Александр Маркьянов - Сожженные мосты. Часть 2
-Что там? - тихо спросил он
Граф Священной Римской Империи** Валериан Сапега скользнул в толпу, незаметно, как он умел это делать - все выяснит, все доложит...
- Возможно, явился кто-то, удаленный от двора - негромко сказал еще один достойный представитель польского магнатства, князь Священной Римской Империи Людвиг Радзивилл. При польском дворе он служил казначеем не один год, и ударными темпами поправлял свое благосостояние, несколько промотанное своими предшественниками. Злые языки говорили, что Радзивилл поставил спиртзаводы чуть ли не в своих ординатских замках, в подвалах, где ранее хранились более благородные и тонкого вкуса напитки***.
- Не хотелось бы. Скандал был бы сейчас не кстати...
Все те, кто сейчас собрался на балу были поляками нового времени - новыми поляками. Из тех, кто ненавидит Россию, но кроме громких речей и какого-то количества денег не готовый сам лично сделать ничего, дабы сбросить москальское иго с Польши. Все они - Жолкевские, Зборовские, Потоцкие, Радзивиллы, Сапеги - все они удивительным образом вписались в жизнь новой, восстановленной после мятежа и массовых беспорядков 1981 года Польши. Понимая, что недалеко и до новых беспорядков, после восемьдесят первого власть сделала иезуитски хитрый ход - расколола сопротивление. Это как чайник - если его поставить на огонь и не давать выхода пару - рано или поздно он взорвется. Ежели выход пару давать - весь пар и уйдет через свисток, никакого взрыва не будет.
Вот и шляхта была тем самым паром, который уходил в свисток. Они собирались при дворе, произносили дерзкие речи, грозили москалям неисчислимыми несчастьями, фрондировали как могли. В Варшаве выходили несколько подпольных антироссийских газет с возмутительными материалами и карикатурами, в том числе и на Высочайшее имя - типографии их никто особо не искал. Этим и заканчивалась освободительная борьба большей части поляков - прочтением запрещенных газет и возмутительными, бунташскими высказываниями. Со шляхтой было еще проще - ибо каждый нашел свое место в этой жизни и терять его не хотел. Поводов для уголовной ответственности было более чем достаточно - подпольное винокурение, участие в контрабанде, скупка краденого, подделка ассигнаций и гербовых бумаг****. Уклонение от уплаты пошлин, сборов и податей - любимая статья Уголовного Уложения. Поэтому, подавляющая доля шляхты перешла от реального насилия к очень жесткому условному - демонстративная фронда и произнесение возмутительных речей.
И бал был их территорией. А появление на балу москаля грозило стать искрой, способной поджечь бочку с порохом.
- Не пора, Ваше Величество? - спросил третий придворный, стоящий рядом с королем, невысокий, толстенький Ян Потоцкий, главный церемониймейстер при дворе.
Царь мельком мазнул взглядом по золотым часам "Вашерон Константин", которые он носил на иноземный манер - циферблатом вниз, а не вверх. "Павел Буре"***** был при этом дворе явно не в фаворе...
- Немного подождем. И Борис где-то шляется...
- Их высочество, цесаревич Борис изволили телефонировать, что задерживаются.
- Хорошо хоть телефонировать додумался...
Из толпы вынырнул Сапега
- Ваше Величество... на пару слов.
Государь кивнул, они сдвинулись чуть в сторону, к стене, придворные демонстративно отвернулись, хотя не пристало сомневаться в том, что уши они навострили до предела.
- Ваше величество, здесь москаль - негромко сказал Сапега
Царь Борис недоуменно поднял выщипанные по польской моде брови. Хорошо хоть голову не обрил******...
- Москаль?
- Именно, ваше величество, москаль! Молодой человек в форме одного из русских гвардейских полков.
- У кого хватило ума на столь дерзкую выходку?
Сапега немного замялся
- Говорите же, Валериан - подбодрил его царь
- Ваше Величество, я этого молодого человека никогда раньше не видел - сказал Сапега
Царь провел рукой по короткой, "мушкетерской" бородке.
- У него был пригласительный билет? - иронично спросил он
- Не могу знать, Ваше Величество
- Извольте выяснить это, спросите у стражи, как москаль сюда попал. Переговорите, узнайте кто он такой и что ему здесь надо.
- Слушаюсь, Ваше Величество... - Сапега снова канул в людское море
Царь посмотрел на часы. Как некстати... Надо объявлять контрданс*******... иначе не миновать драки...
- Господин Потоцкий!
- Я здесь, Ваше Величество.
- Извольте начинать. Бориса ждать не будем.
- Слушаюсь!
Главный церемониймейстер двора отвернулся и начал бешено жестикулировать перед оркестром, давая указания. Первые звуки венского вальса, величавые и плавные, поплыли над людским морем...
Графиня Елена в ожидании начала танцев "тусовалась" с подругами в одном из углов просторного бального зала, нетерпеливо постукивая каблучком о паркет и не слишком обращая внимания на снующих вокруг шляхтичей. Ей было скучно - убийственно скучно, и на бал она пошла только по настоянию родителей, дабы подбодрить "предков". Ей не нравилось здесь - ни начищенный до блеска дорогой наборный паркет, ни ароматизированные свечи, дававший тяжелый, какой-то удушающий аромат, ни вьющиеся вокруг хлыщи. Как ни странно - нрав графини Елены был далеко не шляхетский, и она сейчас с куда большим бы удовольствием оказалась... например в "Летающей тарелке" на Маршалковской, где можно курнуть конопли веселья ради и где почти у всех посетителей волосы раскрашены во все цвета радуги. Она знала и то, для чего послали ее сюда родители - подыскивать жениха. Род Ягодзинских был ни богат и не беден, у них были деньги, но не было собственных земель, на что так обращала внимание шляхта при определении знатности той или иной фамилии. Однако, графиня Елена была потрясающе красивой (по-польски красивая как ни странно "урода"), и можно было надеяться на хорошую партию с кем-нибудь из придворной шляхты...
Сейчас она, прикрывшись веером, вела скучный и ни к чему не обязывающий разговор с подругами. "Вела сольную партию" в разговоре некая Анна Выжелковская, не красивая, но и не дурнушка, любительница сплетен, осведомленная о любовных страстях доброй половины варшавского света...
- Так вот... - Анна на этом месте непристойно хихикнула - князь Ян и решил проследить, куда это ходит ее благоверная, понимаете. Ну и проследил...
- И что?
- Выломал дверь... а там его невеста... с одним старичком...
- В коленно-локтевой позе!
Дамы непристойно захихикали, обмахиваясь веерами. Историю эту уже более-менее знали, про то как некая дама из довольно благородного рода... решила подзаработать немного денег. Старик этот был владельцем доброго десятка отелей в одной только Варшаве и деньги у него водились. Теперь сия дама, известная в варшавском свете как "Натали" была беременна и не знала от кого. Кости тут было перемывать... недели на две точно.
- Князь Ян такой милашка... - мечтательно проговорила графиня Кристина, уже длительная время о нем мечтавшая и теперь готовая ринуться в бой, ибо путь был свободен.
- Хелен?
Графиня Ягодзинская недоуменно посмотрела на сплетницу Выжелковскую
- А расскажи нам, как у тебя дела с цесаревичем?
- С цесаревичем?
- О, Хелен, не говори, что ты ничего не поняла... - при этих словах сплетница плотоядно улыбнулась - об этом знает пол Варшавы. Как он на тебя смотрит...
- Ты должно быть ошиблась. Ему больше нравится смотреть на мальчиков из "Голубой лагуны"...
- Да брось. Ему надо жениться, он ведь не глупец и понимает, что без супруги не сможет унаследовать польский престол.
- Жениться? - графиня Елена недобро улыбнулась - или замуж выходить?
Увы, это было чистой правдой. Цесаревич Борис был мужеложцем, и об этом перешептывалась половина Варшавы. К мужеложству (истинной мужской любви, как тут иногда говорили) его пристрастил один из придворных: при польском дворе содомиты вообще чувствовали себя очень вольготно и в полном праве. Странно - но никто из шляхты не поднял рокош и не потребовал лишить цесаревича Бориса права на престолонаследие. Польша всегда была более свободной и прогрессивной страной, чем "немытая Россия" и к различным "меньшинствам" здесь относились с пониманием. Нравится заниматься мужеложством - твое личное дело. Собственно говоря - в среде польской молодежи мужеложство давно было не смертным, содомским грехом, караемым публичной поркой, заключением и отлучением от церкви, а неким элитарным развлечением. Среди студентов Варшавского политеха ходила поговорка, что каждый мужчина должен хоть раз в жизни посетить гей-клуб. Зная о такой вольности нравов, в Варшаву нередко переселялись "подданные альтернативной ориентации" или попросту - содомиты - из Москвы, Санкт Петербурга и других русских городов.
