Валерий Большаков - Дорога войны
Из Зала девяти муз магистр и Марций шагнули в обширный перистиль, обрамленный двойным рядом колонн, пересекли его по дорожке меж миртовых кустов, статуй и фонтанов и вышли к триклинию.
Здесь придворный остановился и открыл двери для Турбона. Кивнув ему, префект вошел в императорскую трапезную.
Принцепс ждал внутри. Триклиний, с полом из разноцветного мрамора, с мозаичными стенами, вмещал пять столов, окруженных дюжиной лож. Вдоль стен выстроились массивные гранитные колонны, между ними в нишах застыли преторианцы, а за окнами открывался вид на нимфею с мраморным бассейном, окруженным статуями в нишах. Император в аметистовой тунике возлежал на центральном ложе за средним столом.
Марций Турбон подошел — и опустился на одно колено, почтительно склоняя голову.
— Без церемоний, Марций! — улыбнулся Адриан и указал рукой на «верхнее ложе»: — Присоединяйся! Насколько я понимаю, прандий ты пропустил?
— Это полезно, величайший, — улыбнулся префект, устраиваясь и подтыкая подушки.
Безгласная рабыня в воздушном наряде из виссона неслышно подошла к нему и увенчала венком. Марцию захотелось ущипнуть девушку, но он не посмел: вдруг эта вольность не понравится Адриану?
Принцепс был внешне спокоен. Его лицо выглядело безмятежным, нервные пальцы пощипывали кудрявую русую бородку. Иглисто сверкал бриллиантовый перстень, подаренный Адриану Траяном за войну с даками.
— Угощайся, — сказал августейший, — я тоже еще не ел.
Префект оживился. Круглый стол перед ним не ломился от яств, но был накрыт с изыском — на серебряных блюдах лежали жареные раки, тирренские устрицы, паштеты из гусиной печенки, из языков фламинго, молок мурен, петушиных гребешков. Красивый статный юноша — вылитый Ганимед[52] — наполнил золотые кубки вином.
— Ретийское, — сказал Адриан, — советую.
— На здоровье тебе, Август! — поднял кубок Марций.
Принцепс кивнул и сделал несколько хороших глотков.
— С лета чувствую неудовлетворенность, — признался Адриан. — Я будто живу в темной комнате, хожу по ней, нашаривая путь руками. А надо видеть!
— Величайший не доверяет советникам? — осторожно спросил префект.
— Как тебе сказать. Ты можешь себе представить, через сколько рук проходят те донесения, которые ложатся на мой стол?
— Их много.
— Вот! В том-то и дело! А я все хочу узнать сам, без посредников, которые так шлифуют тексты посланий, что даже страшное бедствие выглядит милым озорством. Нет, задержался я в Риме… Вот разделаюсь с делами — и тронусь в путь.
— Могу я узнать, куда?
— Я должен побывать везде. В Галлии, Германии, Британии. Надо лично узнать, как идет жизнь на границах. Ведомо ли тебе, что есть легаты, которым каждый день сатурналии?[53] Так нельзя! Я хочу упрочить дисциплину и даже обожествить ее. Всеми своими победами Рим обязан легионам. А чем наши воины одолевали врагов? Слаженностью, порядком и дисциплиной!
Префект согласно кивнул.
— И в Испании надо побывать, — продолжал Адриан, — и в Мавритании. В Элладе. В Египте. В Дакии. Кстати, о Дакии. Как там наш друг Оролес?
— Пока притих, величайший, но может нанести удар в любой момент. Я отправил в Дакию группу преторианцев из Особой когорты. Они должны лишить Оролеса средств для ведения войны. Не имея золота, этот самозваный царь так и останется разбойником-латрункулом, а его шайка никогда не вырастет до размеров армии.
— Верный ход, — кивнул император. — Скажи, Марций, а тебе не казалось странным, что Оролес всегда нападал лишь на те наши каструмы, где в тот момент ослабевала оборона? Вот ушла когорта из Маркодавы, и Оролес тут же напал. Перебросили мы войска из Гермосары в Апул — и Оролес тут как тут! В чем секрет таких блестящих побед?
— Я бы сказал — в хорошей разведке.
— И я бы так сказал! Но вот вчера вечером мои фрументарии[54] передали тревожную весть — в Дакии задержан тайный посланник Оролеса. Во время допроса он умер, но признался, что доставил в одно место — какая-то там расщелина в скале — мешочек золотого песка, а в обмен получил запечатанные церы. Знаешь, что в них было? Пароли на три дня вперед для лагеря в Сармизегетузе! Если бы мы не перехватили этого посланца, Оролес вырезал бы весь столичный гарнизон! Марций Турбон был потрясен.
— Пароль на текущие сутки знает любой тессерарий, — проговорил он, — но на три дня вперед. Что же, выходит, среди высших офицеров завелся предатель?!
— Выходит, так, — мрачно сказал Адриан. — Кто-то в больших чинах продает своих за золото, и не где-нибудь, а в службе наместника. И это в то самое время, когда язиги и роксоланы ведут себя всё более враждебно. Варвары недовольны тем, что мы уменьшили им ежегодные выплаты. Кстати, Марций, тебя не оскорбляет эта необходимость — выплачивать дань грязным варварам мира для?
— Что ж тут такого? Мы просто покупаем мир! Война с сарматами обойдется нам куда дороже, чем подачки вождям.
Принцепс кивнул с удовлетворением.
— Поэтому я и решил отправить тебя на место событий, — сказал он со слабой улыбкой. — И назначить наместником Дакии и Нижней Паннонии.
Марций Турбон на какой-то момент даже растерялся. Должность наместника всегда считалась не всаднической, а сенаторской. Вот оно, его возвышение! Префект сразу взорлил.
— Благодарю, величайший, — произнес он. — Когда я должен отбыть к месту службы?
— Завтра же. Я подыщу для тебя шесть… нет, пусть будет двенадцать ликторов, а преторианцев выбери сам. Выезжай прямо в Сармизегетузу, Паннония подождет. Дакией рулит преторский легат Требаций Теста. Человек он надежный, но именно в его аппарате завелся изменник. Твоя первейшая задача, Марций, выяснить, кто он. Только будь осторожен, не руби сплеча. В «службе наместника» — двести человек, это офицеры и легионеры, освобожденные от черной работы в военном лагере. Они честные и верные люди, и лишь один из них — враг.
Марций поймал себя на том, что смотрит в окно за плечами преторианца, где бьет фонтан и струи его разбиваются, падают со ступени на ступень, среди зелени и цветов.
— Я найду его, величайший, — торопливо пообещал новоиспеченный наместник.
— Верю, — кивнул Адриан. — Ну, прандий еще не кончился. Попробуй этот мульсум — в вино подмешан гиметский мед.
Наместник Дакии и Нижней Паннонии отвлекся от дум — и отпил из чаши с мульсумом. Хорошо пошло.
Покидая дворец Флавия, Квинт Марций Турбон задержался в вестибуле. К нему тотчас же подбежал преторианский трибун Танузий Гемин.
— Вот что, Танузий, — неторопливо проговорил наместник, — дай команду, чтобы Шестая кентурия когорты особого назначения собралась в кастра преториа.[55] И быстро! Чтобы, когда я приеду в лагерь, все уже были там.
— Будет исполнено, презид![56] — вытянулся Танузий Гемин. — Я мигом!
Усмехаясь, Марций Турбон пошагал через дворцовую площадь. Презид… Приятное слово… Ласкает слух. И откуда претории уже известно? Хотя — что тут непонятного? Триклиний был полон гвардейцев. С чужими они промолчат, а своим шепнуть пару слов не возбраняется.
Конюший подвел наместнику коня и хотел уже было подсадить презида, но тот небрежно отстранил слугу — он еще не настолько стар, чтобы садиться верхом с чьей-то помощью. Ухватившись за «рога» военного седла, Марций подпрыгнул, отжался и закинул ногу, укрепляясь и подбирая поводья.
— Вале!
Конюший поклонился в ответ, а наместник двинулся, не спеша, к Палатинскому взвозу. Ему было о чем подумать.
В воротах Преторианского лагеря его встретили гвардейцы, выстроившиеся рядами. Причем их лица не каменели строгими масками, а расплывались в улыбках. «И эти уже всё знают!»
— Аве, презид! — прорявкали сотни глоток, и Марций Турбон поднял руку, приветствуя бывших подчиненных.
Из караулки выбежал Танузий Гемин и отсалютовал.
— Шестая кентурия в сборе! — доложил он. — Они на малом плацу.
Марций Турбон спешился и направил стопы по адресу, указанному трибуном. Обойдя штаб, он выбрался на обширную квадратную площадку, со всех сторон огороженную колоннами. Кентурия заняла едва ли четверть малого плаца — в ней служили всего сорок восемь преторианцев. Зато какие! Отборные молодцы. Штучный товар. Префекты лично набирали бойцов в Особую когорту — из гладиаторов, легионеров, фрументариев. Из граждан Рима и варваров.
Кентурия предстала перед Марцием Турбоном во всем блеске и пышности: панцири горят золотом, шлемы — серебром, плащи отливают пурпуром, нестерпимо ярко алеют клубистые перья, колыхаемые ветерком. Командовать кентурией было поручено Сергию Корнелию Роксолану. Правда, видел он своих подчиненных всего один день — прибыл с одного задания и сразу убыл на другое. Служба такая! А вот личный состав кентуриона знал, хоть и заочно, и уважал, поскольку имел понятие о миссиях, выполненных Сергием со товарищи.
