Мурчание котят (СИ) - Агатова Анна
— Как такое возможно?
Вблизи Мариджн казался не просто растерянным. Он был постаревшим лет на пятьдесят: безвольно обмякший в своём кресле из маленького кленового листа, затканного мягким бархатом, бледный в прозелень, с горькими морщинами у рта, со страдальчески сведёнными над переносицей бровями. И всё, что он смог в такой ситуации сделать, — беспомощно развести руками…
И от этого его жеста у Идоны в глазах заплясали белые точки, а ноздри раздулись. Злость. Раздражение. Жажда резких движений и гортанных звуков. И всё это… ненависть?
Как же это типично для главы стейта в Южном Влажном Лесу — признаться в беспомощности, развести руками, жалостливо скривиться! Идона сцепила зубы, чтобы ничего не сказать, и вновь опустила глаза в бумаги.
В коротких донесениях значилось: в поселении Чарное неизвестный зверь учинил кровавую бойню, погибли десятки людей, а в поселении Болотица вовсе не осталось никого живого. А подробности ужасали — вспоротые чем-то крупным и острым животы, выгрызенные внутренности, оторванные конечности…
Как такое может быть?!
Последнее происшествие в Болотице замечено было случайно — человек, шедший Лесными тропами куда-то на север, зашел в поселение, чтобы набрать воды. Обнаружив окровавленные трупы зверски убитых людей, отправил почтового голубя прямо из башни связи Болотицы с подробным описанием увиденного шефу стейта и ближйшим соседям. Судя по неровным буквам и кривым строчкам, человека сильно трясло.
"Страх, ужас, паника", — не почувствовала — поняла Идона.
Она встряхнула головой, будто хотела избавиться от наваждения, отогнать вставшие перед глазами чудовищные картины. Это какой-то бред воспалённого мозга. Невозможно! Неужели, на всё поселение не нашлось ни единого человека, который бы смог сопротивляться и отправить голубя?
— Что это за зверь и откуда он мог взяться? — Идона озвучила самый первый и самый логичный вопрос.
Мариджн обессиленно откинулся на своём дорогом стуле.
— Я не знаю… Не было заявлено о работах с крупными животными ни в одной лаборатории нашего стейта. Не могу даже представить…
Идона с трудом сдерживала злость: как этот человек управляет стейтом?! Приди кровожадное чудовище к ним в поселение, шеф даже не подумает сопротивляться, а выйдет вперёд, с этими горькими складками у рта, с пустыми руками — вот он я, берите меня, ешьте, потрошите! Ох уж эти руки, не знавшие ни лука, ни камня, знакомые только с лабораторными инструментами и посудой!..
Хотелось выкрикнуть оскорбление прямо в это немолодое лицо, хотелось заставить двигаться, что-то делать, что-то решать… Ведь даже до перьевых ручек шеф не дотягивался из-за своих опытов. Когда он последний раз требовал отчёты со всех поселений стейта? А нужно навести порядок, спросить со всей строгостью!.. Идона притушила клокочущий гнев — не сейчас, не время, не тот момент.
Недавно она почти случайно углубилась последние, но очень давние отчёты всех поселений их стейта. И сколько же обнаружила там нестыковок и явных подтасовок! Отчёты сквозили дырами и умалчиваниями, но зато были богаты жалобами на трудности, как болото — квакающими лягушками. Из этих отчётов получалось, что малые проекты в поселениях реализовывались мало и редко, а большие были слишком трудны или объёмны, чтобы показать результат.
Читая отчёты, она думала, что отписки даже не пытались сделать правдоподобными. А с сильным шефом стейта так себя не ведут! Не подсовывают ему всякую чепуху вместо отчёта. Конечно, никто не будет уважать тебя, если ты только и можешь, что перебирать инструменты и бумаги, а воли нет и властью воспользоваться не можешь. И, конечно, кто угодно при таком состоянии дел мог проводить опыты с крупными или хищными животными и не показывать ни их, ни их результаты.
— Уважаемый шеф, позвольте сказать слово, — Идона, проявляя подобающую вежливость, поклонилась, и длинный хвост её волос упал на лицо. Распрямляясь, она резким движением, противоречащим уважительному тону, отбросила волосы с лица. — Стоит собрать шефов всех поселений и строго спросить, в чьей лаборатории проводились эксперименты с животными. Вывести огромного кровожадного зверя не так-то просто. Каковы были причины таких опытов? Каковы цели? И, самое главное, — кто эти цели ставил? И почему вы, глава стейта, не знаете об этом?!
Перед глазами Идоны уже мелькали картинки этого разговора: строгость, жесткость, а лучше плеть из колючей лианы. Пусть сначала скажут всё, пусть признаются, а потом будут наказаны. Обязательно наказаны!
Дыхание участилось, а во рту появился железный привкус, как на охоте, когда остаётся сделать то самое последнее движение, после которого добыча остаётся лежать, истекая кровью. Вот так нужно наводить порядок! И никаких лицемерно вежливых слов и лживых улыбок, которые отец называет дипломатией!
Усталый взгляд Мариджна упёрся в её лицо. Идона снова вздёрнула подбородок и расправила плечи, упёрлась руками в бока и чуть отставила ногу. Она залюбовалась бы собой, если бы смогла посмотреть со стороны, — гордая, прекрасная, сильная, в сияющих доспехах из муравья-гиганта!
— Дочь, ты слишком молода и прямолинейна. Нельзя так. И потом… это сейчас не главное, — шеф, а, по совпадению ещё и отец, словно ледяной водой окатил.
Ах, молода?! Она молода?!
Идона очень не любила, когда ей говорили о возрасте. Она уже давно не девчонка, ей восемьдесят, её успехи на Лесных тропах не знают равных! То, что в лаборатории отца она лишь последний помощник, так что же? Никто и никогда не ориентировал её на научные результаты, а сама она больше удовольствия находила на тропах Леса, чем в экспериментах поселения.
И то, что сейчас скажет отец, она хорошо знала. Сразу же следом за разговорами про возраст речь всегда заходила о необходимости семейного союза.
Он уже много лет подталкивал её к замужеству, потому что ждал от единственной дочери преемника. Да, да, потому что именно в их роду всегда рождались самые сільные дети стейта в Южном Влажном Лесу.
Но Идона не хотела обсуждать эту тему. Поэтому она поспешила проявить так любимую отцом “дипломатичность”, — а в её понимании охотничью хитрость — и сместила внимание с себя на дела текущие.
— Что же тогда главное, уважаемый Мариджн?
Отец, просветлевший лицом и явно настроившийся на воспитательную беседу, за которой так легко забыть все невзгоды текущей минуты и почувствовать себя значительным, сник. Идона злорадно усмехнулась, но опять же “дипломатично” прикрыла лицо рукой, делая вид, что прячется от особо яркого луча солнца, чудом прорвавшегося сквозь высокий полог Леса.
— Главный вопрос в том, нужно ли сообщать в Центр или нет, — пожевав губами, неохотно ответил отец.
Идона в душе захохотала — ну надо же, какие проблемы! Будь она на его месте, уже взяла бы ружьё, «пьяных» пуль к нему, лук с отравленными стрелами и тесак, и пошла искать этого зверя, кем бы или чем бы он ни был, а не сидела и не думала, отсылать гранд-шефу почтового голубя или нет. Она бы сама разобралась с проблемой и имя своё увенчала славой! И тогда, наконец, все поняли, кто достоин быть главой стейта, отметя всякие глупые предрассудки.
Но внешне никак не проявила своих эмоций, лишь уважительно склонила голову, показывая, что внимательно слушает.
Отец не мог решить, отсылать ли донесение в Центр. Он боялся! И Идона точно знала кого — Дукса, гранд-шефа планеты. Уже не однажды уважаемый Мариджн так же сутулил плечи над посланием в Центр, размышлял слать или не слать, прочтёт ли гранд-шеф на этот раз или снова оставит без внимания. Рассуждал и не замечал, что говорит сам с собою о том, что Дукс там, в столице, совсем зажрался и забывает о них, живущих на периферии.
Идона всегда брезгливо морщилась от осознания, что шеф Мариджн, этот велеречивый пустозвон и слабак, её отец. Это ещё одна ошибка Леса-Прародителя: у неё, такой сильной, смелой и решительной, такой слабовольный и мягкотелый отец. Как вообще можно быть таким?
