Виктор Тюрин - Ангел с железными крыльями
«Железная кровать, опасное лезвие, кальсоны, старорежимные фасоны пальто и пиджака. Плюс тело другого человека. Все это говорит о том, что меня куда‑то забросило. Фантастика. То есть мне предложили другую жизнь. За что, интересно? Просто так ничего не бывает. Или есть какая‑то высшая справедливость? Не знаю. Хочется верить…. Все! Определяемся с местом, а там уже будем решать как себя вести».
Слегка поразмышляв, я решил, что самый простой способ узнать, куда меня забросило — одеться и пойти прогуляться. К этой мысли меня подтолкнула висящая на вешалке одежда.
Моя палата находилась в одном конце длинного барака, рядом с хозяйственными помещениями, а вторую его вторую половину, как мне стало известно позже, занимал временный изолятор для инфекционных больных. Пройдя темным коридором, я толкнул дверь, а в следующее мгновение яркое солнце ослепило меня, и одновременно резкий и холодный ветер заставил поежиться. В мелкой луже, возле деревянного порога, блестела вода, но в глубокой тени, рядом со стеной еще сохранились жалкие остатки ноздреватого снега.
«Даже не помню, когда сам выходил на улицу. Наверно, в восемь — девять лет…. Где‑то так».
Глубоко вдохнув в себя сырого весеннего воздуха, я сошел со ступенек. Передо мной высилось четырехэтажное каменное здание больницы в виде укороченной буквы «П», с левой стороны которого, вдоль забора, располагался мой барак. Со своего места я видел флигель у широко распахнутых ворот. У черного входа в центральное здание больницы стояла телега с дровами, которые разгружали двое бородатых мужиков, стаскивая их в полуподвальное помещение. Обойдя их, я направился к воротам. Добравшись до середины двора, я оглянулся. Массивное здание больницы с колоннами напоминало мне, виденные в исторических фильмах барские усадьбы. Широкая лестница вела к большой желтой двери с медными блестящими ручками. Прямо под лестницей стоял одноконный экипаж с кучером. На нем был надет длинный тулуп, валенки и высокая шапка. Я на мгновение замер, увидев живое воплощение исторических фильмов. В следующее мгновение мое внимание привлек человек, садившийся в экипаж. На нем было длинное пальто с широким меховым воротником и шапка. В руке он держал саквояж, а на носу сидело пенсне.
— Но, милая, трогай! — кучер как‑то особенно звонко хлопнул вожжами, понукая лошадь. В следующую секунду ее копыта звонко застучали по брусчатке. Я очнулся. Это были не съемки фильма, это была сама жизнь.
«Чужая жизнь. Нет! Лучше сказать, моя новая жизнь».
Из всего виденного несложно было сделать вывод, что меня угораздило попасть в прошлое России. Или ее альтернативный вариант. Подобное заключение, должно было вызвать эмоциональный шок у любого человека, провалившегося в далекое прошлое, но только не у меня. Этому способствовали две объяснимые причины. В том времени у меня не было ни настоящего, ни уж тем более будущего. Я ничего не терял там, оказавшись здесь. Вторая причина была еще проще. Этот мир подарил мне новое, здоровое тело, и уже поэтому, я был готов его принять.
Я шел, радуясь упругой ходьбе, взмахам рук, поворотам головы. И это было здорово! Обогнув телегу, въезжавшую во двор больницы, вышел на улицу. По обе ее стороны шли двух — трех этажные дома, скрытые за заборами.
«Частный сектор, что ли?».
Оглянулся по сторонам. Никого. Только вдалеке маячили фигуры двух мужчин, одетых в кепки, сапоги и мешковатые куртки, похожие на обрезанные пальто, да шедшая в мою сторону молодая женщина с круглым, румяным лицом, одетая в полупальто, которое выгодно облегало ее пышную фигуру. Края длинного платья колыхались у самой земли. Вдруг раздался звон колоколов. Женщина остановившись, начала креститься на видневшиеся над домами церковные купола. Я же пытался понять, в какую сторону мне лучше идти, как вдруг ухо уловило невнятный гул. Это был шум толпы, большого людного места, звуки большого города. Не раздумывая, я повернул в их сторону, но чем ближе подходил, тем более странными становились эти звуки, и только выйдя на широкий бульвар, понял, что могу надолго забыть про привычный городской шум. Стук и грохот деревянных колес телег, шуршание прорезиненных шин экипажей, ржанье и цокот копыт лошадей, сигналы клаксонов, лязг и пронзительные звонки трамваев. К этой какофонии еще надо было привыкнуть. Впрочем, стоило мне пробежать глазами по идущей мимо меня толпе, как необычные звуки были сразу забыты, вытесненные новыми впечатлениями. Зимние шапки, широкие и тяжелые пальто с меховыми воротниками, изящные женские пальто с лисьими воротниками, кокетливые меховые шапочки, женские руки, засунутые в муфты, трости в руках мужчин. Причем я сразу отметил, что мужским стандартом красоты, сейчас является борода и усы. В толпе так же было немало людей в форме. Офицеров можно было сразу отличить по золотистым погонам, портупее, шашке и кобуре, а вот люди в шинелях темно — синего и темно — зеленого цвета поставили меня в тупик. Проследив взглядом за тремя молодыми людьми в темно — зеленых шинелях с такого же цвета фуражках, то увидел у них какие‑то эмблемы в петлицах, а кокарды вроде скрещенных молоточков. Решил, что инженеры, а что и как, гадать не стал — со временем разберусь.
Проезжавшие машины, дымя и оставляя за собой резкий бензиновый запах, от которого фыркали и мотали головой лошади. Неожиданно, резко и пронзительно, раздался резкий и пронзительный звук, заставивший резко повернуть голову в его сторону. Оказалось, это электрический трамвай звонком расчищал себе дорогу, которую преградил ему зазевавшийся мужик, ехавший на телеге. Какое‑то время, вместе с другими зеваками наблюдал, как возчик испуганно тараща глаза и смешно надувая щеки, нахлестывает свою лошаденку, чтобы поскорее стараясь убраться с трамвайных путей. Затем мое внимание переключилось на уличных торговцев, сновавших в толпе. Мужчины, таскавшие подвешенные на груди лотки, весело и задорно кричали во все горло:
— Пирожки, горячие!! С пылу, с жару!! Хватай сразу пару!! Папиросы «Пушка», «Дукат», «Заря»!! Налетай, не робей, разбирай веселей!!
Снова бросил взгляд по сторонам, но теперь уже он задержался на вывесках магазинов.
«Молочная торговля от финских и эстляндских ферм». Солидно звучит. «Булочная — кондитерская. Свежий хлеб, бублики, пирожки, пирожные. На все вкусы». Дальше — «Бакалея, мануфактура и прочие колониальные товары». О! Винно — водочный магазин! Только название у него какое‑то нерусское. «Латипак». А! Теперь понятно. Так это сокращенное название акционерного общества…. А это….".
— Свежие новости! Свежие новости! — пронзительный и звонкий голос мальчишки — газетчика врезавшись в городской шум, заставил меня оторваться от чтения вывесок. — Подвиг казака Степана Тамцова!! Герой взял в плен десять германцев!! Георгиевский кавалер Сергей Долматов снова награждён Георгиевским крестом!! Выказывая пример мужества и храбрости, он уничтожил неприятельский пост!! Покупайте газету!! Самые свежие новости с фронтов!! Покупайте газету!!
"Война с Германией?! То есть первая мировая война? Так — так — так. Интересно, какой сейчас год?".
Подойдя к мальчишке, который сейчас брал деньги у молоденького офицера, я бросил быстрый взгляд на верхний газетный лист. Резко бросились в глаза крупные буквы: "С — ПЕТЕРБУРГСКIЯ ВЪДОМОСТИ" и дата "1915 годъ".
— Берете, барин?!
Отрицательно покачал головой. Мальчишка резко развернулся и побежал по улице, стуча разбитыми ботинками и размахивая газетой: — Самые свежие новости с фронтов!! Подвиг казака Степана Тамцова!! Герой взял в плен…!!
Каким‑то образом, год, отпечатанный на желтой газетной бумаге, снял с меня налет эйфории, заставив ощутить себя чужаком в совершенно незнакомом для меня мире. Страха не было, но возникшее внутри меня чувство настороженности, заставило понять, что сейчас не время расслабляться, а надо оставаться начеку. Наверно поэтому резко и зло среагировал на чужую руку, шарящую в кармане моего пиджака — схватив ее у запястья, резко развернулся к вору. Им оказался щуплый паренек, лет двенадцати — тринадцати, с худым лицом и бегающими глазами, одетый в рваную куртку, из прорех которой торчали клочки ваты, серые бесформенные штаны и разбитые ботинки.
— Пусти, дяденька! Я ничего….
В следующую секунду воришка, получив полновесную затрещину, катился по булыжной мостовой. Проходившая мимо молодая женщина, в сером пальто и ярком платке, повязанном на голове, увидев концовку сцены, вскинулась на меня возмущенно: — Ирод окаянный! Что ж ты над мальчонкой издеваешься! Креста на тебе нет!
Молодой парень, одетый в папаху и тулуп, сидевший на телеге, неожиданно вступился за меня: — Чего разоралась молодка! Это ему за дело! Крысеныш хотел у господина кошелек спереть!
Женщина смутившись, негромко сказала: — Так не бить же его в кровь, а городового надо было кликнуть.
