Чингисхан. Демон Востока (СИ) - "RedDetonator"
Третья стопка — приказы. Это самые ценные документы, позволяющие установить план действий узурпатора и диспозицию его сил. Пусть многие указанные места Эйриху не известны, но он точно установил, что в случае успеха Эдобиха во взятии Равенны предполагалось отправить в Италию ещё два легиона. Сведений о том, что эти два легиона уже пересекли Альпы нет, поэтому нет и оснований полагать, что скоро придётся столкнуться с дополнительными врагами.
Перевязав стопки бечёвкой, Эйрих поместил их в комод для документов, после чего запер его на ключ. Римские замки выглядят сложнее китайских, но на взломостойкость их Эйрих ещё не проверял. Он посчитал, что если римляне считают их достаточно надёжными и широко применяют, то пусть будут.
До подсчёта потерь и трофеев особо важных дел не было, поэтому Эйрих направился в шатёр к Хродегеру, о судьбе которого беспокоился. Беспокоился потому, что тысячник тот неплохой, будет жаль терять его.
В шатре уже пахло целебными припарками, принесёнными спешно доставленным сюда римским целителем.
Хродегер, пребывающий в бессознательном состоянии, скорее всего, по причине настойки опиума, которой пахло в шатре, получал помощь пожилого римлянина, который вздыхал и охал, рассматривая небольшую, но очень неприятно выглядящую рану.
— Как тебя зовут, целитель? — спросил Эйрих.
— Зовите меня Марком, господин, — повернул тот голову.
Седовлас, гладко выбрит, морщинистое лицо не имеет признаков шрамов, но зато их хватает на мозолистых руках.
— Кем ты был в легионе? — спросил Эйрих.
— Я не был в легионе, я из обоза, — ответил Марк. — А там был лекарем. А теперь…
— Если сможешь спасти руку Хродегера, то станешь лекарем в нашем обозе, — пообещал ему Эйрих. — Плачу шесть силикв в день.
— Это щедрое предложение, но… — заговорил римлянин. — Тут заражение уже давно, руку могу и не суметь…
— А ты постарайся, — усмехнулся Эйрих. — Так я пойму, что не беру на службу некомпетентного лекаря. Рука Хродегера — вызов тебе.
— Мне нужны мои инструменты и больше опия, — выставил условие Марк.
— А где твои инструменты? — поинтересовался Эйрих. — Если осталось в лесу, то их больше нет.
— Твои воины забрали мою торбу, — пожаловался Марк. — А там вся моя жизнь.
— Саварик, найди его торбу и всё, что в ней было, — приказал Эйрих.
— Сейчас сделаем, — кивнул франк и покинул шатёр.
Хродегер продолжал пребывать в беспамятстве, тяжело дышал и вообще создавал впечатление человека, которому в этой жизни осталось немного. Есть надежда, что рука будет спасена и тогда он сможет продолжить службу, а если руку придётся отнять, то… он тоже продолжит службу, но в бой лично вступать больше не будет.
Тысячники участвуют в боях лично, это рейксу или вождю не возбраняется постоять в сторонке, но даже им не всегда, поэтому Хродегера ждёт срочная и тяжёлая работа по созданию репутации выдающегося стратега, или он больше не сможет участвовать в походах…
«Не хотелось бы такого исхода», — подумал Эйрих. — «Он уважаем среди воинов, хорошо понимает тактику. Невосполнимая потеря».
Саварик быстро нашёл отнятую торбу, её даже не успели распотрошить, кинув к общим трофеям — у них смертельно строго с воровством, поэтому пропажу найти было очень легко.
— И вот, опия нашёл, — сообщил франк, вытаскивая из кошеля тканный свёрток. — Тут немного и мне пришлось его купить.
— Во сколько это тебе обошлось? — спросил Эйрих.
— Двенадцать силикв за всё, — ответил франк.
Эйрих достал из кошеля нужное количество монет и передал их ему.
— Лекарь, делай свою работу, — велел он римлянину.
— Мне нужно вскипятить воду в чистом котле, — произнёс Марк. — И нужны чистые ткани…
— Дайте ему всё, что нужно, — приказал Эйрих ближайшим воинам. — А ты, Марк, постарайся сделать всё возможное и невозможное, чтобы Хродегер сохранил руку.
— Судя по всему, рана нанесена марсовой колючкой, — осмотрел место ранения римский лекарь. — Знакомая травма, но тут прошло много дней…
— Не отвлекаю, — произнёс Эйрих и покинул шатёр.
Уладив дела с лекарской помощью перспективному тысячнику, который, в случае успеха, будет ему очень обязан, Эйрих пошёл к костру, чтобы поесть, поговорить с Альвомиром, а также дождаться завершения работы Хрисанфа.
Раб показал себя полезным, хоть и не дотягивал сообразительностью до Виссариона, но зато он очень исполнительный.
Вокруг костра сидели воины, многие из которых были ранены. Они жевали мясо недавно заколотой коровы, одной из тех, что были в обозе римлян. Теперь эти пятьсот голов крупного рогатого скота стали достоянием остготского воинства, что ненадолго решало проблему с едой.
Так-то Эйрих выделял группы охотников, которые истребляли крупную и среднюю живность в местных лесах, но теперь у них где-то недельку не будет никакой работы…
— Альвомир, садись рядом, — позвал Эйрих своего протеже, сидевшего в траве и игравшего с двумя готовыми фигурками из дерева.
Гигант поднялся на ноги и сел на бревно у костра.
— Да, деда? — спросил он глубокомысленно.
— Это кто? — указал Эйрих на фигурку воина в чешуйчатой броне и римском шлеме.
— Это Зевта, — ответил Альвомир, после чего показал вторую фигурку. — А это деда Эйрих.
— Ого, красивые, — улыбнулся Эйрих. — А ещё кого собираешься вырезать?
— Отец Грига, потом Фульгинс, а ещё Эрелиева… — перечислил великан. — А! Видимир, Валамир, Афанарик и Мунго.
Отца Григория Альвомир уважает, потому неудивительно, что он захотел сделать его фигурку. Остальные люди — из его круга общения, самые близкие из всех, кого он знает.
— А Тиудигото? — поинтересовался Эйрих.
— Уже есть, — заулыбался гигант, полезший в котомку. — Вота.
Он достал фигурку и продемонстрировал её со всех сторон.
— Хорошо получилось, — с гордостью произнёс он. — Красиво.
— Да, красиво, — покивал Эйрих. — Я тут давно хотел с тобой серьёзно поговорить да случая не было.
Гигант перевёл на него внимательный взгляд, обозначающий, что он слушает. Вот в такие моменты Эйриху казалось, что Альвомир придуривается и, на самом деле, человек недюжинного ума, скрывающий свою суть от окружающих. Видел он и в прошлой жизни лишённых разума…
«Не так они себя ведут, ох не так…» — подумал Эйрих.
Местами он дурак дураком, а местами, например, в бою, в нём будто оживает другой человек, крайне расчётливый и смертельно опасный воин, умеющий «читать» противника. Или с фигурками, которые он искусно вырезает из подножных веток — он ведь выбирает те, которые точно подойдут, будто видит заранее, из каких что-то получится. Если это не признак развитого ума, то Эйрих не знал, что есть его признак.
— Пора бы тебе жену завести, Альвомир, — заговорил Эйрих. — Пусть ты ещё молодой, но к старости нужны дети, поэтому, как вернёмся в Деревню, надо будет начинать подыскивать тебе достойную жену, а то и сразу двух или трёх.
— Да, деда, — равнодушно кивнул гигант, после чего разглядел в собранном воинами валежнике что-то интересное.
Он бросился к груде веток, после чего вытащил оттуда толстую ветку с сучком. Довольно заулыбавшись, он рассмотрел её со всех сторон, после чего, без долгих раздумий, обломал её с обеих сторон. Вернувшись на бревно, он достал нож и начал сосредоточенно избавлять заготовку от лишних частей.
— Вот и поговорили, — вздохнул Эйрих.
— Поговорили, деда, — отстранённо изрёк Альвомир.
Воин, ответственный за готовку, помешал деревянной ложкой в котелке, зачерпнул варева, попробовал, после чего удовлетворённо хмыкнул. Значит, обед готов.
Эйрих вытащил из котомки Альвомира свою тарелку и передал кашевару.
Наваристый бульон с луком, репой и мясом — то, что нужно настоящему воину.
Читал он у Октавиана Августа, что полководец времён войны с самнитами, Курий Дентат, настолько любил репу, что всегда лично запекал её в золе. Эйрих к репе был равнодушен, душа кочевника требовала больше мяса в рационе, но не была против такой бесплатной добавки, разнообразящей вкус блюда. В целом, у него в голове уже давно произошла некоторая переоценка вкусовых предпочтений: хлеб — это еда, а не закуска к мясу, вино, если сильно разбавлять, пить можно, хотя в прошлом он был ярым противником употребления любого алкоголя. Он и сейчас противник, надираться вином он считает греховным, но если больше ничего нет и не хочешь маяться животом от сырой воды — почему бы и нет? Правда, некоторые римские «деликатесы» он принять так и не смог. Запечённые сони — это уже слишком.
