Дэвид Даунинг - Московский выбор. Альтернативная история Второй мировой войны
Британская публика, находящаяся в неведении относительно одиссеи Черчилля, тем временем спешила насладиться теплым августовским днем, на который пришелся выходной. Поезда, направлявшиеся в сторону моря и за город, были переполнены горожанами, стремившимися насладиться летним солнцем либо же повидать своих детей, загодя эвакуированных. 15 000 человек пришли посмотреть на командный матч по крокету: «Миддлсекс-Эссекс» IX против «Кент-Суррей», закончившийся счетом 412:6. 102 очка своей команде принес У.Дж. Элдрич и, как написала «Таймc», явил себя настоящим «командиром эскадрильи, в самом благородном смысле этого слова».
Война все же была большим, чем источник для сравнений, откуда черпали свои фразы корреспонденты. В ежедневной сводке из Каирского штаба, опубликованной в газетах утром 4 августа, говорилось, что «в районе Тобрука и на ливийской границе без перемен». На последней странице была фотография нового танка «Крестоносец», все надеялись, что с помощью него ход войны в пустыне повернется в пользу англичан. «Таймc» с гордостью писала о нем как о быстрейшем танке в мире. То, что «Крестоносец» ломался гораздо чаще, чем следовало, бы еще не стало очевидным фактом.
Кампания в России заняла полстраницы. Московский корреспондент сообщал, что Смоленск все еще находится в руках русских. Как доказательство этому он приводил рассказ об артистической бригаде, выехавшей из Москвы в предыдущую субботу, чтобы дать концерты для защитников Смоленска. Маловероятно, однако, что их встретил теплый прием — город пал двумя неделями раньше.
Пафосное сообщение о том, что «в рейхе распространяется скептицизм по отношению к войне», не было подкреплено никакими доказательствами, но, по-видимому, чтобы как-то сгладить эту оплошность, на следующий день была опубликована заметка, в которой говорилось, что «в тех городах, на которые совершили налеты королевские ВВС, зафиксирован рост самоубийств».
Что касается Дальнего Востока, то, следуя примеру США, другие страны также замораживали японские активы, у них находящиеся. До прямого столкновения западных держав с восходящим солнцем оставалось еще четыре месяца, но уже сейчас «Таймc» с удовлетворением отмечала, что «вся Британская империя объединилась сейчас с Соединенными Штатами в экономической войне против Японии».
Исчезновение Рузвельта с глаз американской публики было обставлено с меньшей секретностью. Предыдущим вечером президент на своей яхте «Потомак» отплыл с базы подводных лодок в Нью-Лондоне. Официальной причиной была названа необходимость полного отдыха.
Американские газеты, подобно своим английским эквивалентам, были заполнены той же смесью военных сводок и мнений экспертов-аналитиков. Менее солидные издания 4 августа давали сообщения о побочном эффекте войны — «шелковых бунтах», случившихся в предыдущую субботу. С ухудшением торговых отношений с Японией импорт шелка стремительно рухнул, и указ Рузвельта, запрещающий производство шелка-сырца для любых целей, кроме военных, посеял панику среди американских женщин. Угроза «чулочного голода» привела к полномасштабным битвам в универмагах по всей стране. Даже лондонская «Дэйли Миррор» привела на своих страницах рассказ об этих «битвах», с ехидным удовольствием описывая «силовые методы, которые применяли крепко сбитые чикагские домохозяйки».
Тем временем президент, находящийся вне поля зрения любопытных глаз чикагских домохозяек, перешел с яхты «Потомак» на крейсер ВМС США и продолжил путь на север, к Ньюфаундленду. Свита президента также везла с собой планы продолжения войны, в данном случае еще необъявленной. Но время уже поджимало. У Рузвельта находился с собой интересный документ, который президент намеревался показать Черчиллю. Это была копия японской шифровки, перехваченной и расшифрованной в предыдущий четверг. «Ради спасения собственной жизни, говорилось в ней, Японская империя должна предпринять меры, чтобы взять под контроль сырьевые ресурсы южных морей. Необходимо немедленно предпринять шаги, позволяющие разорвать на части усиливающееся окружение Японии, которое создано под контролем и с участием Англии и США, действуя подобно хитрому дракону, до поры притворяющемуся спящим».
Рузвельт понимал, что это означает. Как понимал и Корделл Халл, госсекретарь США,[2] приступивший после шести недель отсутствия по болезни к выполнению своих обязанностей. Кое-кто считал, что его болезнь носила скорее дипломатический характер, нежели реальный, лишний раз доказывающая, что жесткая позиция Халла по вопросам внешней политики была не в почете у администрации президента. Халл моментально поспешил разочаровать эти ожидания. События прошедших недель, заявил он журналистам, еще раз подтвердили, что «мировые шаги, направленные на завоевание посредством силы, сопровождаемые способами правления людей на покоренных территориях, своими корнями уходят в дикость и варварство». Американским ответом на такое должен стать постоянно увеличивающийся выпуск военной продукции «как для нас, так и для тех, кто сейчас этому сопротивляется».
За четыре тысячи миль, в городке Мантуя, что на севере Италии, Бенито Муссолини произносил напутственную речь перед дивизией чернорубашечников, отправляющейся на русский фронт. Его речь эхом вторила манихейскому видению мира, озвученному Халлом: «Стороны обозначены предельно ясно, — восклицал дуче. — На одной стороне — Рим, Берлин и Токио, на другой — Лондон, Вашингтон и Москва. У нас нет ни малейшего сомнения, каким будет исход этой великой войны. Мы победим, потому что история показывает нам, что люди, представляющие старые идеи, должны освободить место людям, представляющим идеи будущего!»
Тем временем в России продолжались яростные сражения, не оставляющие времени для таких пышных речей. Советские лидеры, несомненно, согласившиеся бы с последней фразой Муссолини, в данный момент были озабочены более насущными вопросами: к востоку от Смоленска, на Ельнинском выступе, шло отчаянное сражение. Немецкие танки были всего в 80 милях от Ленинграда и их необходимо было остановить, а в степях, к югу от Киева, постепенно вырисовывались контуры грядущей катастрофы.
Но в самой Москве, единственной из воюющих столиц находившейся под непосредственной угрозой захвата, настроения были выше, чем две недели назад. Посланник Рузвельта Гарри Хопкинс только что отбыл из столицы СССР — в настоящий момент он ожидал Черчилля на борту «Принца Уэльского» — среди населения было распространено мнение, что он предложил щедрую американскую помощь. Более важным было то, что с центральных фронтов поступили хорошие новости в противовес плохим, доносившимся с более далеких северных и южных фронтов. Враг был остановлен у Ельни! За две недели до этого немцы были в двухстах милях от Москвы.[3] И они до сих пор находились на том же расстоянии! Возможно, рассуждали вслух оптимисты, в войне обозначился перелом. Возможно, худшее уже позади!
Возможно, что и нет. Этим вечером в Ставке верховного главнокомандования должно было состояться совещание. Приглашения распространялись по телефонам, и вскоре в направлении кремлевских контрольно-пропускных пунктов по пустынным затемненным улицам Москвы помчатся длинные черные машины. Советские партийные и военные лидеры выйдут из них и скорым шагом поднимутся в зал для совещаний, в котором решались все военные действия Советского Союза.
Той августовской ночью в зале не говорилось ничего об американской помощи — все присутствовавшие прекрасно знали, что за остававшиеся до зимы месяцы только Красная Армия способна спасти СССР. Дискуссия сосредоточилась на разгромленных дивизиях, окруженных армиях, мостах, занятых врагом, и о том, что в запасе есть дни, а не месяцы.
В Китае также шла война, но ее токийские зачинщики в настоящее время были заняты разработкой куда более амбициозных планов. Блокирование американцами японских активов и практически тотальное нефтяное эмбарго скорее подстегнуло Японию, нежели тормознуло. В тот день «Таймc» сообщила о статье японского премьер-министра, опубликованной в «Асахи». В ней он убеждал публику, что Япония должна продолжать построение Великой Восточноазиатской сферы совместного процветания. Вывод японских войск из Китая приведет к катастрофе, победа и успех «многократно оправдают все затраты». В другой статье, написанной вице-директором Совета по планированию при кабинете министров, японское население призывали довольствоваться «скромнейшими жизненными стандартами» и «отринуть либеральный индивидуализм во имя расы и нации».
Это были не просто слова. Невезучие жители Кагосимы, что располагалась на южном краю острова Кюсю, знай они об этом призыве, возможно, согласились бы с ним. Они не подозревали, что их город и залив использовался японской армией как учебный полигон для «Операции Зет», планируемой атаки на базу ВМС США в Перл-Харборе. Торпедоносцы вылетали из-за гор, что за городом, резко снижались и шли на бреющем полете вдоль железнодорожных путей, между дымовых труб и телефонных столбов, перед тем как выпустить воображаемые торпеды на волноломы в гавани. Местные жители, не ведающие, что их волноломы были условными американскими линкорами, постоянно жаловались на безобразные проделки сорвиголов-летчиков.
