Владимир Прягин - Волнолом
Потом, вспоминая произошедшее, он придет к мысли, что именно этот миг стал последним кадром прежнего мира; его, Генриха, личной точкой невозвращения. Хотя, с позиции чистой логики, все началось за три дня до этого, когда убийца нанесла свой первый удар. А если копать совсем глубоко - так и вообще двадцать пять лет тому назад, когда Сельму не допустили к эксперименту, и у нее от обиды съехала крыша. То есть, как выразились бы люди в белых халатах, произошли необратимые изменения в психике. И, наконец, философы, которые всюду суют свой нос, не преминули бы уточнить, что в этой драме Сельма играет, конечно, главную роль, но роковой момент настал еще раньше, когда Роберт фон Вальдхорн сошел с поезда и нанял извозчика...
Таран ударил в дверной замок.
Дощатая дверь застонала, дрогнула. Но, вместо того, чтобы распахнуться, лопнула и рассыпалась, как яичная скорлупа. Из проема, сметая людей с пути, вырвался маленький тугой смерч. Он подхватил доски, поднял их в воздух. С хрустом выдрал брусья, составлявшие раму, оторвал от крыльца ступеньки. Остро блеснули гвозди.
Смерч радостно взвыл и сгинул так же внезапно, как появился. А там, где прежде было крыльцо, теперь стояло нечто кошмарное - то ли заготовка для пугала, то ли безголовый скелет, сложенный из досок и брусьев. Как будто игрушку из детства - спичечную фигурку - кто-то превратил в великана.
Теперь великан ожил.
Шевельнулся, проверяя подвижность. 'Спички' не рассыпались, скрепленные неведомой силой. Гвозди стали когтями.
Ближайший боец схватился за револьвер, но выстрелить не успел. Тварь метнулась к нему. Железные когти ударили по руке, разодрали в клочья. Хлынула кровь, револьвер отлетел к стене.
'Скелет' развернулся к следующему противнику. Тот отпрянул, поднимая оружие. Усиленная пуля разнесла в щепки одну из досок. Великан издал пронзительный визг, хотя не имел даже подобия рта. Уклонившись от повторного выстрела, он достал-таки бойца, опрокинул навзничь.
Клумбу заволокло пороховым дымом. Вспышки выстрелов сверкали, как молнии среди туч. Люди палили остервенело, всаживая в монстра пулю за пулей. Тот вертелся волчком, визжа, как три лесопилки сразу, и упорно не желал подыхать.
Когда наконец стрельба прекратилась, и дым немного рассеялся, дворик напоминал разоренную строительную площадку. Доски валялись от стены до ограды. Один из охотников лежал с разорванным горлом, другой стоял на коленях, зажимая рану в боку.
Полуоглохший Генрих потряс головой, приходя в себя. Сообразил, что схватка продолжалась всего секунд пятнадцать, от силы - двадцать.
Либхольц присел рядом с раненым, готовя заживляющую повязку со световыми волокнами. Еще один пострадавший, которого тварь атаковала первым, сдавленно ругался, пока ему перетягивали руку жгутом. Остальные быстро перезаряжали оружие.
Вот, значит, как. Сельма не могла напрямую воздействовать на бойцов, имеющих защитные знаки. Поэтому натравила на них ожившую дверь.
Проще некуда.
У Генриха мелькнула робкая мысль, что все происходящее - просто сон, похмельный кошмар. Еще секунда - и он, Генрих, проснется в тесной квартирке и вздохнет с облегчением. И, может, потом даже посмеется.
Потому что в реальной жизни деревяшки не оживают.
Никакая светопись на такие фокусы не способна - даже чисто теоретически. Так он, во всяком случае, полагал до сих пор. Увиденное сейчас - уже не наука, а колдовство из старинных сказок.
А ведь это только начало - группа даже не вошла внутрь.
- Теодор, отзывайте их. Будет хуже.
- Заткнитесь, Генрих, - голос генерал звучал бесцветно и страшно.
Один из бойцов, уцелевших в схватке, запрыгнул в дверной проем. Остальные последовали за ним. Мучительно тянулись секунды.
Под ногами содрогнулась земля.
С крыши посыпалась черепица. Из дома донесся крик. За занавесками на мгновение потемнело, будто там, внутри, наступила и тут же кончилась ночь. Захлопали выстрелы, два стекла разлетелись вдребезги.
Потом все стихло.
Генерал двинулся к калитке, расстегивая на ходу кобуру. Генрих хотел сказать ему, что это глупость, ребячество и вообще - курам на смех, но только махнул рукой и поплелся следом.
Он упустил момент, когда Сельма вышла из дома; просто вдруг увидел ее, идущую по дорожке навстречу. Цокали каблучки по камням. Ворсинки на снежно-белой шубе слегка искрились под солнцем.
Либхольц, оставив раненого, кинулся наперерез. Сельма глянула в его сторону, мотнула головой, словно желая отогнать муху. Либхольц споткнулся на полушаге, повалился лицом вперед. Генерал поднял револьвер. 'Фаворитка' мазнула пальцами сверху внизу - руна 'лед', как недавно в парке. Генерал застыл, не в силах двинуться с места, а вместе с ним и Генрих.
Сельма шла, улыбаясь, а дом за ее спиной умирал.
Каменная кладка темнела, будто за секунды пережила непогоду, уготованную на сто лет вперед. С оконных рам осыпалась краска, стекла тускнели, покрывались грязным налетом. Флюгер покосился и проржавел. Хрустнули деревянные перекрытия, и провалилась крыша, обнажив гнилое нутро мансарды.
- Жаль его, - 'фаворитка' кивнула на покинутый дом. - Мы друг к другу привыкли. Но он знает, что я уже не вернусь.
Над улицей повисла звенящая тишина - ни прохожих, ни экипажей. Все соседи благоразумно попрятались. Только дым из труб воровато крался к бледному небу.
- Что ж, ваше превосходительство, - светским тоном сказала Сельма. - Четверть века назад вы не нашли возможности со мной встретиться. Давайте исправим это досадное упущение.
ГЛАВА 13
- Я понимаю, - продолжала она, - что сцена с пугалом несколько отдает театральщиной. Гораздо проще было бы впустить ваших псов, а потом без затей обрушить на их головы потолок. Но я сочла, что деревяшка ваш развлечет. И, может, даже заставит мыслить в правильном направлении.
- Да, - сказал генерал, - я допустил ошибку. Приказал брать тебя живьем. В следующий раз тебе сразу загонят между глаз пулю.
- Позвольте усомниться, ваше превосходительство. Следующего раза не будет. Да и наш нынешний разговор, строго говоря, не имеет смысла - скоро он выпадет из истории. Но я просто не смогла удержаться. Поэтому дала вам возможность меня найти. Хотела, чтобы вы своими глазами увидели, от чего тогда отказались. Ну же, герр генерал, ответьте - хоть кто-нибудь из ваших людей мог о таком мечтать? Вообразить такой уровень владения светом? Впрочем, куда им. Они даже не поняли, что дом обработан! Не разглядели ни единого пятнышка, пока я не разрешила. Да я чуть от смеха не умерла, глядя, как они тычутся в дверь! И это - цепные псы короля? Слепые котята - так, по-моему, будет точнее.
- Ты убила их. Ты ответишь.
- Вы явились ко мне с оружием - я только защищалась. И каждому оставила шанс. Один из ваших, кстати, воспользовался - сиганул в окно в последний момент. Кольберг, кажется? Лежит сейчас на заднем дворе. Остальные выбрали судьбу сами.
Генрих увидел, как на виске у генерала от напряжения вздулась жила - тот пытался освободиться. Сельма предостерегающе выставила ладонь.
- Мстишь мне? - прохрипел генерал. - Мстишь конторе? А профессор, механик, аптекарь - чем они провинились? Давай же, Сельма фон Минц, назови высокую цель, которая все это оправдывает.
- Довольно, ваше превосходительство. Я сказала все, что считала нужным.
Она чуть повернула руку - генерал пошатнулся, ноги у него подкосились. Сельма проследила, как он оседает на землю возле ограды, и перевела взгляд на Генриха. Тот спросил:
- Может, позволишь двигаться? Не хочу стоять истуканом.
- Я боюсь, ты свернешь мне шею.
- Не буду подходить близко.
- Да, лучше не пытайся.
Генрих почувствовал, как тиски разжимаются. Сельма сказала:
- Но я рада, что ты пришел. Это представление (весьма эффектное, согласись) предназначалось и для тебя тоже.
- Сколько времени ты на это потратила? Только не говори, что подняла доски просто мановением руки. Тут одной силой не обойдешься - нужна цепочка символов длиной в милю.
- Ушло больше месяца, но я не жалею. У меня была вынужденная пауза, и надо было чем-то себя занять. Если угодно, я подняла их ради искусства. В этом смысле я действительно одержимая - светопись для меня ценна сама по себе, а не только как инструмент. Результат ты видел. Неужели ты сам бы так не хотел?
- Так - нет, - сказал Генрих.
- Сделай иначе, - она пожала плечами. - Сделай уже хоть что-нибудь. Выползи наконец из норы.
- Ты повторяешься.
- Сам виноват. Ты так и не снял клеймо - и даже не пытался, я вижу. Впрочем, я была уверена, что ты струсишь. Но я подожду.
- Какое тебе дело до моего клейма?
- Мне есть дело до светописи. Железный век не вечен, Генрих. И когда он закончится, каждый мастер окажется на вес золота.
- Тут я, наверно, должен спросить: 'И чего ради он вдруг закончится?' А ты мне ответишь любимой присказкой: 'Потерпи, скоро сам увидишь'. Что, угадал?
