Товарищ "Чума" 2 (СИ) - "lanpirot"
— МЕНЯ?!!! В МОЁМ ЖЕ ЛЕСУ?!!! ЗАДНИЦЕЙ НА СУК НАТЯНУТЬ РЕШИЛИ?!!! — неожиданно раздался бешеный рёв лешего, и давление на мою многострадальную тушку немного ослабло. — ХРЕНА ВАМ ЛЫСОГО НА ВОРОТНИК, УПЫРЯКИ!!!
Похоже, что хозяин леса наконец-то собрался с силами, и решил дать отпор грёбанному фашистскому колдуну. Он ревел так, что земля на которой я неподвижно лежал, дыша через раз, ощутимо подрагивала. Давление спало еще чуть-чуть, и я, чудовищно напрягая мышцы, залитые под завязку ведовской энергией, сумел сначала оторвать голову от земли, а затем, и вовсе усесться, привалившись спиной к стволу изуродованного дерева.
Предо мной, словно штангист «в полуприсяде», пытающийся взять неимоверный вес, раскорячился леший. Его одревесневшее тело трещало от натуги, но лесной хозяин не сдавался, постепенно распрямляясь во весь свой немалый рост. Превращаясь в этакого Атланта, держащего небо на своих могучих плечах.
Однако, я заметил, что не все так безоблачно у моего сказочного приятеля: от его ног в разные стороны медленно начало распространяться «темное пятно». Трава в этом месте стремительно жухла, чернела и умирала прямо на глазах, как будто её прибило неожиданными осенними заморозками…
И тут до меня дошло, что леший потратив все имеющиеся у него силы, принялся тянуть их из самого леса. Пятно все расширялось и расширялось. Любая растительность, попавшая в его «радиус», даже кустарники и деревья, мгновенно засыхали и сбрасывали черную листву.
Если так и дальше пойдет, то вся округа превратиться в сплошной мёртвый лес. Нужно было срочно что-то делать — меня такой исход совершенно не устраивал. Что-что, а разозлился я жутко, куда сильнее, чем при встрече с двумя уродами-полицаями. Сила стремительней потекла по жилам, и я уже реально ощущал её неудержимый бег.
И буквально через мгновение из моих ладоней начал исторгаться наружу черный непроглядный мрак. Подозреваю, что мои глаза сейчас тоже натурально так дымятся. Пришедший в себя злыдень, технично сгрызший (ну, да, с такими-то зубами) опутавшие его лианы, в испуге отшатнулся, увидев мою искажённую гневом физиономию. А может быть, и не только её…
Не знаю, каким образом, но в моих руках из призрачных клубов мрака соткался самый настоящий лук со стрелами. Точно такой же формы, как я видел в том бреду, когда возомнил себя одним из четырех всадником апокалипсиса — тем самым, на белом коне. И Чума имя ему… мне…
Голова неожиданно закружилась, а мысли спутались. Я уже опять не понимал: где он, а где я? И где проходила та тонкая грань, разделяющая две этих личности. Я тряхнул головой, стараясь выбросить из головы все мысли. Сейчас совсем не важно, «ху ис ху». Главное — есть враг, что хочет в настоящий момент убить не только меня, но и моих «друзей-приятелей»! Пусть, и некоторые из них и не такие уж и друзья…
Без долгих раздумий я привычным и отточенным до полного автоматизма движением, словно тренировался долгие и долгие годы, а то и тысячелетия, наложил стрелу и натянул тетиву.
Мне даже целиться было ненужно — гигантская полупрозрачная ладонь была повсюду, куда ни брось взгляд. Сейчас хозяин этой руки пытался стереть в древесную труху лешего, который стойко держал на своих плечах чудовищное «давление». Но он при этом уже пожертвовал большим куском своей лесной вотчины, превратившейся по сути в «выжженную землю».
Выпустив стрелу из захвата пальцев, я с удовлетворением пронаблюдал за тем, как она, стремительно набирая скорость понеслась в направлении гигантской ладони, оставляя за собой черный дымный шлейф. Не знаю, был ли он виден в обычном зрении, но для меня картина была просто фееричная.
Столкнувшись с возникшим на её пути препятствием, которое я, в принципе, и старался поразить, она не воткнулась, как я того ожидал, а наоборот — взорвалась с жутким грохотом и шумом. Только взрыв тот получился не огненным всполохом, а большой чернильной кляксой, которое на мгновение заслонила собой половину неба.
— А-а-а!!! — Донёсся до меня, словно из каких-то неведомых далей, крик боли.
Ага, всё-таки проняло гребаного ушлёпка! И тут же после этого давление резко исчезло, как исчезла и гигантская призрачная рука, только разрозненные «черные облачка», оставшиеся от взрыва стрелы, медленно таяли в светлой синеве неба. И тут же в моих руках развеялся и лук со стрелами.
Леший, не удержавшись на ногах, рухнул на землю, как подрубленное дерево и стремительно обернулся тем самым тщедушным стариком, каким я его увидел в первый раз. Только вот выглядел он сейчас «не айс» — как будто постарел лет на двести. Его шикарная седая борода утратила свой благообразный вид, и торчала в разные стороны, буквально встав дыбом. Яркие зеленые глаза потускнели, словно налились осенней желтизной, а кожа на лице все еще продолжала напоминать растрескавшуюся древесную кору.
Старик, едва волоча ноги в огромных, не по размеру сапогах, подошел ко мне и остановился.
— Благодарствую за помощь, Чума… — Тихо, словно листва при слабом ветре, прошелестел он. — Прости, что сразу не признал — ты у нас редкий гость. Без тебя бы не выжил, да и лес бы на корню погубил, — с горестью добавил он, кинув взгляд на мертвый кусок еще недавно благоухающего зеленью леса.
Я увидел, как по изрезанной морщинами щеке скатилась большая одинокая слезинка и исчезла в растрёпанной бороде. И это всё — леший взял себя в руки, и его слёз я больше не видел.
Чума… Вот и он туда же — разглядел что-то, прячущееся глубоко-глубоко во мне. Неужели действительно этот пресловутый всадник затаился где-то на самом дне моего подсознания? Там, откуда я пока не могу его выковырять.
В связи с этим у меня возникает резонный вопрос: что будет со мной, с моей личностью, когда он решить полностью «всплыть»? Закончится ли на этом существование Виктора Чумакова, а ныне Романа Разумовского, или мы как-то разойдемся краями?
Но ответов на эти вопросы я пока найти не мог, поэтому решил и не грузиться понапрасну. Чего время терять? Доползем мы и до этого момента тихой сапой, а уже после и порешаем…
— Всегда рад помочь, дедко Большак! — радушно улыбнувшись лешему, как старому приятелю, произнес я. — Без твоей стойкости и мне бы несладко пришлось… Я пока еще не совсем…
— Да вижу, — ворчливо отмахнулся от моих объяснений лешак, — что нонче в смертном теле ты возродился, и погибнуть, опять же, как обычный человечишка можешь. А без твоего пригляда Раздор совсем распоясался, — как будто бы даже попенял мне лесной хозяин, указав рукой на многочисленные трупы ягдов, — Смерть за ним «прибирать» совсем не успевает. Ты, уж, давай, «расти» поскорее — в мире, да спокойствии, куда как веселей жити-поживати!
— Постараюсь, дедко Большак, — «пообещал» я лесному хозяину. — Только у нас с тобой дело незаконченное осталось…
— Ты насчет злыдня что ль? — догадался леший. — Да на кой он тебе, Чума? Намучаешься с ним! И что-то я ни разу не слышал, чтобы всадник спутника себе завел.
— Тяжелые времена, требуют тяжелых решений, дружище, — туманно произнес я. — И всё-таки, я жду ответа.
— Никогда клятвы свои не рушил… — недовольно проворчал лешак, поглядывая на злыдня, прилипшего к поломанному стволу огромного дуба.
— Так и не нарушишь ты ничего, — мне в голову неожиданно пришла светлая мысль. — Ты где за ним присматривать должен был? Не в своем лесу ли? — ехидно поинтересовался я.
— Так знамо — в лесу. — Утвердительно кивнул своей косматой головой Большак. — За его пределами у меня и сил никаких-то нет.
— Ну, вот, — довольно рассмеялся я, — ты сам на свой вопрос и ответил. Не в твоей юрисдикции… э-э-э власти мой злыдень теперь. Какой лес в деревне? Нет его там уже несколько сотен лет! — наконец добил я лесного владыку. — Так что твоя клятва давным-давно устарела! И нарушать нечего!
— Ох, и хитер ты, Чума! Ох, и умен! — У лешего словно камень с души упал. — Недаром ты над всеми всадниками верховодить поставлен! Прав ты! Сорок сороков раз прав! Это я старый всё проворонил! Забирай своего злыдня — нету у меня над ним власти! — Словно какую-то клятву произнес старый лешак. — А в моём лесу ты теперь всегда — гость дорогой! В любом месте покликай, если нужда заставит — тут же на твой зов явлюсь! — Уцелевшие деревья за его спиной заскрипели и затрясли ветками, словно подтверждая его слова. — Вот теперь можно и руки пожать, — и леший протянул мне свою маленькую крепкую ладонь.
