Принц из-за моря (СИ) - Чайка Дмитрий
— Дура она набитая! — ударил кулаком в стену князь, который разошелся не на шутку. — Я сколько раз говорил! Чтобы детям ничего! Слышишь? Ничего без моего разрешения не давали и ничего не делали! Не приведи боги, уморят мальчишку, твои лекарки на кольях у меня повиснут. Поняла?
— Так она наговоры знает, — растерянно смотрела на мужа Людмила. — Сама Мокошь благословила ее людям помогать.
— Ты-то откуда знаешь? — прорычал Самослав. — Ты сама это слышала?
— Люди так говорят, — вконец растерялась Людмила. — А детей нам боги дают, и они же их забирают. Редко какая семья не хоронит дитя свое, сам ведь знаешь.
— Владыку Григория ко мне! — скомандовал князь и пристально посмотрел на жену. — Людмила, пойми! Ты князя жена. Тебе этих дур из лесной глухомани слушать ни к чему. Тебе свитки по медицине принесут, изучай. И не вздумай всякую дрянь детям давать. Поняла?
— Поняла, — кивнула жена. — На старой латыни свитки, Само?
— А на какой же еще? — удивился князь.
— А может, переведут их? — с надеждой посмотрела на него Людмила. — Она же тяжелая, латынь эта. Просто спасу нет!
— И, правда, — задумался князь. — Пусть переведут… Хм-м, а ведь в этом что-то есть.
— Звал, княже? — владыка Григорий вплыл в покои, распространяя впереди себя какой-то новый, совершенно незнакомый аромат.
— Ого! — пошевелил ноздрями князь. — На чем в этот раз настаивал?
— Смесь из лесных ягод и меда! — довольно зажмурился владыка. — Два раза через уголь фильтрую. Завтра на пробу принесу. Случилось чего?
— Собери все свитки по медицине. Цельс, Гален, Гиппократ. Все, что есть. Перевести на словенский язык и мне на стол. Я эти свитки править буду.
— Ты, княже, будешь править свитки древних мудрецов? — выпучил глаза епископ.
— Я, Григорий, — упрямо посмотрел на него Самослав, — в своих землях сам решаю, кто мудрец, а кто нет. Понятно?
Владыка посмотрел на князя долгим взглядом, а потом, прочитав что-то в его глазах, вздохнул и сказал:
— Завтра же и приступим. Все по твоему слову сделаем. Значит, не совсем мудрецами Цельс и Гиппократ оказались. Ну, надо же! А я-то думал…
— Кстати, владыка, — вспомнил вдруг Самослав. — Ты, когда спирт выгоняешь, первые и последние порции отделяй. Голова меньше болеть будет, и крепость не потеряется.
— Да я уже и сам догадался, — самодовольно ответил епископ. — Завтра на пробу принесу. А головы у моих прихожан весьма крепкие, государь. У многих так и вовсе болеть нечему.
В то же самое время. Константинополь.
Доместик Стефан с удивлением выслушал указ Августа Ираклия. Он был в замешательстве, как, впрочем, и вся чиновничья братия. Теперь императора следовало именовать на греческий манер — Василевс, а все делопроизводство тоже переводилось на греческий язык. После одержанных побед и того потока золота, что пришло из разграбленных городов западной Персии, Ираклий мог делать все, что хотел. Ведь он даже вернул несколько десятков римских штандартов, что хранились в храмах Вечного Огня со времен Марка Красса. Последнее вызвало припадок патриотизма у плебса, а авторитет власти взлетел до небес. Ведь, несмотря на укоренившееся христианство, императоров по-прежнему считали ставленниками бога. И если они терпели поражения, значит, не были ему угодны. Как уживалась христианская парадигма с языческой, было непонятно, но, тем не менее, это было именно так. Императору простили все, даже кровосмесительный брак, а власть Августы Мартины стала такой, что со Стефаном почтительно раскланивались персоны, занимавшие посты куда более весомые, чем у него самого.
Василевс Ираклий объезжал южные провинции, разоренные войной дотла. Там еще долго нужно будет наводить порядок и восстанавливать местную администрацию. Он, скрепя зубы, принял порядки в Армении, которая стала жить по своим законам, выбирая своего католикоса. Он вернул Дамаск, взяв с его наместника Мансура сто тысяч солидов за то, чтобы оставить его в прежней должности. Этот удивительный человек сидел на этом месте двадцать лет, договариваясь то с константинопольскими императорами, то с персидским шахом. Египет, Иудея и Сирия оставались оплотом монофизитов, которые официальной церковью были объявлены еретиками, и местное население с ненавистью смотрело на константинопольских попов, которые в очередной раз изменили церковные каноны. Религиозный вопрос расшатывал Империю, но сделать ничего было нельзя. Императоры добивались церковного единства, принимая все новые и новые догматы, которые отрицались значительной частью населения. И они пока не понимали, что далеко на юге, в Аравии, которая неожиданно выиграла от того похолодания, что было в Европе, росла и укреплялась новая, понятная и простая вера, пока еще лишенная всех этих противоречий. Пески Аравии были покрыты травами, там не было привычной испепеляющей жары, а дожди шли часто, как никогда раньше. Изобилие воды дало пищу множеству коней и всадникам, что скоро на этих конях поскачут на север под зеленым знаменем Ислама.
А доместик Стефан наслаждался жизнью. Его проект по взаимодействию с архонтом склавинов был реализован блестяще, и он купался в расположении обоих императоров. Сам куропалат Феодор частенько вызывал его к себе, и они играли в шахматы, которые распространились по имперским землям со скоростью степного пожара, дав работу десяткам мастеров. Брат императора сделал эту затею модной, и теперь в шахматы играли и сенаторы, и торговцы на рынке, и даже воины в казарме. Фигурки резали из дерева, слоновой кости и ценных разновидностей камня. Для богачей их делали из золота и серебра, ведь обладатели огромных состояний старались перещеголять друг друга в бездумной роскоши.
А еще армянские отряды принесли в столицу свою любимую забаву, которую переняли от данов. И теперь художники трудились, не покладая рук, разрисовывая вручную игральные карты, сделанные из тонких деревянных пластин. Впрочем, для персон, которые могли себе это позволить, карты делали из слоновой кости. Население столицы было невероятно азартным, а потому новые увлечения захватили массы. Священнослужители спохватились поздно, и теперь в их среде шли баталии, объявлять ли все это дьявольским искушением или не объявлять. А пока церковь не выработала внятную позицию, в карты начали резаться даже в монастырях. Новые игры придумывались постоянно, а владельцы харчевен заказывали молебны. Ведь некоторые партии длились долгими часами, а все это время люди ели и пили.
Вот и доместик Стефан сидел в одной из таких харчевен, лучшей из всех в Константинополе, и самой роскошной из них. Даже знать не гнушалась заглядывать сюда, отмечая отменное качество блюд и напитков. А новое, непривычное вино из земель варваров! Это было что-то! И его подавали только здесь. Выкупленный за огромные деньги повар был отпущен на волю и получил долю в прибыли, как, впрочем, и сам доместик, который вложился в это предприятие. Да и почему бы не вложиться, если оно принадлежало Торговому Дому архонта склавинов, и налогов не платило вовсе. А о том, что скромный слуга императоров владеет тут долей, знать никому было не обязательно. Только лишь Марк, управляющий архонта в имперских землях, был посвящен в эту тайну.
— Значит так! — доместик начал делать заказ смуглому рабу из Месопотамии, которых после войны много нагнали в столицу. Стоили они совсем недорого. Раб почтительно склонился перед уважаемым гостем. — Я хочу сегодня отведать вымя молодой свиньи, дюжину жареных дроздов и яйца с черной икрой из Пантикапея [19]. Проследи, чтобы икру подали умеренно соленую. И кувшин вина из кизила ко всему этому. А что будешь ты, Василий? — обратился Стефан к своему спутнику.
— Я… я не знаю, Превосходнейший, — смутился тот. — Мне не приходилось бывать здесь. Да мне и не по чину это.
Василий сменил одежду. Теперь он носил тунику из тонкого полотна и расшитый талар, вполне соответствующий его новой должности. Но пока бывший нотарий все еще стеснялся, словно не веря счастливым переменам, произошедшим в его жизни. Он надевал красивую одежду, но носил ее так, словно она была чужой, и ее скоро придется отдать настоящему хозяину. Бедность, в которой он жил раньше, граничила с отчаянной нищетой. А теперь он пробовал новую жизнь на вкус, словно пловец, который постепенно входит в холодную воду. Он не знал, что можно заказать в таком заведении, ведь еще совсем недавно каша и жареная рыба были пределом его мечтаний.
