Валерий Елманов - Око Марены
Затем пришел черед конной дружины. Те, подъезжая к их строю, бросали на землю все полностью: такие же продолговатые, миндалевидной формы, как и у пешцев, но меньшие по размеру щиты, тяжелые мечи, копья, тулы со стрелами и луки, скидывали с себя бронь. И лишь после того, как у дружинника не оставалось оружия, скрещенные копья, загораживающие проезд, размыкались, и дружинник двигался дальше.
Правда, не все, как заметил стоящий чуть ли не в середине Любим, согласились так пройти. Почти три десятка всадников направились к обрывистому берегу Оки. Их никто не преследовал, даже не пытался, и те поочередно исчезали за крутым обрывом.
Лишь вечером на привале узнал Любим, что был то молодой князь Ингварь Ингваревич, коему злые советчики наплели худого в уши, и пошел он войной супротив стрыя своего двухродного[62] – князя Константина Владимировича. И если бы не доброта последнего, простившего разорение посадов своего града Ольгова и постаравшегося решить дело миром, неизвестно, как бы все обернулось…
Впрочем, известно как. Возможно, война и возобновилась бы, скройся князь Ингварь за большим и густым лесом в своем Переяславле-Рязанском, но Константин Владимирович вместе с воеводой Вячеславом все смекнул заранее. Потому и разделились они надвое, взяв в клещи хилую дружину и еще более хилую рать князя Ингваря. Тем оставалось либо бой принимать, ибо отступать некуда, либо сдаваться.
– Так мы ж токмо с двух сторон стояли? – усомнился было Любим. – А ежели бы они в сторону метнулись, пусть не к реке, та толком не встала и опасная еще, а в противоположную.
– А ты ведь видел, как конница стояла у нас – полукружьем. Ежели бы те метнулись прочь, то на конях пешего догнать проще простого, – охотно пояснил Пелей.
– А тут мы почто? – встрял в разговор Хима, которому в учебе доводилось тяжелее всех по причине его изрядной толщины и неуклюжести и который больше всех мечтал о том, как он наконец окажется дома, в родной избе.
– Поживем чуток, пока жители Переяславля-Рязанского с мыслью не свыкнутся, что град сей ныне ко князю Константину перешел и никуда теперь до скончания веку из-под его длани не вырвется, – ответил Пелей.
– А почему нас выбрали для того? Иные, вон, сразу домой подались, как я слыхал, – не унимался Хима.
– Потому как каждый сотник лучшую четверть выделил. Позвизд нашу полусотню лучшей назвал, а с лучших и спрос на особицу, – улыбнулся Пелей.
– Чем же лучше? – разочарованно протянул Хима. – Вона как остальные резво по домам разбежались. А мы теперь не знамо когда в Березовку попадем.
– Тебя, дурня, – пояснил полусотник, – град сей будет поить и кормить всю зиму до самой весны. Это сколь пшена да ржи, не говоря уж о репе, моркови, огурцах и прочей снеди, мать твоя сбережет в сохранности, пока тебя не будет, сочти, а? И еще одно: остальные все просто в поле останутся, дабы далее в учении ратном упражняться, а вы в граде, в холе да в тепле, хучь по ночам будете.
– А днем како?
– Днем кажному ратнику дадут по десятку из мужиков, что в селах окрест града живут, и вы их обучать станете. К весне мне воевода наказал полтысячи воев поставить в строй и взыскует по всей строгости, коли я того не смогу. Ну а допрежь я с вас семь потов спущу, дабы наказ Вячеслава сполнить.
– А мы с кого? – хихикнул Гуней.
– Вы? – строго посмотрел на него Пелей. – Знамо с кого – с мужиков. И не семь, а семижды семь потов. Зато вам по весне, когда пора уходить настанет, по гривне серебром каждому дадут, потому как все вы не просто учились, а хорошо учились и ныне уже службу несете ратную, иных обучая, а это совсем иное.
– Это князь сказал? – спросил, помолчав, Любим.
– Нет.
– А кто?
– Воевода наш, Вячеслав, а его слово такое же твердое, как и у князя, – отчеканил Пелей.
Потом он внимательно обвел всех взглядом и почел нужным ободрить:
– Другим еще хуже, чем нам, жеребий достался. Мы в Переяславль-Рязанский к завтрешнему вечеру спокойным шагом дойдем, к тому ж и дорога еще к нему утоптана ингваревскими ратниками. А двум полусотням до Ростиславля по звериным тропам добираться, да еще двум – до Зарайска. А уж про тех, коим указано в Пронск идти, и вовсе молчу. Вот где намаются вои.
Любиму на секунду стало жалко, что встреча со стариками откладывается аж до ранней весны, но, с другой стороны, им теперь припасов зимних точно хватит, коли на него тратиться не придется. Опять же подарки сможет всем купить, что тоже приятно.
Парню не спалось, хотя черед сторожить был не его. Что-то мешало, назойливым комаром тоненько жужжа в ушах, и он тронул за плечо таращившего осоловелые глаза в темноту Мокшу:
– Ты поспи малость, а то мне все едино сон нейдет.
Мокша благодарно кивнул, признательно улыбнулся и почти тут же облегченно заснул, а Любим продолжал мечтать о том, какие именно подарки он сможет купить на заработанные полгривны.
«Вон Смарагде колты справить баские али кокошник прикупить. Маркуха слыхал, что здесь в Переяславле славные мастера по серьгам есть. Пусть самые простенькие, да купит, порадует сестричку, а ежели недорого запросят, то, глядишь, и на две пары хватит – одну Смарагде, а другую… Берестянице. В самом деле, почему бы и не порадовать хорошего человека…»
Он тут же покраснел и воровато оглянулся по сторонам – никто не услышал, как он тут рассуждает о подарках, но потом тут же попрекнул себя. Чай, нет у человека таких ушей, чтобы мысли чужие можно было слушать.
– Нет, есть, – отчетливо и звонко прозвучало унего в голове.
Любим вздрогнул и испуганно завертел головой по сторонам, прикидывая, кто же мог сотворить с ним такую шутку, но большая часть воев уже спала, а остальные потихоньку клевали носом. «Померещилось с устатку», – облегченно вздохнул Любим и тут же чуть не подскочил от все того же ясного и отчетливого голоса:
– Нет, не померещилось.
Глава 5
А дальше что?
Два демона ему служили,
Две силы чудно в нем слились:
В его главе – орлы парили,
В его груди – змии вились…
Ширококрылых вдохновений
Орлиный, дерзостный полет,
И в самом буйстве дерзновений
Змииной мудрости расчет.
Ф. И. ТютчевСразу после бескровной победы Константин с частью своей дружины и лучшими ратниками из пешего ополчения совершили солидный вояж по всей северо-западной окраине Рязанского княжества.
Дел было много. Помимо установки в каждом городе своих гарнизонов, необходимо было еще и заниматься обучением молодого пополнения. С этой целью с Константином поехали лучшие полусотники и сотники, уже успевшие зарекомендовать себя с самой лучшей стороны в октябре-ноябре. Тех, кого распустили по домам, вначале предусмотрительно записали в свитки первой очереди. Ответственными за их своевременный сбор и явку были назначены их же парни, которые были на учебе десятниками.
За считанные месяцы предстояло сколотить в приличное войско еще не меньше трех-четырех тысяч ратников. На больший срок рассчитывать было просто опасно. Чтобы максимально ускорить процесс, пришлось прихватить с собой не только верховного воеводу, то бишь Вячеслава, но и нескольких тысяцких, окончательно обезглавив уже обученное войско и полагаясь на то, что запас в два-три месяца у него есть.
Но вначале предстоял краткий марш-бросок назад в Рязань. Необходимо было экстренно направить посольства ко всем соседям. Самое представительное во Владимиро-Суздальскую землю, к тезке рязанского князя. Возглавил его боярин Хвощ.
Задач перед ним стояло несколько. Первоочередная – заключить что-то типа договора о дружбе и военной помощи. При этом Хвощу было строго-настрого указано, что все речи о неравенстве договаривающихся сторон и о том, что рязанский князь в грамотах к владимирскому должен величать себя сыном, сыновцем или младшим братом, надо пресекать на корню.
– Рязань ни под кем никогда не ходила и ходить не будет, – строго заявил он Хвощу, на что тот согласно кивнул, радуясь в душе, что не придется унижаться и лебезить перед надменными владимирцами и ростовчанами.
– Если же договор такой на равных правах для обеих сторон заключить не удастся, то надо попытаться составить ряд[63] поскромнее. Ну, скажем, хоть бы о ненападении. Это похуже, но для нас на первые несколько лет и это будет благом, – продолжал князь инструктировать Хвоща.
– А буде там Ингварь хулу на тебя речь начнет? С им как быть? – уточнил боярин.
– В ответ княжича грязью не поливать, ибо он сын славного Ингваря Игоревича, подло убиенного со своей братией Глебом безбожным. Лучше всего было бы, коли князья владимирские посчитали бы, что у юного княжича не все в порядке с головой, – посоветовал Константин. – Но если ты и ряда заключить не сумеешь, то тогда хотя бы самое простое – упреди о том, где рать на нас собирается, когда она выходит, кто поведет и куда. И сразу гонцов шли. Пусть мигом в Рязань скачут.
