. Только когда на его плечо легла чья-то рука, Лёшка понял, что совершенно выбился из сил. Он сел на кирпичи и заплакал.
— Ну, что ты, что ты… Что поделаешь… Не ты один… Ну, поплачь, поплачь. Сколько можно? Ведь уже два дня, как в дом бомба попала, смотри, уже даже не дымится, — успокаивал Алёшку мужчина лет сорока, обхватив за плечо. — Тебе что, пойти некуда? Пойдём со мной, вон мой дом, 12-ая квартира. Только вот что-то твоего имени не знаю, хотя знаю всех мальчишек в нашем районе, я ведь учителем в 3-ей школе работаю. Ты из какой школы?
Лешка не ответил. Он до сих пор не мог понять где он и что произошло. Ведь это не его дом и не его город…
Когда они проходили мимо будки с афишами и объявлениями, Лёшка прочитал:
«Чапаев» Смотрите в клубе железнодорожников в субботу 21 и воскресенье 22 июня»
Поход на капище.
Доблестный 8 «К» класс всё-таки ушёл в поход! Несмотря на все попытки директора школы поход «зарезать», ей это не удалось. Самый мальчишечий (всего 4 девчонки и 25 ребят) класс школы под чутким классным (и в прямом, и в переносном смысле) руководством учителя трудов Михал Михалыча (Метал Металыча или просто Металыча) выполнил все её требования: нашли палатки, спальные мешки, короче, всё снаряжение по первому разряду (чтоб кто-то вдруг не заболел); в поход пошёл папа Витальки Афанасьева — капитан полиции и ещё два его сослуживца (чтоб вдруг на детей не напал маньяк). Металыч обещал, что затупит все ножи и топоры (чтоб дети вдруг не порезались), что возьмёт с собой акваланг, а дети будут заходить в воду не глубже, чем по колено (вдруг кто-то утонет), подписал кипу бумаг, разрешений и постановлений…
И вот они в походе. Никитка был в полном экстазе — сбылась мечта (идиота, добавит кто-то). Да — ноги «гудят», да — за плечами в рюкзаке, кроме личных вещей, ещё продукты (всего, наверно, килограммов под 20), до очередного привала минут 30, а до славянского капища (цели краеведческого похода) ещё километров 10! Много это или нет? Идиоты или нет? Пусть это обсуждают те, кто ни разу в поход не ходил.
У Никитки, как говорил по телевизору Кашпировский (про него мама рассказывала), прозвенел «звонок», и он решил остановиться и «позвонить». Как назло, девчонки шли в завершении цепочки, «грязно домогались» и тиранили глупыми вопросами типа: «А работать в милиции страшно?» замыкающего — Виталькиного отца, Сергея Ивановича…
— Ты, чего остановился, Никитос? Устал? Давай подсоблю.
— Не, Сергей Иванович, "позвонить" надо….
— А что, по ходу, без остановки — не судьба?
