Гай Юлий Орловский - Высокий глерд
Она подумала, поинтересовалась:
— А если прикажу?
Я искривил рожу.
— Я не ваш подданный, ваше величество. Теперь это понимаете. Или не врубаетесь ввиду своего… гм… королевского величия?
Она кивнула.
— Понимаю. Тогда… если заплачу?
Я окинул взглядом россыпи бриллиантов и прочих драгоценных камней на ее одежде. Она проследила за моим взглядом, закусила губу, поняла.
— Хорошо, — сказала она, — могу дать в управление целое имение. На хороших землях.
— Не пойдет, — ответил я.
— С замком, — произнесла она, глядя мне в глаза, — гарнизоном.
Я молча помотал головой, взгляд мой прикипел к экрану, где все еще отсчитываются минуты и секунды до начала матча. Когда меня вдернуло в портал, было 4 минуты и 27 секунд, а сейчас 3 минуты и 24 секунды. А если учесть, что уже с минуту здесь, то…
То что же, мелькнула ошалелая мысль, я вернулся в ту же самую секунду?
Она произнесла с поистине королевским величием:
— Я тебя осыплю золотом! Но мне нужно вернуться. Повторяю, королевство в опасности.
Я протянул руку.
— Давайте монеты.
Она смерила меня надменным взглядом.
— Здесь у меня нет.
— Но мы здесь, — отрезал я. — Ваше величество, вы в моем королевстве!.. И теперь я вас пошлю в каменоломню. Нет, это далеко, пока отправлю посуду мыть, а потом…
Она прошипела зло:
— Я лучше умру!
— Чем что? — спросил я.
— Чем буду посуду мыть!
— А–а–а, — сказал я обрадованно, — тогда ладно. Вы как хотите умереть: красиво или героически?
Она посмотрела злобно.
— А есть разница?
— Еще бы, — сказал я. — Героически — это понятно, нужно всего лишь броситься на, желательно с самоотверженным криком, а красиво — это лучше жалобной и с распущенными волосами и в растерзанном насильником платье…
Она содрогнулась.
— Нет! Красиво не хочу. Хотя пока что и героически не хочу. Не имею права.
— А что хотите?
— Тебя удушить, — выпалила она. — Как же я тебя, мерзавец, ненавижу!
— Тогда чего было за меня хвататься? — спросил я. — Может быть, вы тайно в меня влюбились? Подсознательно, еще не понимая? Женщины же дуры, а вы хоть и не женщина точно, это же за милю видно, но вдруг что–то в вас осталось женского?
Она отрезала жестко:
— Нет! Я — королева. Ты не понимаешь. Я королева.
— Настоящая, — согласился я. — Всегда настороже, реагируете быстро и верно. Только вы одна поняли, что я задумал! И даже почти остановили. Это почти комплимент, вот уж не думал, что скажу.
Она сказала уже тише:
— Не знаю, что было лучше… Оставить у нас или позволить ускользнуть?
— А почему было не дать мне спокойно вернуться в свой мир?
Она посмотрела холодно.
— Чтоб вернулся с армией?
Я всплеснул руками.
— Как? Я до сих пор не представляю, как был сделан перенос. И повторить его не смогу. К тому же… ну, я не совсем здесь король. И даже не главнокомандующий. И вообще я великий воин лишь глубоко в душе, а в реале пацифист, пацифистее которого уже не перепацифистишь!
Мелодично звякнул скайп, женский голос электронного помощника произнес:
— На связи Кирилл. Соединить, отказать?
Я бросил быстрый взгляд на застывшую королеву.
— Отказать.
— Исполнено, — ответил голос.
Под креслом зашуршало, выполз, прижимаясь к полу пузом, жабенок и ринулся ко мне. Я погладил обалдело, он сидел у меня на плече, когда его хозяин ринулся в портал, а здесь слетел от удара и сильно стукнулся о пол рядом с моим ухом…
— Морда, — сказал я в сердцах, — еще и тебя здесь не хватало.
Королева надменно смотрела, как я чешу ему пузо, а я сказал:
— Бедненький, тебе страшно было?.. Сейчас покормлю. Заодно и ее величество…
Она напряглась, пальцы стиснули подлокотники, когда я распахнул дверцы холодильника и оттуда хлынул слегка синеватый свет. На полках всякая всячина, от мяса и рыбы до кондитерских изысков, в дверцах по старинке выстроились бутылки с шедеврами полиграфии, но почти все — соки, за исключением двух бутылок шампанского.
Первому, конечно, я положил в мисочку жабенку, он даже не стал обнюхивать незнакомое мясо, подпрыгнул на всех четырех и принялся жрякать с таким азартом, что мое сердце сразу растаяло от умиления и нежности.
— Ваше величество, — сказал я, — давайте ближе к столу. Деликатесов не обещаю, обычная еда офисного планктона.
Мне, как безработному, содержать механических слуг не по карману, сам вытащил все нужное из холодильника, что–то сразу разогрел за секунды на импульсной плите, что–то подал замороженным, с облегчением сел и уставился на королеву.
— Ваше величество?
Глава 2
Она подняла на меня взгляд, это вообще–то впечатляюще, когда поднимается лес густых и длинных, как копья, встречающие конницу, ресниц, а чернющие глаза смотрят с загадочностью сфинкса.
— Это ваша еда?
— По бедности, ваше величество, — сказал я. — По бедности. Вполне сбалансированная пища. Витамины, микроэлементы… все есть.
Она смотрела на блюда с порциями хамона и пармезана, креветок, форели, перепелиных яиц, дальше своей очереди ждут горки нежнейших даже с виду пирожных, за ними высятся два удлиненных стакана со смесью соков.
— Это по бедности?
— Да, — сказал я терпеливо, — мой бюджет не позволяет создавать все дома. Приходится брать уже готовое.
Она проследила за моим взглядом, на дальнем столике Vort-75, старая модель, сейчас уже в ходу Vort-85 и Vort-95, печатают все от любой еды до одежды.
— Ты не можешь создавать дома все? — спросила она, выделив «все».
— Не могу, — ответил я раздраженно. — Так, по мелочи… Одежду, мебель, из еды только ограниченный набор. Отведайте креветок, ваше величество! Говорят, повышается умственная деятельность. Хотя для королевы это и не обязательно.
Она следила за мной, повторяя каждое движение, даже вилкой и ножом научилась пользоваться почти сразу, вилки вообще должны казаться непонятнейшей вещью в мире, где и самые изысканные придворные дамы хватают еду руками.
— И вот это попробуйте, — посоветовал я. — Честно говоря, сам не знаю, что это, с этой модификацией каждый день что–то новое… но не брыкается, пока ешь, и то хорошо.
— Необычно, — произнесла она бесстрастно, — однако это… неважно.
Я сказал с невольным сочувствием:
— Ваше величество, не хочется такое говорить, короли же предпочитают слушать только приятное…
— Говори, — прервала она и напомнила: — Я королева.
— Вам придется, ваше величество, как–то адаптироваться. Приспосабливаться к нашей жизни. Приспособленчество — тоже перестало быть бранным словом.
Она покачала головой.
— Нет. Мне нужно вернуться.
— Не получится, — сказал я искренне. — Возьмите эти сладкие пирожки. Они так и называются — пирожные.
Она взяла пирожное не глядя и сказала с нажимом:
— Ты не понимаешь. Мне нужно. Королевство в опасности.
— Может быть, — сказал я с легким сарказмом, — только ваш трон?
Она посмотрела на меня с презрением.
— Трон и королевство неразделимы. От того, кто на троне, зависит благополучие всего королевства. А сейчас к нему рвутся себялюбцы, что ввергнут страну в бессмысленные войны!
— И вы должны вернуться, — ответил я с тем же сарказмом, — чтобы спасти мир? Понятно, знакомо.
Она отрезала:
— Ты старался вернуться, чтобы спасти свою шкуру. Мне моя жизнь не важна, я должна спасти свой народ!..
Я запнулся, в ее глазах этот фанатизм, в самом деле верит, что спасет положение, еще не знает про неизбежность исторических процессов, для которых неважно, кто на троне.
С другой стороны, хорошо знаю по истории, что в самом деле зависит от правителя, воевать стране или вести мирную жизнь, прорубывать окно в Европу или окружить себя фаворитками и проводить дни в пьянстве и неге, в то время как королевство сползает к революции и гражданской войне.
— Увы, — сказал я почти с сочувствием, беспомощный противник почему–то сразу перестает казаться противником, когда попадает в нашу полную власть, особенно, если этот противник — самка. — Здесь вы не королева.
Она выпрямилась, глаза сверкнули гневом:
— Никто не отнимет мою корону!
— Как я уже сказал, — напомнил я, — всех королей и королев мы перебили. Во всех королевствах! Даже своего императора вместе с семьей расстреляли и закопали, как собак. Только в самых крохотных королевствах их не убили, а оставили для смеха. Одевают посмешнее и показывают по большим праздникам народу. Теперь общество обходится без королей, графов, баронов и прочих дураков. Все рождаются одинаково свободными и без привилегий.
