Барбара Пахль-Эберхарт - Четыре минус три
Я вижу себя в окружении подруг за работой. За покраской стен. За тасканием коробок. За сортировкой мусора. Так почему моя память упорно настаивает на том, что я в это время только и делала то, что лежала в постели и спала? Приукрашиваю ли я что-нибудь, или все дело в том, что ты при этом ощущаешь, какой себя видишь?
Наверняка последнее.
Я двигалась, совершала поступки, выдерживала сроки, функционировала. Но мое истинное, разрушенное Я не желало никуда за мной следовать. Оно затаилось, не вылезало из постели до поры до времени, занималось моей семьей и терпеливо дожидалось меня, пока я вернусь в гнездо, чтобы затаиться.
Из моего дневника
18.4.2008
Что означает быть живым?
Слушать, воспринимать — с одной стороны.
Был активным, энергичным и громко заявлять о себе.
Потеть, смеяться, заниматься спортом —
это другое.
И есть и третья сторона: петь, музицировать, страстно
Увлекаться.
ДУХ-ТЕЛО-СЕРДЦЕ.
Не слишком ли много духа,
Как ты считаешь, Хели?
Объявляю вас моими ангелами-хранителями:
Пусть Тимо будет ангелом-хранителем моего духа;
Хели — ангелом-хранителем моего тела и его здоровья;
Фини — хранительницей и защитницей моего сердца.
И еще одна просьба: помогите мне поблагодарить всех,
кто делал и делает мне добро!
Я начинаю с вас: спасибо за ваше мужество
Пройти впереди меня по пути к свету. Стольких людей
Направляете вы по верной дороге! И вы для меня мерило
Неисчерпаемой полноты жизни!
Целую вас!
Мое гнездо было для меня святым местом. Никому не было позволено меня там беспокоить. Я не снимала телефонную трубку. Не отвечала на СМС. Стучащим я никогда не открывала. За пределами дома я была прилежной и общительной. Дома я беседовала исключительно с моими ангелами. И тайно тренировалась снова взять под контроль свою жизнь. Без чужой помощи. В одиночку.
8 апреля 2008 года
Уже поздно. Целый день я таскала ящики. Была голодна.
И почему я снова не приняла приглашение Анны на обед?
Печенье давно съедено, мой пустой желудок урчит. Усталости я не чувствую. Впервые побег в сон не удается. К тому же и голова кружится.
Когда-нибудь тебе придется начать самой о себе заботиться.
Так нашептывает, воодушевляя меня, мой голос.
Ты прав. Я сварю себе большую кастрюлю риса. Хватит дня на три. Начинаю варить.
На кухне холодно. Центральное отопление не работает вот уже несколько дней. Не знаю, по какой причине. И кто может знать причину, тоже не знаю.
Печка, которую надо топить дровами! Тем более что ее огонь гораздо уютнее.
Я открываю ящик с дровами. Обнаруживаю полено, забытое и одинокое. За окном хлещет дождь. Но деваться некуда. Придется нарубить дров. Проблема лишь в том, что я никогда прежде не колола дрова.
Гротескная куртка Хели защищает от дождевых капель. Я бегу в темноте через сад, по колено в сырой траве. В сарае я доверху нагружаю тачку Хели дровами. Пытаюсь преодолеть подъем и вкатить тачку на террасу. Мое сердце громко колотится. Я обливаюсь потом. Подбадриваю себя, чувствую внезапный прилив сил, почти бесшабашность. Или мною движет исключительно энергия моего отчаяния?
Онемевшими пальцами я берусь за топорище.
«Хели! Я сделаю это, у меня получится!» — кричу я в темноту.
Может быть, он услышит меня.
Хели, ангел, машет руками перед моим лицом:
«Нет, не так это делают!»
Но я не слышу его.
Ставлю полено на козлы. Полено не желает стоять. Ну, погоди! Левой рукой я держу чурбак, правой рукой заношу топор. Ух! Десять миллиметров. Между топорищем и большим пальцем. Мне повезло. Всему позволяю упасть — и топору, и полену, — как если бы это были горячие угли. Мои трясущиеся руки, трепещущее сердце — признак того, что у меня сейчас начнется истерика. Но истерики я в настоящий момент — одна, замерзшая, под дождем — позволить себе не могу.
Нет, Хели, это вовсе не так опасно, как выглядит. Видишь? Никакой крови. Я себя ни капельки не поранила.
Но и полено не получило ни единой царапины. К сожалению. Еще одна попытка. На этот раз не столь горячечная. Это значит: неуверенная и неловкая.
Можно я превращусь в сильного и крепкого мужчину, здесь и сейчас?
Но перед запросами к Господу Богу мне нужно несколько потренироваться.
Итак, меняем тактику: используем топор вместо молотка. То есть топорище вбиваем в полено, как поступаем с гвоздем, вбиваемым в стену. Это замечательный способ отвлечься. Но, к сожалению, и только.
Я вся в поту. В отчаянии. Без сил. Я слишком слаба. Слишком неумела.
«Помоги же мне, Хели!»
Хели. Вполне может быть, что он меня прекрасно слышит. Но делать-то ему что? Ангел ведь не может держать топор. К сожалению.
В кухне звонит мой мобильный. Наконец-то появилась причина оставить все так, как есть. Это Георг. Мой финансовый консультант. Старый друг семьи. Он желает условиться со мной о встрече. Лучше назавтра.
«Ты случайно не знаешь, как затопить печку?» — атакую его я. — У меня есть только большие полена. И никакой щепы на растопку. Я ужасно мерзну».
На Празднике Душ Георг предложил мне свою помощь.
Чего бы тебе ни понадобилось, я всегда тебе помогу.
Время пришло. Да, мне нужна помощь. И я с благодарностью пользуюсь предоставленным мне телефонным козырем.
«Думаешь, у меня получится решить эту проблему?»
«Разумеется. Газеты у тебя есть?»
«Сколько угодно».
«Замечательно».
Замечательно. Это приятно слышать.
«Следи за тем, чтобы достаточно теплого воздуха поступало в печную трубу. Тогда тебе удастся добиться того, чтобы полено занялось без щепы. Тебе надо свернуть газеты, поджечь их и держать газетный факел в вытяжке».
Это у меня получится. Факел. Огонь. Но как мне подобраться к вытяжке?
Моя рука исчезает в печи. Факел тухнет.
«Попытайся еще!» — подбадривает меня Георг.
Кухня вся в дыму. Моя рука — черным-черна.
«Ничего не выходит».
«Завтра я к тебе заеду».
О, да! Можешь захватить с собой рис?
Но прежде, чем я задаю свой вопрос, он уже кажется мне диким. Могу ли я просить своего финансового консультанта приносить мне продукты?
Я отправляюсь в ванную мыть руки. Взгляд в зеркало. Кто это?
Нос серого цвета, лоб — черного. Я похожа на трубочиста.
«Хели!» — взываю я, смеясь и плача одновременно. И зевать приходится тоже. Наконец наступает время отправиться в постель, пусть и без ужина.
Завтра, как только встану, схожу в магазин за печеньем.
Среда, следующий день
Голод заставил меня отправиться к Анне.
«Каждый день в два часа я выставляю на стол обед для всей семьи. Каждый день я готовлю с избытком. По крайней мере еще один человек может всегда наесться досыта. Приходи в любое время, каждый день, хоть целый год. И без всякого предупреждения».
Это предложение Анны прозвучало еще на Празднике Душ. Анна. Любящая. Трезвомыслящая. Заботливая.
После вчерашней неудачи предложение Анны выглядит для меня неотразимым. Я просто ввалилась к ней и чувствую себя ко двору. Еда невероятно вкусна. Я сыта.
Тут же я снова завожу автомобильный мотор и спасаюсь бегством. Я пока долго не выдерживаю пребывания в обществе. Мне лучше снова удалиться домой.
Но, помахав на прощание рукой, я изменяю план.
Я хочу увидеть железнодорожный переезд, где случилось несчастье. Прямо сейчас. Я хочу переехать пути. Раз туда. И раз обратно.
Я хочу это совершить. Должна продемонстрировать самой себе, что нет у меня больше страха ни перед чем. Я пытаюсь коллекционировать моменты своей силы и бесстрашия, укрепить себя изнутри. В качестве снарядов, которыми я намереваюсь отстреливаться от черной дыры, в случае если она меня снова найдет.
Я хочу увидеть железнодорожный переезд, где случилось несчастье. Прямо сейчас. Я хочу переехать пути. Раз туда. И раз обратно.
Еда придала мне мужества. Через три минуты я у цели. Что же произойдет? Напрасно ждала я, когда на меня нахлынут особенные чувства. Никаких привидений, пытающихся проскользнуть ко мне в машину. Меня не прошибает холодный пот. Никаких слез. Я не выжимаю внезапно педаль тормоза. И не кричу. Я практически безучастна.
Не может быть. Вот это место, где писалась история — пусть и всего лишь история моей жизни. Как это может быть, чтобы это место производило на меня впечатление столь обыденного, столь неприметного?
