Сети Госпожи ужаса (СИ) - Чайка Дмитрий

— Да пошел ты, старый дурак! Совсем голову потерял, как в царское кресло сел, — пробормотал Тимофей, злясь на упрямого родственника, который слишком уж заигрался и с титулом царя, и свалившейся на его голову властью. Тимофей же трезво смотрел на жизнь, и мелочи вроде расшитых шапок не могли лишить его разума. Он знал точно: дело — дрянь! Он уложит свои вещи в заплечный мешок. У него немало скоплено золота, серебра и тканей. Кое-что придется бросить, но самое ценное он унесет.

Тимофей открыл дверь своих покоев, едва не выбив ее. Наложница с дрожащими от страха губами бросилась к нему, но он отшвырнул ее небрежным движением руки. Пышная красавица упала за камни пола и тихонечко завыла. Парень достал сундук из-под ложа и запустил туда руки.

— Это возьму… И это… И это… А это нет… Вдруг плыть придется…

Он повернулся к плачущей наложнице и заорал, брызжа слюной.

— А ну, заткнись, дура! Услышу еще хоть звук, глотку тебе перережу!

Тимофей уже знал, что уходить придется быстро. Он затянул веревкой горловину мешка и достал доспех. Надо проверить каждую чешуйку и каждый ремешок. Он ему скоро понадобится. Предчувствие людям посылают боги, и боги пока что хранят его. Хотя обидно! Ведь он совсем недавно принес богатые жертвы Богу моря, а тот прислал своего сына по его душу. Баранья ляжка впустую пропала.

— Не буду я больше Поседао жертвы приносить, — бормотал Тимофей, проверяя свежую кожу щита. — Толку от этого все равно никакого, раз с ним уже Эней договорился. Мне его жертв нипочем не перебить. Не будет Морской бог просьб простолюдина слушать, когда ему сам царь богатые дары приносит. Слышал я, что Эниалий ахейский помогает хорошо, если его задобрить как следует. Парни говорят, верное дело! Та-а-к… Хлеба пару еще лепешек взять!

1 В это время страна бывшая Амурру, соответствовавшая южной Сирии и северному Ливану, была настоящим бандитским гнездом. «Народы моря» использовали ее как базу для нападения на египетский Ханаан как по суше, так и по морю.

2 Энгоми был взят «народами моря», но вполне себе существовал еще больше ста лет, пока его гавань не исчезла под наносами речного ила. Тогда жизнь переместилась в основанный по соседству Саламин, достигший в античную эпоху неслыханного процветания. Этот порт тоже был центром экспорта меди.

Глава 9

А ведь у меня получилось. Не иначе, помогли молитвы угаритского плотника и его взывания к такой-то матери. В смысле, к Великой Матери. Всех остальных богов он уже перебрал, пока строил мне катапульту, и ни один из них так ему и не помог. Всего-то десяток прототипов рассыпался под ударами деревянного рычага в станину, а потом дело пошло на лад. До римских монстров мне, конечно, еще очень далеко, но каменюку весом в пять кило эта штуковина уверенно забрасывает метров на двести. Понимаю, не абы что, но здесь ведь все равно катапульты ни у кого нет. И такого чувства юмора, как у меня, ни у кого нет. Я с годами Петросяном становлюсь. У него тоже шутки тупые.

Почему мои шутки тупые? Да просто я бросил по лагерю клич, что плачу по драхме за пойманную змею, и несколько сотен здоровых мужиков пошли шататься по окрестностям и притащили мне три мешка этих гадов, за которых я честь по чести расплатился серебром. Даже за безобидных ужиков. То, что двоих критян в процессе насмерть ужалила гюрза, никого не остановило, только азарта поискам добавило. И вот теперь артиллерийский расчет, матерясь сквозь зубы, со всеми возможными ухищрениями запихивает змей в горшки и замазывает их глиной. Ядовитых из них едва ли десятая часть.

— Бог Диво, повелитель молний, укрепи руку и глаз мой! Я тебе двух жирных голубей в жертву принесу!

Командир расчета поднял лицо к небу, когда воловьи жилы катапульты натянули до тугого скрипа, а рядом сложили небольшую кучу горшков, издававших обнадеживающий шорох. Змеи были живы, и они были очень злы.

— Огонь! — скомандовал я. Неправильно, конечно, но я все равно другой команды не придумал.

Воин в набедренной повязке выдернул запорный штырь, и рычаг с глухим стуком ударил в войлочную подушку станины. Пристрелочный камень врезался в стену, брызнув густым веером осколков.

— Выше поднимай! — крикнул командир, а потом виновато посмотрел на меня. — Простите, господин. Сейчас лучше стрельнем.

Он подложил упоры под станину катапульты, злобно бурча себе под нос.

— Да хрен тебе теперь, а не голуби! Ты думал, я быка за один выстрел дам? Так у меня нет его, быка-то! Я что тебе, царь?

Следующий камень лег точно за стену, а потом воины поместили в ложку первый горшок. Недолгая молитва, и он полетел за стену. За ним полетел второй, третий… пятый… десятый… А потом до меня донеслись испуганные вопли. Фигурки на стене заметались, загомонили оживленно, и их число резко прибавилось. Видимо, находиться внизу стало немного некомфортно.

— Пращники пошли! — негромко сказал я, и Пеллагон молча склонил голову.

Он отлично знает, что делать. Волны стрелков, которые меняются каждые несколько минут, закроют небо градом летящих камней. Десяток залпов и отход на перезарядку. Вот они, кучи голышей, собранных для этой цели. Пращники набивают их в сумку и занимают очередь. Они почти не получают выстрелов в ответ. На стене при таком потоке летящей смерти головы не высунуть. Несколько счастливцев, переоценивших свою удачу, уже упали вниз с разбитой башкой. Даже шлем спасает не всегда, только если камень попадет по касательной.

— Таран! — скомандовал я, и двадцать самых сильных гребцов толкнули вперед телегу, натужно скрипнувшую тяжеленными колесами. Легко отличить человека, годами сидящего на весле. У него могучие руки и плечи, загорелые до черноты, а ноги, наоборот, бледные и непропорционально худые по сравнению с мощным торсом. Они сильны и выносливы, как волы, но бегать не могут и быстро выдыхаются. А вот колотить бревном в дерево крепостных ворот эти парни способны часами. Вся прошлая жизнь готовила их к сегодняшней роли.

Мы уже отработали этот способ штурма, и пока что бороться с ним здесь не могут. В это время вообще крепости брать не умеют, зная из надежных способов одну лишь осаду. А ведь я и тут сумел проявить свое ураганное чувство юмора, нацепив на крышу тарана лошадиную голову, любовно вырезанную египтянином Анхером.

— Бум-м! Бум-м! Бум-м! — раздались мерные удары бронзового копыта, которое украшало острие бревна. — Бум-м! Бум-м! Бум-м!

Разбойная рвань, ухватившая за хвост свою птицу удачи, сдаваться и не думала. Даже тучи камней не смогли помешать им, и вот совсем скоро они начали собираться в кучки, прячась за щитами, и сбрасывать на крышу тарана камни. Приноровились и лучники, которые привставали на считаные секунды и делали выстрел. Теперь вот и у нас появились убитые и раненые, которых потащили в сторону лагеря. Там им вырежут наконечник стрелы, а рану прижгут. А если стрела впилась глубоко, то ее протолкнут насквозь, сломают древко, а потом вытащат с двух сторон. Если вам кто-то скажет, что стрелу легко выдернуть — плюньте ему в лицо. Такой фокус можно проделать, только если стрела — простой деревянный прутик, заточенный до остроты иглы. Если хорошую стрелу потащить на себя, то наконечник останется в ране, где будет гнить несколько месяцев, пока не спровадит владельца тела на тот свет. Как же врача не хватает! Кто бы знал! Я рассчитывал с Махаоном познакомиться, а он сложил под Троей свою буйную головушку. Вот невезение!

Веселый хруст ворот я услышал уже через пару часов работы тарана. Мы всего-то раза четыре поменяли личный состав, чтобы не снижать скорость. И, когда первые доски проломили, выяснилось, что это ничего не решает. За воротами собрали самую настоящую баррикаду, куда стащили вообще все, что только можно.

— Если в лоб пойдем, много людей положим, государь, — мрачно пробурчал Абарис, который столько палок обломал о своих парней, что смерть каждого из них воспринимал так, как будто его обокрали.