Федор Вихрев - Смертный бой. Триколор против свастики
«Вечером 24 июня погода, наконец-то, наладилась, и наша эскадра в полном составе перелетела на аэродром Бяла Подляска. Я зарулил свой самолет на стоянку и, пока его готовили к вылету и подвешивали бомбы, вместе со своим заместителем, гауптманом Александером Глэзером, сел в машину и направился в штаб, чтобы обсудить план бомбовых ударов по частям русских в районе Белостока и Бреста. Высоко в небе пели моторы „стодевятых“ 51-й истребительной эскадры Вернера Мельдерса, у края летного поля уставили в небо тонкие стволы 37-сантиметровые зенитки, и мы чувствовали себя в полной безопасности. Неожиданно я услышал странный, на грани восприятия, шелестящий звук. Он быстро нарастал, делаясь все ближе и ближе, я приказал остановить машину и вышел, чтобы увидеть его источник. Он не заставил себя ждать: шелест превратился в оглушительный грохот, заставивший все мое существо сжаться в комочек. Из-за деревьев, на высоте в несколько сот метров, выскочил летательный аппарат со скошенными, прижатыми к корпусу крыльями, с хищным острым носом, похожий на наконечник огромной стрелы. С невероятной скоростью он промелькнул над моей головой и прошел вдоль взлетной полосы в сторону позиций зенитчиков. Я увидел, как от него один за другим отделилось несколько продолговатых предметов, которые лопнули в воздухе, разбрасывая множество темных точек. Еще секунда — и не успевшие сделать ни одного выстрела зенитные орудия исчезли в облаках сотен разрывов, а в атаку уже заходила следующая адская стрела. Сброшенные ею бомбы с нечеловеческой точностью легли в склад боеприпасов, и земля подо мной начала содрогаться. Я стоял как парализованный, не в силах сдвинуться с места и не понимая, что буквально в ухо кричит мне мой заместитель. Потом выяснилось, что он пытался заставить меня лечь на землю… Шелестящий гром накатился еще дважды. На этот раз удар пришелся на стоянки самолетов, превратившиеся в море огня и дыма. Между тем стреловидные самолеты невиданно быстро набрали высоту, превратившись в еле видные точки, описали дугу и в пологом пикировании пошли на второй заход. Отважные „ягеры“ воздушного патруля попытались сблизиться с ними, но куда там… Разница в скорости была просто чудовищной. Один из пилотов Bf.109 отчаянно бросил свою машину в пикирование, надеясь перехватить атакующий самолет противника. На мгновение мне показалось, что ему это удастся…
Но пилот следующей „стрелы“ чуть довернул острый нос своего дьявольского аппарата, я услышал пульсирующий звук, и струя огня уткнулась в нашу машину. Bf.109 сложился в воздухе, как комок бумаги, затем вспыхнул и бесформенным клубком огня упал на окраину деревни. Такая же судьба постигла и его ведомого. Почему-то в этот момент перед моими глазами на секунду встала совершенно другая картина: шесть двухмоторных самолетов с красными звездами один за другим падают на землю. Я моргнул и вновь увидел то, что происходит на самом деле: адские стрелы по очереди прошлись над тем, что еще недавно было аэродромом, поливая его огненными трассами. Затем две „стрелы“ улетели, а две сделали еще один заход. Первая сбросила еще несколько бомб, которые лопнули в воздухе, но новых разрывов на земле не последовало. А затем произошло то, что окончательно повергло меня в ступор: я увидел, как прижатые к фюзеляжу крылья прямо в воздухе повернулись, и невероятная машина стала похожа на обычный самолет, только без винта. Он с громом пролетел над сотворенным им адом — видимо, вражеские пилоты фотографировали результаты своего удара, и прошел от меня совсем близко. Я отчетливо увидел скошенный назад киль, нанесенные на него красные звезды с бело-синей окантовкой, синие цифры „38“ на фюзеляже и крохотную голову пилота в белом шлеме за стеклом кабины. Только тут я понял, что этот аппарат, только что совершавший маневры, которые не сможет повторить не только „Штука“, но и ни один, даже самый совершенный, истребитель, на самом деле размерами не уступает четырехмоторному бомбардировщику FW.200 „Кондор“!
Настало время подсчитывать потери… Большая часть наших Ju.87, наших великолепных „Штука“, которые мне так нравились и которыми мы все так гордились, превратились в груду догорающих на земле бесформенных обломков. Под бомбами погибло множество отличных пилотов, заработавших славу и ордена в небе Британии и Балкан, таких, как оберст-лейтенант Хельмут Брук, гауптман Альфонс Ортхофер и гауптман Хельмут Боде. Но это был еще не конец трагедии… Как оказалось, русские (а теперь уже никто не сомневался, что чудовищные машины, всего за два захода уничтожившие нашу эскадру, были именно русскими) буквально засеяли всю территорию аэродрома мелкими, размером с мячик для лаун-тенниса, минами, от каждой из которых тянулось несколько тонких нитей, образующих смертельную паутину. Стоило коснуться хотя бы одной такой, совершенно незаметной в траве ниточки, как мина взрывалась, буквально нашпиговывая несчастную жертву сотней мелких осколков. На одной из таких мин и подорвался командир эскадры граф Клеменс фон Шенборн-Визентхайд, который попытался организовать тушение пожаров, вынос раненых и спасение того, что еще можно спасти. Какая печальная ирония: выжить в небе над Англией и Ла-Маншем, заслужить Рыцарский крест и погибнуть на земле от противопехотной мины… Хуже того: оказалось, что эти чертовы шарики совершенно невозможно обезвредить, и во время попыток разминирования погибло несколько саперов из дислоцированного неподалеку инженерного батальона. Солдаты из аэродромного обслуживания попытались просто обозначить вешками опасные предметы, но буквально через час мины сами начали взрываться, иногда поодиночке, иногда — целыми группами, причем в совершенно непредсказуемом порядке, так что окончательно приступить к спасательным работам мы смогли только через двое суток. Естественно, за это время большинство раненых, сумевших выжить непосредственно во время налета, умерли. В общем, 77-я эскадра прекратила свое существование как боевая единица. Я с ужасом смотрел на разрушения, которые нанесли аэродрому всего лишь четыре вражеских самолета за два захода, и все яснее понимал, что, начиная эту войну, мы совершили смертельную ошибку, которая будет иметь для Германии самые роковые последствия».
Вечером того же дня, на аэродроме в Белоруссии начальник оперативного отдела 455-го бомбардировочного с удовольствием просматривал аэрофотоснимки, запечатлевшие результаты дневной работы летчиков его полка. На снимках из Бяла Подляска он задержался особенно надолго… Затем вытащил из-под стопки рапортов потертую книжку, на обложке которой значилось «Хазанов Д. Б. 1941. Горькие уроки: Война в воздухе», открыл заложенную полоской бумаги страницу и негромко произнес: «Интересно, этот Пабст выжил? А то так уж он вкусно расписывал, как „мессеры“ пачками СБ валили… Если выжил — теперь другое писать будет!»
Максим Андреев. Выживальщик. Нижегородская областьНесмотря на ударную дозу алкоголя, Макс так и не смог сразу уснуть.
Еще бы. Вот она — «мародерочка» во всей красе. Все оказалось не так, как они рисовали на форуме.
Автолавка должна была пройти по той самой «кэмэлтрофитрассе», на которой застряла их «газелька».
Они успели соорудить засаду буквально в паре километров от деревни. Принесли сваленную старостью сухостоину, положили ее поперек дороги и улеглись в кустах. Ольга — с левой стороны, Макс — с правой. Рустэм, время от времени, переползал с одной стороны дороги на другую. Лишь около четырех часов дня они услышали натужный рев мотора. К тому времени Макс уже замучился бить комаров, радостно оживших под солнцем. Рустэм же вышел на саму дорогу. Камуфляж, болотники, «Сайга» за спиной, рюкзачок за спиной — типичный охотник, коих немало ползает осенью по просторам России.
Автолавкой оказался типичный лупоглазый «газик-фургон». Полсотни третий, который.
Рустэм махнул рукой. Машина остановилась, фыркая двигателем. Из кабины высунулся пожилой водитель. Потом они пошли к бревну. Макс старательно держал мужика на мушке своего «Наганыча». Когда мужик нагнулся к бревну…
Рустэм резко ударил прикладом по затылку. Мужик кулем свалился в подсыхающую грязь. Из кабины выскочила какая-то жирная баба и заорала на весь лес. Внезапно, сам для себя Макс выстрелил. Выстрел оглушил его, и он зажмурил глаза, продолжая жать и жать на спусковой крючок. Поэтому он не увидел, как Рустэм плюхнулся в ту же дорожную грязь, по которой маслянисто расплывались ручейки крови из проломленного черепа водителя. Не увидел и того, как Ольга спокойно вышла из своих кустов. Подошла к визжавшей бабе-продавщице и всадила в упор две пули из своего травматического пистолета.
Потом Рустэм долго орал на Макса. И когда подгоняли «Ниву», чтобы перегрузить продукты в нее. И когда отгоняли «газик» в лес. И когда закапывали трупы водителя и продавщицы.
