Татьяна Зубачева - Аналогичный мир - 4 (СИ)
Звонок заставил их вздрогнуть и отпрянуть друг от друга.
— Кто это? — Джинни удивлённо смотрела на Громового Камня.
Он пожал плечами, и Джинни уже готовилась сказать, что это, наверное, просто ошиблись дверью или дети шалят, но тут позвонили вторично. Это уже быть ошибкой не могло, и Джинни побежала в прихожую. Громовой Камень поправил съехавший почему-то набок галстук и сел прямо. Прислушался к голосам.
— Оу! — удивилась Джинни. — Привет, Джен.
— Привет, — улыбнулась Женя, входя в прихожую. — Джинни, выручишь?
— Конечно, — сразу согласилась Джинни. — А что случилось? — и тут же: — Оу, какая ты нарядная. Как невеста.
— А я и есть невеста, — засмеялась Женя и, увидев изумление Джинни, объяснила: — Мы годовщину свадьбы отмечаем. Мне такие цветы подарили, Джинни, мечта, во, с Алиску, ни в одну вазу не влезают, а резать жалко, я у вас вазу видела, большую, напольную, не одолжишь?
— Ну, конечно! И много гостей, Джен? Прелесть какое платье!
Громовой Камень слушал доносящийся из прихожий девичий стрёкот и щебет, в котором не только слов не разобрать, но и непонятно, на каком языке стрекочут, и улыбался: все девчонки одинаковы.
— Да, Джен, конечно! — Джинни вбежала в гостиную, щёлкнув по пути выключателем.
Громовой Камень на мгновение зажмурился от слишком яркого света, но тут же открыл глаза.
— Здравствуйте.
— Ой, здравствуйте, — улыбнулась Женя.
Но ни удивляться, ни думать о том, что бы означало присутствие здесь Громового Камня, было уже некогда. Джинни стояла рядом с большой и действительно очень высокой керамической вазой кирпичного цвета. Джинни решительно вынула из неё сухие декоративные цветы: белые плоские кругляши и ярко-оранжевые пухлые бубенчики. Женя такие уже видела на рынке в Старом городе и даже подумывала о покупке, но тогда не стала: слишком большие для её двух вазочек.
— Подойдёт?
— Да, конечно. Большое спасибо.
Воды в вазе не было, и Женя с Джинни попробовали её приподнять. Громовой Камень решительно оттолкнулся от дивана и встал. Теперь лишь бы нога не подвела.
— Я за Эркином схожу, — выпрямилась Женя. — Оставь, Джинни.
Когда она назвала Эркин, Громовой Камень узнал её. Это мать Алисы Мороз из первого класса, жена Эркина, вот не думал, что она с Джинни подруги. Хотя, почему и нет? Живут рядом.
— Ну-ка, — раздвинул он их плечами и взялся за вазу.
Сам не ждал, что получится. Не только её поднять — увесистая, конечно, но терпимо, но и шагнуть к двери, и ещё раз… Ахнув в два голоса, Женя и Джинни побежали перед ним, раскрывая двери.
До коридора добрались вполне благополучно. Нога, конечно, болела, но Громовой Камень привычно не обращал на боль внимания и старался ступать твёрдо.
Женя распахнула дверь своей квартиры, Громовой Камень шагнул, преодолевая боль, и вдруг стало легко: чьи-то сильные руки подхватили и с мягкой властностью отобрали вазу.
— Я возьму, кутойс.
Эркин? Да он, однако… при поном параде, похоже, здесь праздник.
Прихожая наполнилась людьми. Его и Джинни знакомили и представляли, но всё сейчас проскакивало как-то мимо сознания, потому что один из гостей — высокий голубоглазый блондин — настолько походил на Алису, что тут и сомнений быть не могло. И ещё он понял, что гости с той стороны. Разговор большей частью шёл по-английски, хотя старик, которого называли Игорем Александровичем и профессором, был явно русским. Громовой Камень обменялся со всеми рукопожатием, поздравил Эркина, и они с Джинни ушли.
Когда они вернулись в гостиную, Джинни тихонько вздохнула и предложила:
— Ещё чаю?
— Да, — кивнул Громовой Камень. — От чая отказаться не могу.
И пока Джинни суетилась и хлопотала, ставя на огонь чайник и убирая куда-то сухоцветы, Громовой Камень сидел на диване и сосредоточенно глядя на рдеющие в камине поленья, думал. За Алисой приехал её отец с той стороны. Чем помочь Морозу? Эта, как её, женя — мать, и её слово решающее, это на сына отец имеет все права, а у дочери кровь матери. Если Женя согласится отдать Алису, то… то всё, ни по каким законам и обычаям у Эркина прав на Алису нет.
— Гриша, — Джинни осторожно коснулась его плеча.
— Да, — Громовой Камень вздрогнул и вскину на неё глаза. — Да, Джинни.
— Чай готов.
— Да, — он взял чашку. — Спасибо, Джинни.
Джинни села рядом с ним и тоже взяла чашку, отпила.
— Ты… ты заметил?
— Да, — сразу понял её Громовой Камень и пожал плечами. — Трудно не заметить.
— Думаешь, он её заберёт?
— Если мать отдаст, — Громовой Камень усмехнулся и сказал на шауни: — У дочери кровь матери, — и тут же сам перевёл сказанное на русский.
Джинни кивнула.
Когда ваза и розы заняли своё место, гостиная, по мнению Жени, преобразилась.
— Как хорошо! — вздохнула она.
— Да, — сразу кивнул, стоя рядом, Эркин и тихо, что услышала только Женя; — Завтра же схожу, такую куплю.
— Ага, — согласилась Женя.
На мгновение они словно ослепли и оглохли, ничего не замечая вокруг.
А вокруг клубилась та же весёлая суматоха. Андрей добивался у Фредди, откуда он и Джонатан знают Бурлакова. Фредди, возясь со странной чёрной коробкой чуть побольше обычного фотоаппарата, которую мимоходом достал из своего явно бездонного кейса, беззлобно отругивался.
— Да отстань ты. Ну, клад он нам актировал. Ну, чего тебе до этого?
— А ему до всего, — влезла Алиса. — Дядя Фредди, ты ему лучше скажи, а то он не отстанет.
— Отстанет, — пообещал ей Фредди, приспосабливая к коробке ещё две поменьше и щёлкая всякими рычажками. — Ну вот. И вы, мисс, отстаньте.
— Я мисс? — удивилась Алиса.
— Нет, так будешь, — коробка в его руках превратилась в фотоаппарат, но какой-то странный и громоздкий. — Ну, вот и готово. Эркин, Джен, обернитесь.
Эркин и Женя одновременно обернулись к нему, и тут Фредди поднёс странный фотоаппарат к лицу, чем-то щёлкнул, полыхнула голубая молния. Все изумлённо замолчали, глядя на него. В фотоаппарате что-то заурчало и опять щёлкнуло. Фредди с невозмутимым видом ковбоя, отстрелившего в баре горлышко с пробкой у приглянувшейся бутылки, выдернул вылезший из щели листок и протянул его Эркину.
— Подержи минуту на свету.
Эркин, недоумевая, взял листок за уголок, как и подавал Фредди, и только, пожав плечами, хотел спросить, и что же это такое, как листок стал темнеть, и на нём проступили пятна. Они быстро разрастались, наливались цветом, и вот уже это не листок плотной бумаги, а настоящая фотография. Это же он, и Женя рядом, и её рука на его плече.
— Вот это да! — восхищённо выдохнул Андрей.
— Слышал, но вижу впервые, — кивнул Бурлаков.
— Пришлось поискать, — скромно заметил Фредди. — Так, профессор, давайте теперь вас.
Бурлаков встал рядом с Андреем. Андрей покосился на него и спросил:
— Фредди, а трое влезут?
— Отчего ж нет.
— Эркин, становись.
Спорить Эркин не стал, и Бурлакова сфотографировали, как Андрей и хотел: между ним и Эркином. Бурлаков был явно не против.
Джонатана настолько потрясло появление фотоаппарата, да ещё такого — он прикинул, сколько может стоить эта игрушка, да ещё во сколько обошёлся выход на продавца, ковбой что, счёт свой оголил?! — что буквально онемел. Но ненадолго. И, пока Бурлаков, Эркин, Андрей и Женя рассматривали и обсуждали фотографии, Джонатан встал рядом с Фредди и тихо спросил:
— К Харрингтону собрался, ковбой?
Психиатрическая лечебница Харрингтона с филиалами в каждом штате была всем известна, а её аризонское заведение пугало даже не верящих ни во что, кроме меткой пули, ковбоев и к ночи не поминалось. Чтоб не накликать.
— Отзынь, недоумок, — так же тихо ответил Фредди и загадочно добавил: — Для тебя же стараюсь.
— Не понял, — искренно, но с лёгкой угрозой ответил Джонатан.
— Недоумок потому что. Лучше у профессора выясни, чего он сюда затесался.
— Выяснил. Он — отец.
— Чей?! — изумился Фредди.
— Эркина и Эндрю. Причём родной.
Насладившись видом отвисшей челюсти Фредди, Джонатан почувствовал себя отомщённым.
Справившись с изумлением и признав тот факт, что бывает и два джокера в одной взятке, Фредди развил бешеную деятельность, фотографируя присутствующих во всевозможных комбинациях, по двое, по трое, всех вместе, с Джонатаном и без него. И в этом калейдоскопе фотографирование Алисы на коленях у Джонатана прошло незамеченным: игра — так для всех игра. И для него самого, конечно, тоже. Аппарат оказался на удивление простым: сюда смотри, а здесь нажимай — и все внимали всех.
Потом мужчины уселись на диван, рассматривая получившиеся снимки, а Женя захлопотала со столом: девятый час уже.
