Сергей Гужвин - Иванов, Петров, Сидоров
Сидоров взял Гудериана за шкирку и потащил в лес. Он хотел растянуть удовольствие.
Но нельзя продлить того, чего нет. Не было удовольствия, не было драйва, адреналин не заставлял сердце гулко биться о грудную клетку. Всё было как-то пресно, спокойно, обыденно. А чего хотелось то?
О! Хотелось, что бы зазвенело в ушах, что бы все органы чувств обострились, что бы все нервы натянулись, как струна, а потом завязались в один большой упругий узел, словом, хотелось снова почувствовать себя в бою… как в молодости.
А получилось… как то нехорошо: спокойно подошёл к дороге, спокойно кинул три булыжника, а сейчас спокойно волоку человека по земле. А куда, собственно, я его волоку? Надо было пристрелить его там, у машины. В том то и соль. Застрелить в горячке боя, это одно, а просто подойти и выстрелить… Хоть бы он стрельнул из своего нагана, что ли, или, что у него там, вальтер?
Метров сто Сидоров протащил Гудериана по земле волоком. Привалил его к толстой березе и огляделся. Не очень густой перелесок, тем не менее, скрыл дорогу с урчащими машинами, и бегающими солдатами, и если бы не дальняя канонада, можно было почувствовать себя в одиночестве.
Алексей сел напротив Гейнца, и начал рассматривать его в упор. А чего собственно, стесняться, или кого?
Ранения у немца оказались легкими, посекло его неглубоко. Кровь сначала щедро смочила рукава и галифе, но сразу, видно, унялась, господин генерал даже не утратил горячечный румянец.
Так вот сидели, друг напротив друга, смотрели друг на друга и молчали. Вернее сказать, враг рассматривал врага.
Гудериан не выглядел испуганным, глаза не бегали, смотрели настороженно и цепко. И только правый угол рта некрасиво кривился, от боли, должно быть.
Сидоров вдруг ясно осознал, что не знает, с чего начать разговор с этим гитлеровцем. Допрашивать его, как военнопленного смысла нет, Алексей лучше его самого, знал все его буржуинские секреты. Торжественно объявить ему, что все его нынешние победы пойдут прахом и война закончится в Берлине? Зачем? Почувствовать превосходство? Унизить врага? Но врага можно унизить победой над ним. Так это когда ещё будет, а пока Красная армия разбегается. Уф-ф! Зачем же он всё это затеял?
— Скажите, Гейнц, — вдруг спросил Сидоров, — почему у вас такая позорная фуражка? У фенрихов получше бывают.
Тут надо бы сказать, что фуражка была по-прежнему на Гудериане, разве что покосилась и сидела набекрень. Причиной того, что она не слетела, была еле заметная тесёмочка, которая крепилась по обе стороны фуражки, и проходила под подбородком.
В этот момент ожил зритель из будущего: — Иди, забери у него пистоль. А то что-то он рукой у кобуры шурудит.
Сидоров вскочил с земли, сделал шаг левой ногой в сторону сидящего Гудериана, а потом правой ногой с размаху ударил его по предплечью правой руки. Удар отмахнул правую руку вверх и влево, Алексей нагнулся и подхватил из расстёгнутой кобуры немца уже почти вытащенный пистолет. Потом вернулся и сел туда же, где и сидел.
— Алё, шнеллер Гейнц, я задал вопрос! — Сидоров в ожидании ответа начал рассматривать трофей. "Маузер верке", — прочел надпись на стволе, — "Мод Аш Эс Це", — вот вы какой, товарищ маузер.
— Ну, так что, господин генерал, Вы решили утащить с собой в могилу тайну мятой фуражки?
— Ну, что ты прицепился к его фуражке? — сказал Сидоров-1, закругляйся, там, на дороге скоро война начнётся, иди, поучаствуй.
— На фуражку с жесткой тульей неудобно наушники от радиостанции надевать, — вдруг сказал Гудериан, потирая левой рукой ушибленную правую, — действительно, такую тайну глупо сохранять, во что бы то ни стало.
Сидоров, не ожидавший такого простого объяснения, хмыкнул: — Наушники? На фуражку? Оригинально…
В этот момент Сидоров-1 сформулировал ещё один вопрос и Сидоров-2 его озвучил:
— Скажите, генерал, как план Барбаросса вообще сочетается с военной классикой? Клаузевиц и Мольтке перевернулись бы в гробах, узрев такой план: три расходящихся удара. А? — Алексей с удовольствием наблюдал, как искажается лицо Гудериана и плывёт его взгляд, — Ну, ну! Генерал! Вы же прусский генерал, не раскисайте!
Гудериан пришел в себя быстро, он сглотнул и ответил: — Общие вектора движения групп армий значения не имеют. Разгром русской армии произойдет до теоретического разделения войск. Увеличение длины фронта с движением на восток тоже значения не имеет. Германская армия не выдавливает Красную армию в стратегическую глубину, а уничтожает её. Вы — немец?
— Что? Нет, я не немец. Ну, хорошо, Барбаросса предусматривает выход на рубеж Архангельск-Астрахань. Ну, допустим, вышли вы на этот рубеж, и что? Неужели вы думаете, что война сразу закончится, если вы достигнете Волги?
Гудериан уже не плыл. Размышлял и молчал. Говорить о том, что на этом рубеже немцы надеются встретить японцев, он не хотел. Это уже была военная тайна.
Включился Сидоров-1: — Слушай, давай заберём его сознание, и дома потом распотрошим в спокойной обстановке. Сейчас проявлю наушник.
— Точно! — Сидоров-2 обрадовался. В этот самый момент Алексей внезапно понял, почему он валандается с этим гансом, то есть с Гейнцем. Не застрелил сразу, и сейчас оттягивал неизбежно приближавшуюся развязку. Ему было ужасно интересно узнать взгляд с "той", противной стороны. Что думает тот, кто хочет победить Советский Союз и завоевать Россию? На что надеется? Как себе это представляет? Это же интересно, до… до покалывания в подушечках пальцев!
Наушник для скачивания сознания появился прямо на траве в перламутровом ореоле под ошарашенным взглядом Гудериана.
— Лови момент, пока он завис, надевай на него! — скомандовал Сидоров-1, — надо было ему руки связать, но уже поздно.
Сидоров-2 схватил с травы наушник, и, подскочив к Гудериану, круговым движением надел пластиковую раковину на ухо. Генерал дёрнулся, потянул руки к голове, но в ухо уже скользнул голубой лучик, и быстроходный Гейнц зафиксировался с отсутствующим взглядом.
Сознание скачивалось 12 минут. За это время произошло множество событий.
Во-первых, Сидоров слегка помародёрничал, сняв с ремня Гудериана пистолетную кобуру с запасной обоймой. Ну, понравился пистолетик. Хотел ещё сорвать на память железный крест, но, так и не ответив себе на вопрос "На хрена он мне?", не стал этого делать.
Во-вторых, второй раз за последний час, его пришёл брать в плен Миронов. Пришёл не с двумя бойцами, а с целым отделением и капитаном в придачу.
Предупреждённый Сидоров их уже ждал, удивлённый тем, как этот самый Миронов умудряется выбирать самое неподходящее время. Услышал он их ещё до того, как из-за деревьев появились первые крадущиеся фигуры. Десяток солдат растянулись цепью и, с шумом и треском сучьев валежника под ногами, пытались взять его в полукольцо. В середине шел Миронов с немецким автоматом наперевес, не иначе у водителя Гудериана забрал, и капитан Подопригора с пистолетом ТТ наизготовку. Хорошо, Сидоров-1 успел глянуть документы и подсказал фамилию капитана.
Когда расстояние между ними сократилось до десяти метров, Сидоров поймал взгляд Миронова, погрозил ему кулаком и приложил палец к губам, мол, "Тс-с!". Миронов что-то шепнул капитану, тот остановил бойцов взмахом руки, а Алексей призывно махнул им обоим рукой и опять сделал жест "Тихо!". Когда эти двое приблизились, Сидоров сказал им негромко: — У меня тут связь с Москвой, а вы как слоны ломитесь, — и прищурился насмешливо: — никак врасплох хотели застать?
Миронов внимательно посмотрел на заторможенного Гудериана с черной ракушкой на ухе и благоразумно промолчал. А капитан в ситуацию не въехал и ляпнул "домашнюю заготовку", то, что готовился сказать, когда шёл сюда: — Ваши документы!?
— Тяни время, ещё минуты три нужно, — сказал в голове голос Сидорова-1.
И Сидоров-2 начал тянуть время: — Капитан Подопригора, а Вы распорядились забрать документы из машины немецкого генерала? — и он кивнул на Гудериана, — нет? Ваше любопытство далее моих личных документов не распространяется? Хорошо, я представлюсь. Полковник Сидоров. Оперативный отдел штаба фронта.
О! Подтянулись.
Семён Миронов, старшина — сверхсрочник, среднего роста, круглолицый, голубоглазый, со скорбными стрелочками морщин у рта, которые не могла скрыть даже трёхдневная щетина, смотрел тяжело и спокойно. Он уже прошёл сквозь ужас первых боёв, стремительных и удручающих, и научился не удивляться всему, что он видел. Самое удивительное было то, что Красная Армия не пришла на помощь пограничникам и могучим ударом не отбросила врага с нашей территории. Круговерть первого дня запомнилась рёвом танков, утюживших окопы пограничников и наступившей потом тишиной. Немцы даже не послали пехоту, прочесать развороченные позиции. Спешили очень. И были правы. Из всей заставы выжили трое. Так и пошли на восток втроём, обходя рычащие бронированные колонны немцев и стараясь не высовываться на открытые места. Потом встреча с незнакомцем в странном обмундировании, удивительная его осведомлённость. Когда незнакомец представился, всё стало понятно. И его форма, и знания, и его уверенная манера командовать. Полковник поступал правильно, убивал врагов, и Миронов поверил ему.
