В. Бирюк - Найм
Конфуцию было 33, он был выскочка, карьерист, государственник и патриот. А теперь пришёл учиться у патриарха. Лао было 87, и он ответил… внятно.
Конфуций, всегда неукоснительно соблюдавший правила приличия, занял в высшей степени почтительную позицию. Он хотел учиться. Он рассказал Лао-цзы, что искал истину с самого начала своей карьеры, не имея к тому никаких побудительных мотивов, кроме стремления быть полезным государству и народу. Ну, если не считать низкого происхождения от изгнанной из дома хозяина наложницы, в упор не видящей приблуду родни и постоянной нищеты и оскорблений с раннего детства.
Лао-цзы встретил почтительное приветствие и слова молодого человека довольно резко: «Избавьтесь от самодовольного вида и множества желаний, от привычки втираться в доверие и необузданной воли. Они вам совершенно ни к чему — это все, что я имею сообщить вам».
Конфуций «сделал благородное лицо», подал в отставку с должности «главного погоняльщика овец и баранов», но не устроил себе харакири, а добился увольнения мудреца.
«Патриот и государственник» подсидел «смущённого налоговика». Всё, что «не к чему» — оказалось «к чему». Бедному Лао-цзы, который всю жизнь провёл в архиве, пришлось выйти из императорского дворца в незнакомый, дикий и пугающий мир. Это было настолько не похоже на прежнее, контраст был столь велик, что он написал:
«Повседневный мир людей ясен и очевиден,
один лишь я живу в мире смутном,
подобном вечерним сумеркам».
Когда простые люди «выходят на большую дорогу» — они становятся бандитами. С мудрецами хуже — они превращают всю дорожную сеть в Путь, в Дао.
Лао-цзы получил выходное пособие в форме старого смирного буйвола удивительной чёрно-зелёной масти и отправился в «куда глаза глядят». Глаза буйвола смотрели на северо-запад, в сторону пустыни Гоби, а «мудрому младенцу» было всё равно. Лишь бы убраться из-под налоговой юрисдикции в конфуцианском исполнении.
«Старый ребёнок» был мудр и прозорлив: несколько последующих столетий показали, что приход в любом из королевств к власти поклонников Конфуция, с их неуёмным стремлением к общенародному благу и гармонии в государстве, всегда сопровождается террором, превосходящим по своей жестокости и масштабности обычные феодальные разборки. Только дикие кочевники сравнимы по разрушительному эффекту с представителями конфуцианцев — «школы образованных людей».
Конфуций выдвинул идеал государственного устройства, в котором при наличии сакрального правителя, реальная власть принадлежит «учёным», совмещающими в себе свойства философов, литераторов и чиновников. Государство отождествлялось с обществом, социальные связи — с межличностными, основа которых усматривалась в семейной структуре. Семья выводилась из отношений между отцом и сыном. Функция отца принималось аналогичной функции Неба. Поэтому сыновняя почтительность была возведена в ранг основы добродетели.
Древние евреи тоже так думали: «Чти отца своего». Но в Торе — это лишь одна из десяти заповедей. Остальные — несколько притормаживают абсолютность маразма, до которого человечество доводит реализацию любой философской посылки. У китайцев тормозов не было.
Каждый очередной правитель объявлялся «отцом нации». Принцип знакомый: в российской истории он звучит постоянно — «государь-батюшка», «матушка императрица». Чиновники, «мудрецы», «особы приближённые к императору», получали, соответственно, статус «старшего брата» и «учителя». Полная противоположность состояния «слуга народа», принятого в древнегреческих полисах. Именно этот путь прошёл Древний Рим, когда его «слуги» времён Республики стали его «господами» времён Империи. Со столь естественным и логичным обожествлением очередного новоявленного «отца нации».
Несколько экземпляров «отцов» разных «времён и народов» функционировали и в 20 веке. Последствия деятельности таких… «всенародных батюшек» — чудовищны. Но в Древнем Китае им не позволяли выступать на митингах и съездах («неприлично — не сакрально»), а немедленно задвигали в очередной «Запретный дворец». Причём собственно «властные функции» реализовалась ничем не ограниченными «эрудитами». Абсолютная бюрократия. Вполне по «Республике» Платона. Или — «неизвестные отцы» из «Обитаемого острова» Стругацких. Соответственно, скорый «бздынь» в каждом очередном королевстве — близок и неизбежен. При всём обилии красивых слов, прекрасных мыслей, высоком профессионализме и глубоком философизме.
Лао-цзы, похоже, уловил это будущее по самодовольной физиономии «отца-основателя». И свалил в эмиграцию.
Но тут — «оба-на! иди сюда!» — таможня. Причём, весь личный состав подразделения — уже «в грязь». История не сохранила рецептуры того, что пили или курили чуйские таможенники в тот исторический период. Если царство — «Чу», то какие ещё таможенники там могут быть? Хотя… можно — «чуйные». Или — «чуёвые». Достоверно известно только то, что незадолго до обнаружения Лао-цзы на заставе наблюдали пятицветные облака.
Главный из погранцов по имени Инь Си, встретил Лао-цзы торжественно. У него уже бывали видения. В соответствии с наблюдаемой пятицветностью всего… наблюдаемого.
Инь Си заблаговременно соорудил хижину из травы и тростника, чтобы дождаться пришествия великого мудреца, и, усевшись в дверях, безотрывно следил за дорогой, уходящей в Китай. От вида всего остального его просто мутило и выворачивало.
В должное время бдение Инь Си было вознаграждено. Он увидел приближающегося к нему по извилистой пыльной тропинке огромного зеленовато-чёрного быка. На неуклюжем животном ехал верхом маленький старичок с длинными белыми волосами и бородой, съёжившийся в складках накидки из грубой ткани. Одарённый внутренним зрением Инь Си мгновенно понял сердцем, что это и был тот учёный, которого он ждал.
На радостях добавили. Для прояснения «внутреннего зрения» и укрепления «сердечного понимания».
Но некоторые… китайцы уже тогда ставили свои меркантильные интересы выше хорошего настроения коллектива. Лао-цзы сопровождал его слуга Сюй Цзя, который служил мудрецу много сотен лет. Ну что вы так удивлённо смотрите? Обычный договор найма без фиксированной даты окончания.
— Служишь? Ну и служи. Денег-то тебе всё равно не платят.
На заставе Сюй Цзя стал требовать от Лао-цзы плату за все столетия. Что, задержкой зарплаты кого-то ещё можно удивить? Хоть в моей России, хоть в Древнем Китае.
Да, Мара, Лао-цзы не дожил ещё до ста лет, а слуга у него служил уже несколько веков. Но так написано в древних книгах этих мудрецов. Видимо, служба у мудреца-налоговика считается как на фронте: «год за три».
Требования Сюя выглядели очень… «суёвыми». И тогда Лао-цзы вынул из-под языка слуги талисман. Жадина, он же — борец за права трудящихся и справедливый уровень вознаграждения, тут же рассыпался в прах, как будто умер естественной смертью много лет назад.
Инь Си попросил Лао-цзы воскресить слугу, типа: хочу мерзавцу в глаза посмотреть. «Мудрый ребёнок» положил талисман на горстку праха, и слуга ожил.
Поставьте себя на место шефа таможни, с учётом того, что, согласно жизнеописанию, Инь Си был мудрым и добродетельным человеком, однако никто об этом не знал, так как он тщательно скрывал свои достоинства. Что, впрочем, типично для таможенников.
Он скрыл их и в этот раз. Придворный, держатель всех архивов, включая налоговые, пытается сбежать из страны. Обыскать! Шмон продолжался три дня, пока не допили… «источник пятицветности». Ничего! Но ведь вывозит что-то! Ведь не может же чиновник такого уровня бежать из страны без заначки! А ещё этот слуга… То рассыпается, то — наоборот. Почти по Высоцкому:
«А эти „киты“
Такие скоты.
Наверно, успели набраться:
То явятся, то растворятся».
Хохмочка с вывозом золотой медали нобелевского лауреата из оккупированной фашистами Дании в растворённом в кислоте виде — имеет длительную предысторию в разных культурах.
Выглядеть дураком в глазах своих подчинённых после безрезультатного шмона… папа-погранец такого уровня мудрости ещё не достиг. И Инь Си произнёс слова, которые Китай расхлёбывает до сих пор. Потом к этой «похлёбке» ещё многие присоединились. Вот это прогрессорство, вот это бифуркация! Мало найдётся людей, которые так потрясли историю человечества просто добросовестным исполнением своих служебных обязанностей.
А слова очевидные, почти по должностной инструкции любой таможни. Особенно, первая и последняя фразы: «Ты тайно вывозишь. Ты пытаешься вывезти из страны самое дорогое, что у нас есть — мудрость. Поэтому я не пропущу тебя, пока ты всю свою мудрость не напишешь. В камеру».
Камеры на заставе не было, была отдалённое хижина. Дело было в горах, зимой в хижине гуляли ледяные сквозняки и замерзали чернила. Уставший скрывать свою добродетель Инь Си приносил «мудрому младенцу» вязанки дров. И набирался мудрости, перебирая полоски шёлка с мыслями «старого дитяти». Четыре года! Четыре года откачивали эту «мудрую» контрабанду! Никак было дна не достать. Книга состояла из 81 главы и пяти тысяч иероглифов.
