Евгений Красницкий - Отрок. Внук сотника.
— Кузька, Ероху мне отдашь или сам хочешь?
— Сам хочу!
— Демка, Мешок с твоей стороны, как разбежится, бей по ногам.
— Знаю!
— Не ждем, вперед!
Ерохина команда ожидала чего угодно, только не нападения. Первый мишкин противник так ничего предпринять и не успел, только громко лязгнул зубами, когда кулак врезался ему в подбородок. Чистый нокаут! Второй успел замахнуться, но тут же скорчился от удара ногой в промежность. Мишка оглянулся. Борька-Мешок, лежа на животе, и как раз, подтягивал под себя ноги, чтобы подняться на четвереньки, а Демка молотил, действительно как деревяшку, Пашку, прижатого спиной к забору и, видимо только поэтому, не падавшего на землю.
Кузька — артистическая натура — как всегда, соригинальничал: обхватив Ероху руками и ногами, он повис на своем противнике как клещ и методично бил его головой в лицо. Еще один Ерохин приятель — Филька — не придумал ничего лучше, как попытаться оторвать Кузьку от Ерохи, обхватив его руками за туловище сзади. Получив затылком по носу, он отшатнулся и на какое-то время потерял всякий интерес к происходящему.
Ероха, поняв наконец, что Кузьку ему от себя не отодрать, просто упал вперед, подмяв его под себя. Кузька ударился о землю спиной и затылком, руки его разжались и Ероха, приподнявшись уже занес кулак для удара, когда Мишка от всей души врезал ему ногой по ребрам. На этом силовая часть противостояния закончилась и началось чистое издевательство.
Демка оседлал стоящего на четвереньках толстяка Борьку и, кажется, собирался прокатиться на нем по улице. Кузька, хоть и не твердо стоя на ногах, пинал ногами корчащегося на земле Ероху, остальные противники лежали, только один Филька стоял посреди всего этого побоища, держась руками за разбитый нос. Мишка уже было собрался врезать и ему, но тут зацепился за что-то периферийным зрением.
Повернув голову он успел заметить уходящих за угол деда и Немого. На том месте, где они только что находились, стоял соседский пацан Прошка, которого несколько раз ловили на том, что он подсматривал за тем, как Мишка с близнецами тренируется. Мишка поманил его рукой, но Прошку явно терзали сомнения.
— Не бойся, не трону, иди сюда!
Прошка еще немного подумал, потом подошел, но было видно, что он готов задать стрекача в любой момент.
— Не бойся, не трону. — Еще раз, на всякий случай, повторил Мишка. — Это ты деда с Немым позвал?
— Ага, я сразу догадался, что Ероха с дружками вас тут поджидают, они сами говорили…
— Так догадался или говорили?
— Говорили, ну а я и догадался.
— И дед с Немым с самого начала все видели?
— Нет, они еще раньше подошли, но не показывались.
— Так если раньше подошли, значит с самого начала видели?
— Ага!
— А что говорили?
— Так он же — немой!
— Ну ладно, дед говорил, что-нибудь?
— Ага.
— Что?
— Сначала сказал: "за ножи бы не взялись".
— А потом?
— А потом сказал: "первыми нападать надо".
— А потом? Да что из тебя все клещами тянуть надо? Говори все сразу: что дед еще сказал?
— "Ядрена Матрена", это когда ты Ероху ногой…
— И все?
— Все. Ой, нет! Он еще сказал: "Пошли, Андрюха".
"Мои поздравления, сэр Майкл! Выпускной экзамен мордобойного колледжа имени лорда Корнея Ратнинского успешно сдан. Экзаменационная комиссия удалилась, для написания протокола и заполнения дипломных корочек. Неужели они были так уверены в результате, или, все-таки, рассчитывали вмешаться, если дело обернется скверно? Но как Вы, сэр, совпали мыслями с лордом Корнеем! Стратегия, блин".
— Минька, ты его что, убил? — Прервал мишкины размышления Прошка.
— Кого?
— Афоню. Вон лежит и не шевелится, и бледный весь.
— Ну всего-то ты не видишь, только морду.
Мишка взял Афоню за руку, нащупал пульс.
"Живой, слава Богу, но крепко я его приложил. Как бы сотрясения мозга не было, надо его как-то в себя приводить".
— Прошка, возьми его шапку, зачерпни воды в канаве.
— Так грязная, нельзя ее пить, мне маманя говорила что…
— Да не пить! На голову вылить, чтоб в себя пришел.
— Ага, сейчас.
Пашка зачерпнул полную шапку и щедро плеснул Афоне в лицо. Весенняя вода была ледяной, парень залупал глазами и замычал что-то нечленораздельное.
"Блин, челюсть, что ли, сломана? Это хреново, челюстно-лицевой хирургии ЗДЕСЬ, кажется, нет. Неприятностей не оберемся. Ну Вы и Геракакел, сэр, с одного удара! Пошли дурака Богу молиться, он челюсть сломает, но не себе".
Мишка помог Афоне сесть, и тот выплюнул себе на колени сгусток крови и выбитый зуб.
— Минька, ты шо, шума шошел?
— Пока нет, но сейчас сойду и еще тебе добавлю!
— Ошшань шука! Я ошшу вше шкашу, он чефя…
— Скажи, скажи, он тебе еще добавит. Встать можешь?
— Шаш вштану, ох…
Афоню потряс приступ рвоты. Мишка брезгливо отстранился, огляделся по сторонам. Демка отъехал верхом на Борьке уже довольно далеко, около забора возился, пытаясь подняться, Пашка, Филька брел по улице, все еще держась за расквашенный нос, ни Ерохи, ни Кузьки не было видно.
"Ероха сбежал! Бросил своих и сбежал, а Кузька за ним погнался! Вот это фортель — Кузька гонится за Ерохой! Мир перевернулся. "Ура! Мы ломим, гнутся шведы!".
Рядом сидел, держась руками за пах еще один из Ерохиной компании, как его зовут Мишка забыл.
— Эй ты, придурок! Тебе, тебе говорю! Хватит за яйца держаться, вставай!
— Ы-ы-ы…
— Вставай, я сказал! Сейчас еще схлопочешь, мало одного раза?
— Ы-ы-ы…
Пришлось подойти и отвесить страдальцу подзатыльник.
— Не нада-а-а!
— Вставай, балбес! Попрыгай, помогает.
Пацан со стонами и оханьем поднялся, наконец, на ноги.
— Минь, а что, правда помогает? — Поинтересовался Прошка.
"Ну до чего же любознательная молодежь пошла. Естествоиспытатель Прохор, туды тебя".
— Хочешь попробовать?
— Не, не хочу.
— Ну и не лезь тогда.
Мишка повернулся к предыдущему «собеседнику».
— Ну что, очухался, болезный? Ну-ка, помоги Афоню поднять!
Поставленного вертикально Афоню ощутимо шатало, он что-то шипел, брызгая кровавыми слюнями, но новых приступов рвоты не было, и Мишка решил, сотрясения мозга, возможно нет.
— Отведи его домой. Понял?
— Угу.
— Узнаю, что бросил по дороге, вообще все отобью, не только яйца! Понял?
— Угу.
— Если понял, повтори.
— Чего еще повторять-то… Ой, чего дерешься?
— Повтори!
— Отвести домой, если брошу все отобьешь.
— Умница, сразу бы так. Вперед!
Мишка обернулся к Паше, как раз, поднявшемуся с земли, перебирая руками по забору.
— Пашка! Сам домой дойдешь?
— Гнида! Я тебя еще поймаю, кровью умоешься!
— Зачем ловить? Я здесь.
— Погоди, паскуда, еще встретимся, кишки на плетень мотать буду!
— Встреча уже произошла, получи!
Пашка снова шмякнулся о забор и сполз на землю.
— Еще хочешь?
— Землю жрать будешь, паскуда, на брюхе ползать…
"Вот это характер! Наш человек, такого бы в свою команду…".
— Ладно, уговорил. В любое время и в любом месте, когда захочешь. Только захочешь ли?
— Выть будешь, как пес, ноги мне лизать…
— Демка! Слезай, пошли Кузю искать!
* * *Так Мишка досрочно решил первую задачу — стать сильнее всех своих сверстников. Физически, возможно, кто-то из них и превосходил его силой, но по боевым качествам Мишка стал первым. Учить мальчишек военному делу в Ратном начинали с двенадцати лет, так что формально, дед правил не нарушил. Нож оружием не считался, скорее — хозяйственным инструментом, верхом умели, лучше или хуже, ездить все мальчишки, а что касается кулачных боев, то осуждая их на словах, особенно если случались серьезные травмы, мужская часть населения, втихомолку, это дело приветствовала — воина надо готовить с детства.
А «спортзал» так и остался. Уже не каждый день, но хотя бы пару раз в неделю, дед гонял пацанов на тренировки, заставляя поддерживать форму.
Глава 3
Лето 1124 года. Окрестности села «Ратное».
Как Мишка и предполагал, пасти коров ему больше ни пришлось, стоило только сойти снегу, и он, вместе с дедом, перебрался на пасеку, поселившись там в поставленной за зиму избушке, помогая деду в работе и, время от времени, поражая сам себя фантастическим сочетанием вопиющего невежества и совершенно неожиданных теоретических познаний в области пчеловодства.
Так, для него оказалось совершеннейшим сюрпризом то обстоятельство, что пчелы собирают не только нектар, но и цветочную пыльцу. Как сказал дед, эти разноцветные горошинки с булавочную головку величиной, пользовались огромным спросом у лекарей и купцы платили за них серебром, забирая, сколько бы не предложили.
