Роберт Хайнлайн - Дверь в лето
– Да, конечно. Но вы можете назвать хотя бы примерную стоимость?
– Мм… и да, и нет. Здесь довольно сложная арифметика: нужно учесть обслуживающий персонал, наблюдение, диетпитание и так далее. Я могу составить смету…
– О, не беспокойтесь. Сколько стоит помещение и питание?
– Это не совсем в моей компетенции. Пожалуй, около ста долларов в сутки.
– Я ухожу на четыре дня раньше. Можете вы ссудить меня четырьмя сотнями?
Он не ответил, но продиктовал своему механическому помощнику несколько цифр, а потом отсчитал мне восемь пятидесятидолларовых бумажек.
– Спасибо, – искренне сказал я, забирая их. – Будь я проклят во веки веков, если задержусь с возвратом. Обычные шесть процентов? Или больше?
Он покачал головой.
– Это не заем. Поскольку вы так захотели, я погасил эту выдачу, поставив ее против неиспользованного вами срока до конца пребывания здесь.
– О, мистер Доути, я же не хотел принуждать вас. Конечно, я готов…
– Не надо. Мой помощник уже зарегистрировал выдачу. Или вы хотите, чтобы у наших ревизоров заболела голова из-за каких-то четырех сотен долларов? Я приготовил для вас гораздо больше. Взаймы.
– Ну, ладно, – сдался я, – не буду спорить. Скажите, мистер Доути, а сколько стоят эти деньги? Какие сейчас цены?
– Мм… так сразу мне трудно ответить на это.
– Дайте мне хотя бы зацепку. Сколько стоит еда?
– Весьма немного. За десять долларов вам подадут весьма приличный обед, если вы позаботитесь выбрать ресторан средней руки.
Я поблагодарил его и ушел с действительно теплым чувством. Мистер Доути напомнил мне нашего армейского казначея; казначеи бывают двух сортов: одни показывают вам параграф инструкции, согласно которому вы не можете получить того, что вам причитается; другие мусолят инструкцию до тех пор, пока не найдут параграфа, по которому вам причитается даже несколько больше, чем вы ожидали.
Доути относился к этой второй разновидности.
Санктуарий находился на Уилширской Дороге. Перед ним были разбиты клумбы, росли кусты, стояли скамеечки. Я присел на одну из них передохнуть и поразмыслить – куда мне пойти: на восток или на запад. Все-таки я был сильно потрясен, хотя и старался не обнаружить этого перед мистером Доути – денег в моем кармане должно было хватить на пропитание в течении недели.
Но солнце светило ярко, полосы Дороги приятно гудели, я был молод (по крайней мере, биологически), у меня были мои руки и голова на плечах. Насвистывая «Аллилуйя, я бездельник», я достал «Таймс» и просмотрел колонку найма.
Я подавил в себе порыв посмотреть раздел «Инженеры-профессионалы» и решил изучить спрос на неквалифицированную рабочую силу. Таких почти не требовалось. Я едва нашел этот раздел.
6
Работу я нашел через день, в пятницу, пятнадцатого декабря. Кроме того, я получил представление о нынешних законах и совершенно запутался во всем, что касалось слов, действий и ощущений. Я открыл для себя, что «ориентироваться» по книгам ничуть не лучше, чем изучать по книгам секс – на деле все совершенно по-другому.
Уверен, что мне было бы гораздо легче, окажись я в Омске, Сантьяго или Джакарте. В чужом городе чужой страны я бы знал, что обычаи там совершенно другие, а в Большом Лос-Анджелесе я подсознательно считал, что ничего не изменилось, хотя и видел перемены. Конечно, тридцать лет – пустяки. За свою жизнь человек видит гораздо больше перемен. Но не все разом.
Одно слово я по-наивности использовал неправильно, и все присутствовавшие при сем леди оскорбились. Только то, что я был Спящим – я поспешил объяснить им это – удержало мужчин от решительных действий. Я использую здесь это слово не как непристойность – для этого я слишком хорошо воспитан – а для того чтобы объяснить, что во времена моего детства никто не писал его, озираясь, на тротуарах. Посмотрите его значение в старом словаре.
Это слово – «кинк»[10].
Над некоторыми словечками стоило пару раз подумать, прежде чем произнести их. Не то, чтобы они были табу, просто изменилось их значение.
Например, слово «хозяин» означало человека, укравшего вашу одежду. Отчего и почему – неизвестно.
Похоже, я опять отвлекся. Так вот, моя работа состояла в том, что я превращал новехонькие лимузины в металлолом, который потом отправлялся в Питсбург. Cadillac'и, Chrysler'ы, Lincoln'ы – самые шикарные, большие и мощные турбомобили всех сортов, не наездившие и километра. Их цеплял грейферный захват, а потом – трах! бах! тарах! – и готово сырье для домен.
Поначалу меня это возмущало – сам я пользовался дорогами, денег на автомобиль у меня не было. Я громко объявил о своих мыслях и чувствах – и чуть было не лишился работы… Слава Богу, начальник смены вовремя вспомнил, что я из Спящих и в самом деле ни черта не помню.
– Это азбука экономики, сынок. Государство оплатило производство этих автомобилей, чтобы как-то поддержать цены. Они выпущены два года назад и никогда не будут проданы… И вот теперь правительство решило от них избавиться и продать как металлолом. Домны не могут работать на одной руде. Ты должен был знать это, хотя ты из Спящих. Кроме того, высокосортной руды не хватает, и спрос на металлолом все время растет. Эти машины нужны металлургам.
– Но зачем их вообще тогда выпустили, если знали, что их никто и никогда не купит? Это же расточительство!
– Это только с виду расточительство. Ты хотел бы, чтобы люди остались без работы? Чтобы упал жизненный уровень?
– Ну ладно, а почему бы их не продавать за границу? Там бы за них наверняка дали больше, чем здесь, когда они идут на металлолом.
– Что? – изумился начальник. – И взорвать экспортный рынок?! Кроме того, если бы мы начали продавать их по бросовым ценам за границей, на нас бы окрысились все – Япония, Франция, Германия, Великая Азия, словом все. Представляешь, что бы случилось? Началась бы война. – Он перевел дух и вернулся к своим отеческим интонациям. – Сходил бы ты в библиотеку, взял пару книжек. Ты ничего не знаешь, у тебя неверные представления о многих вещах.
Я заткнулся. Я не стал говорить ему ни о том, что все свободное время проводил в библиотеках, ни о том, что был в свое время инженером – это было все равно, что прийти к Дюпону и сказать: «Сэр, я алхимик. Вам не нужен специалист моего профиля?»
И все-таки я вернулся к этой теме. Я заметил, что лишь немногие из этих автомобилей были способны ездить. Сработаны они были неряшливо, не хватало основных приборов или кондиционеров. Однажды я заметил, что зубья дробилки размалывают пустой, без мотора, капот и сказал об этом начальнику смены.
– Великий Юпитер! – ответил он. – Неужели ты, сынок, думаешь, что с этими машинами будет кто-то работать? Они были обречены на слом еще задолго до того, как сошли с конвейера.
Я снова заткнулся, теперь уже надолго. В технике я разбирался хорошо, а вот экономика всегда была для меня наукой почти мистической.
Зато у меня была куча времени для размышлений. Моя работа была совсем не тем, что я привык называть этим словом – все делал «Фрэнк» и его братья: обслуживали дробилку, двигали автомобили, взвешивали и убирали металлолом, вели учет. Мне же оставалось стоять на небольшой платформе (сидеть мне не дозволялось), держа руку на переключателе, который останавливал все и вся, если что-нибудь шло наперекосяк. Ничего такого ни разу не случалось, и я вскоре сообразил, что лишь дублирую одну из цепей – она тоже могла остановить всю работу и вызвать ремонтников.
Ну, ладно, в конце концов, эта работа приносила мне двадцать один доллар в день, давала мне хлеб насущный. Лиха беда начало.
После вычетов на социальное страхование, в профсоюз, подоходного налога, в больничную кассу и фонд взаимопомощи мне оставалось долларов шестнадцать. Мистер Доути явно перехватил, говоря, что обед стоит десять долларов. Этих денег хватало на три приличных обеда, если, конечно, вам не приспичит откушать настоящего мяса. Что до меня, то я вовсе не считал, будто выращенный в колбе бифштекс хуже гулявшего по пастбищу. Насчет настоящего мяса поговаривали, что оно радиоактивное, так что я был вполне счастлив, потребляя суррогат.
С жильем дело обстояло похуже. Шестинедельная война обошла Лос-Анджелес стороной, и в него хлынула уйма беженцев (фактически, я тоже был одним из них, хотя в те времена себя таковым не считал), и никто из них, похоже, не собирался возвращаться к родным пенатам. Когда я заснул, население в городе, мягко говоря, было многочисленно, а уж теперь он был набит, словно дамская сумочка. Может быть, не стоило избавляться от смога – в шестидесятые годы не было лучше средства, чтобы выкурить людей из больших городов. А сейчас бежать стало не от чего.
В тот день, когда я вышел из Санктуария, у меня в мозгу сформировался список основных дел. Я должен был: 1) найти работу, 2) найти жилье, 3) обновить свои знания по специальности, 4) найти Рикки, 5) снова стать инженером, если это не выше человеческих сил, 6) найти Беллу и Майлза и решить, как с ними расправиться, не попадая при этом в тюрьму и 7) прочие дела помельче: отыскать исходный патент на «Работягу» и проверить, действительно ли в его основу был положен «Умница Фрэнк» (не то, чтобы это было самым основным, просто для примера), разузнать историю «Горничных, Инкорпорейтед» и так далее, и тому подобное.
