Василий Щепетнёв - Седьмая часть тьмы
- Вижу.
- Сейчас мы отправляем тебя… в госпиталь… Должен был из Патриотического взвода офицер подойти, да опаздывает, а времени мало. Потому я тебе скажу. Значит, ранение твое серьезное, и от воинской службы тебя освободят, это точно. Но как освободят, с какой пенсией - от тебя зависит. Спрашивать будут, начальство, газетчики, кто еще - ты веди себя, как положено. Вражья пуля, мол, и все тут. Германца ругай, на начальство уповай, глядишь, медаль заслужишь. В общем, взрослый человек, тебе сколько, двадцать пять?
- Двадцать три года, господин доктор.
- Да… Видишь, двадцать три, не юноша. Беречься… Беречься нужно, - он думал, чтобы еще сказать, но только повторил:
- Беречься…
- Я понимаю, господин доктор.
Запыхтел снаружи паровичок.
- Готов экипаж, - с облегчением, показалось Евтюхову, доктор вышел из палатки.
- С раненым осторожно, везти мягко, не трясти. Щит готов?
- Так точно, ваше благородие!
Санитары, наконец-то мужики, где ж вы раньше были, переложили его на жесткие деревянные носилки и понесли в экипаж. Жесткие - он рукой ощупал, а так - все равно, телом не чувствовал. Носилки закрепили на хитрой системе подвесок, с пружинами.
- Генералом поедешь, видишь, - один из санитаров закрепил ремни, которыми его удерживало на носилках. - К поезду подвезем, в вагон устроим. Удобно?
- Удобно, - согласился Евтюхов. Действительно, было удобно.
15
Голос, чистый, ясный, объявил новый забег. Отличные громкоговорители, не чета прежним. По крайней мере, акустики слово сдержали. Нужно будет поощрить. На полную катушку, чего уж. Заслужили. Пусть попасутся на воле.
- Боюсь, не справлюсь я, - вздохнул Иван.
- Справитесь, я совершенно в этом уверен, - успокоил его Гагарин, скрывая усмешку. Оба мы не верим в то, что говорим. Ты, мил человек, думаешь, что не только Борцовской Академией - Россией можешь заправлять. А я б на тебя табачную лавку не оставил. Впрочем, лавку бы оставил.
- Разумеется, он справится, - князь Львов закивал головой, легкий пушок, остаток былой шевелюры, едва не слетел окончательно. - Вы же у нас - богатырь богатырей, кому, как не вам воспитывать смену.
- К тому же, дорогой господин Поддубный, вам будут помогать. Всякие мелкие, пустячные вопросы возьмут на себя помощники, весьма квалифицированные, смею вас уверить. Вам же предстоит, так сказать, общее руководство, - Гагарину надоело уговаривать. Ну, чего кочевряжится. Дают - бери, пока дают.
- Мы работы не боимся, - Поддубному не понравилось упоминание помощников. Свадебным генералом он быть не хотел, петрушкой на руке того же Гагарина. Если академия - так вся его, целиком. Другого найти - не смогут. Другого такого нет. Один Поддубный на свете. А начальников, да хоть начальников и тайного Приказа он перевидал много. Особенно Тайного приказа. За пять последних лет Гагарин - третий. Правда, этот, похоже, сидит крепко. Его сердить не след. - Если доверит страна, что ж, буду работать. Надо, значит, надо. Согласен.
- Мы не ожидали от вас другого ответа, - одобрительно произнес князь. Он искренне считал, что без его участия не было бы ни академии, ни этого стадиона, ни физической культуры вообще. Эх, князь, князюшко, не дал бы наш приказ добро, а к нему сто тысяч в придачу, и что бы ты делал в своем Олимпийском комитете?
Гагарин мысленно поставил галочку в сегодняшнем списке - так, еще одно дело сделано.
- Распоряжение об основании Академии Борьбы и о вашем назначении опубликуем на днях, а пока позвольте поздравить вас неофициально, - он пожал руку борца. - По этому поводу не грех бокал-другой опрокинуть, не возражаете?
- Отчего же, очень даже можно, - князь пытался имитировать модную нынче простонародную манеру речи. - Это мы завсегда согласные. Поддубный просто кивнул. И чего это князь подличает перед Гагариным, подделывается под него? Никогда своим не станет, хоть водку пить будет, хоть материться прилюдно. Да и не к чему это князю. Кто его тронет? Нет, тронуть можно, тронуть - тьфу, взял и растер, но надо же уважать себя, свое имя. Иначе как же тебя другие уважать будут?
- Тогда пройдемте… в буфет… - рассеянно предложил Гагарин. Он, напротив, не видел в попытках князя опроститься ничего зазорного. Понимает князь сегодняшнюю политику. Дипломат. Подумал без раздражения, зависть его ко всяким "благородным" последнее время поутихла, он порой ловил себя на мысли, что неплохо бы и самому к поместью добавить и титул, но не торопился, а сейчас и вообще не до этого. Хотя скоро, скоро…
Забег закончился, скороходы уступили место прыгунам.
Они поднялись. Хорошо здесь, в особой ложе, но пить на виду нельзя. Сухой закон есть закон.
В буфете находились практически все зрители особой ложи - дипломаты, олимпийские бонзы, свои. Своих осталось немного.
- Позвольте представить вам руководителя Борцовской Академии, нашего прославленного богатыря Ивана Поддубного! - на правах хозяина оповестил о решении присутствующих Гагарин.
- Ура! - это свои. Иностранцы реагировали сдержаннее. Ничего, пусть видят - глава тайного приказа занят всякими пустяками. Значит, в Багдаде все спокойно. Фразу эту Гагарин вычитал в какой-то книжке, и она полюбилась настолько, что он не расставался с нею много лет.
Подскочил лакей с подносом. Они взяли бокалы - свои, Гусевские, князь произнес здравницу Поддубному.
- Куда французским винам до наших, крымских, - князь Львов прищурил глаза, изображая восхищение. Врет, врет князюшка, иначе зачем бы хлопотал о ящике "клико". Для представительства, держи карман шире. Гагарину же вино вообще было безразлично. Не то, чтобы он был поклонником белой головки, как многие - патриотично и сердито, просто каждая минута на счету, расслабляться некогда. Вот и сейчас он едва пригубил и отставил бокал. К нему подходили, о чем-то спрашивали, он также что-то отвечал, иногда шутил, просто, незатейливо, как раньше отвечал на вопросы о родстве с теми Гагариными - даже не однофамилец, - дипломаты вежливо улыбались и отходили, неужто и вправду думали, что с рук его кровь капает - он видел карикатурку на себя в одной из газетенок - вражьих, нейтралы позволить не могли, карикатурка, как ни странно, ему польстила, он любил, когда его боялись, - отходили и переговаривались о чем-то вполголоса. Потом послушаем, что они наговорили. А не услышим - шалишь, акустики, будет вам воля, ждите.
Они с князем отошли к окну - широкому, в стену. Отсюда арена была видна не хуже, чем из ложи, зато их видеть не мог никто - хитрое стекло укрывала от ненужных взглядов. Львов продолжал нести вздор, приходилось поддерживать разговор - знал, что позже иностранцы будут жадно расспрашивать князя, о чем говорил Гагарин, а потом делать глубокомысленные заключения о возможных изменениях в политике России на основании этих дурацких расспросов. Сегодня же и отобьют молнии. Давайте, давайте. Капля не то, что камень - железо точит.
- Ах, как прыгнул, как прыгнул - восхищенно чмокал губами князь. Прыгун действительно выделялся - пролетал над планкой спиной. Фокусник. Шею не сверни, дружок.
Поддубному было скучно. Ну, поздравили с академией, а дальше? На что ему тут болтаться? Поговорить не с кем, разве со Львовым, так занят князь, все с кем-то болтает, болтает. Уйти потихоньку? Уйдет Гагарин, следом можно. Выступать больше не придется, разве под маской. Да нет, какое… Все силы уйдут на борьбу под ковром. Ничего, отвесит макарон для начала, а там поглядим.
Богатырские игры шли своим чередом. До полудня он побудет, а там и откланяться можно. Слишком долго оставаться тоже не след. Гагарин скосился на часы. Недолго осталось.
Обычные праздные разговоры. Ах, умницы. Откуда и берутся такие, сытые с рождения, довольные собой донельзя? Прелесть, не люди. Досадно было бездарно терять время, а приходится.
- Вас, ваше превосходительство, просят, - неслышно прошептал свой. Кого нанесло?
Гагарин посмотрел в угол. Лаврецкий! Никак, срочное дело. Чье только, приказа или…
Он извинился перед очередным собеседником (Австралия, хозяйка прошлой Олимпиады, далеконько), прошел к столику. Все смотрели на него.
- Ну-с? - Гагарин смотрел на аккуратный пробор ротмистра. Никакой перхоти. Вот этому он завидовал искренне. Это не отнять. Чем только не мыл он вою голову, патентованными средствами лучших фирм, народные рецепты практиковал, вплоть до мази на курином дерьме, а результат - на плечах. А вы гильотинкой, гильотинкой…
- Срочное донесение, - вполголоса проговорил ротмистр. - Я взял на себя смелость побеспокоить вас здесь исключительно из-за важности происходящего.
Показалось, в голосе Лаврецкого издевка. Чуть-чуть, едва слышно. Как всякий заместитель, ротмистр полагал, что начальник у него бездельник и ничтожество, а весь приказ только благодаря князю Лаврецкому и не развалился. Гагарин нахмурился.
