Кровавый венец. Книга Первая. Проклятие (СИ) - Лазарева Элеонора

Глядя на раздор и сомнения, Узбек потирал руки и смеялся:

- Вам меня не переиграть. Я умнее всех и хитрее. А тебе, князюшка, еще придется познать пожарища Москвы и умыться кровушкой. И в этом мне поможет Владимир. А сейчас пора прекращать их сечу. Мне еще понадобятся его войска. А вот Владимирцев надо так припугнуть, чтобы забыли, где земли молодого соседа.

Хан призвал Щаура и приказал тому готовить отряды быстрого реагирования, собственные монгольские отряды, которые еще помнили выучку Великого Могола Чингиза.

- Отправляйся с ними, мой друг, - похлопал он старика по спине. - Только тебе доверяю своих воинов. Сделай так, чтобы они все вернулись. Мне они дороги.

- Не волнуйся, Величайший! - Поклонился старый полководец. - Я не позволю и волоса упасть с твоих воинов.

- Верю, - щерился зло хан.

Через неделю как раз в день сечи, Владимирцы услышали страшный клич ордынцев «Ухххххр!» и мороз по коже бежал даже и у стародубцев, хотя Владимир понял, что эти монгольские отряды пришли ему на выручку. Тот час перевес был на их стороне. Это поняли и противники. Строй смешался, послышались крики отступления, и началась кошмарная карусель. Конница монголов была легка, стремительна и смертельна. Владимир оттянул своих как мог в сторону от мясорубки, но некоторые все же попали под мельницу монгольских рубак. Только и слышались крики упавших, которые умирали не только под лихими саблями, но и под копытами мохнатых низкорослых, но злых лошадок, вывезенных еще Батыем из монгольских степей. Узбек холил и лелеял их стада в заволжской земле и пригляд был строгим и рачительным. Вся его личная гвардия и спецотряды были снабжены такими лошадями. В этом он был последователен и тверд.

Теперь же копыта этих тренированных животных давили упавших, нанося им смертельные раны. К тому же они еще кусались и толкали противника мощными головами. Часто даже вражеские кони не могли устоять против таких помощников в битве. Они падали, взбрыкивали, сбрасывая седоков, и топтали своих же. Вот и сейчас Владимир воочию убедился, что рассказы их дедов о страшных животных и неизведанной силе летучих монгольских отрядов, были верными. А уж в их способностях к битве им не занимать. Иначе как те смогли покорить полмира!

Вскоре все было закончено и монгольские отряды вышли из боя и построились в стороне на краю поля, недалеко от полков Владимира. Из строя выбралась лошадь с седаком и князь узнал в нем старого знакомца Щаура. Тот приблизившись к князю, поклонился.

- Рад видеть тебя целым и невредимым, князь. Надеюсь, мы прибыли вовремя?

Владимир был настолько ошарашен присутствием монгольских отрядов, что еле пришел в себя. И если бы не рука Славки, которая была рядом и легла на локоть князя, он не смог бы и слова сказать. Все произошло так быстро и так неожиданно, что он потерял дар речи и вначале не понял. Лишь потом, когда увидел монгольские знаки на пиках, срочно увел своих от кровавой резни. И теперь он лишь и смог только поклониться старому Щауру и приветствовать того. Слова благодарности как-то застряли у него в зубах. Да и какая благодарность за смерть своих же земляков! Но, пересилив себя, все же нашел слова и пригласил в шатер на переговоры. Палатку срочно развернули недалеко тыловые работники и к тому же разводили костры и собирали раненых и убитых, всех, кто пал на месте сражения. Головной полк с главенством Федора, ускакали еще ранее, поняв, что против монголов у них нет ни сил, ни сноровки. Оставив своих на смерть, владимирская верхушка показала этим свое отношение к случившемуся и тем самым нанесла урон своим же. Иначе - победа была за стародубцами. Не солно хлебавши, князь Федор вернулся домой с позором.

Об этом и сообщили Московскому князю. Тот долго сидел молча, и теперь вся его игра сводилась к тому, чтобы затихнуть на время и начинать вновь.

Так глупость одних и горячность других, отодвинула на многие годы и объединение Руси и монгольское иго.

А в шатре Владимира шел разговор нелицеприятный ни для князя, ни для Щаура. Один укорял, что нельзя было тянуть с известием о подмоге, другой уверял, что мог сделать своими силами.

- Ты, молод, князь, и твой воинский опыт еще мал, а в такой сечи твоих воинов убитыми было бы много. Зачем подвергать их гибели? Ведь у каждого есть и семья и забота.

Владимир краснел на слова старика, понимая их правильность, но упрямство мешало ему быть справедливым.

- Мне вможно быти в стороне, коли мои жа земли топчут кони супротивника, и моих жа людей предають смерти? Князь я али не князь, защитник али тряпка? Вот и пришлось идить на сечь, коли те не имуть слова мира. И не тебе, старый, меня упрекнуть. Я делаю так, как и мои предки поступали – защищать своих всегда и везде. А хана не хотел беспокоить. Зачем? Сами справимси.

- Конечно сами, - ворчал старик, - только уж крови бы пролилось еще больше.

- На то вона и сеча, - усмехался Владимир уже расслабляясь. - А мои робяты хороши. Воины!

- Да уж видел, - хмыкал, улыбаясь Щаур, - и твоих и тебя в бою. Силен, но безрассуден. Мало опыта, надо больше учить у других полководцев. И хотя бы у наших Великих ханов.

Владимир машинально поморщился, но попытался скрыть это. Старый хитрован увидел лицо молодого князя и усмехнулся его неопытности.

- Не смог скрыть, - смутился Владимир. - И тот заметил? Заметил, - крякнул он про себя.

Щаур не стал далее смущать молодого человека, понимая его положение, что ненароком тыкнули в нос. Но, вспоминая политику хана, постарался сгладить княжеское расстройство и предложил отметить завершение битвы. Владимир отказался от общего праздника.

- Не та сеча, котору можно отмечать усеми, - хмурился он на слова Щаура, - но благодарности вы получите. Што нужна твоим воинам? Каку таку награду стребуешь?

- Ничего не надо, - усмехнулся старик, прищурившись на встревоженного князя. - Это подарок от хана. И еще напоминание, что он зорко следит за тобой и желает тебе добра. Не поддавайся ни на какие провокации со стороны других князей, не иди с ними ни на какие уступки и объединения. Себе дороже. Они будут биться друг с другом, а ты не вмешивайся. Пусть рвут чубы, твое дело молодое. Вон, скоро уж наследник должен быть. Верно?

Владимир настороженно кивнул.

- Ну, вот и живи мирно, тихо. А если что, знай, что хан не оставит вас без защиты. Награды моим воинам не надо. Завтра с утра мы уходим.

Услышав такое, Владимир шумно выдохнул. Он уже испугался, что отряды останутся в его княжестве, а это только будет возбуждающим для остальных князей. Они могут подумать, что он готовится с ханской помощью к захватам других уделов. Теперь же совсем расслабился и даже заулыбался. Щаур видел его насквозь и усмехался.

- Прав хан, - соглашался с правителем старик. - Из князя можно лепить хорошего помощника. Если только еще склонить и его жену. Та вызывает сомнение и настороженность. Умна, не по годам и не по-женски сметлива. Надо и ее прощупать.

Щаур давно присматривался к хмурому лицу русской княгини. Она стояла за правым плечом мужа в полном вооружении, в кольчуге, с пристегнутым к поясу мечом. И видно было по всему, что рука ее привычно лежала на рукоятке, да и по некоторой взволнованности, что была в бою, не стояла на месте, рубила мастерски, раз даже не запачкалась ни в грязи, ни в крови.

- Хорошая жена у тебя, князь, - улыбался Щаур, хитро поглядывая на зарумянившееся лицо девушки. - Воин.

Владимир был рад услышать слова такой оценки старого вояки. Тому не надо было говорить о достоинствах воина, тот видел все сам. А Славка не уступала ни одному из его соратников, даже была выше многих во всех позициях. Достоинства своей подруги он знал еще с детства и ценил это всегда. Особенно это сказывалось, когда они обнажали учебные мечи. И хотя Владимир был физически сильнее Славки, она же брала изворотливостью и хитростью. Их поединки часто были переменчивы: то он, то она побеждали и всегда смеялись, довольные друг другом. А потом и любили. Сегодня же Владимир в бою оберегал ее больше, нежели ранее. Он защищал не только жену, но и сына. Она также понимала его действия и помогала ему, как могла. И еще она поняла, что напрасно поехала, этим только связывала ему руки. Но все приходит с примером. Теперь-то она точно знала, что уж более никогда не будет в походах тяжестью висеть на шее мужа, будет только женой и матерью.