Павел Дмитриев - На распутье
— Отводим, конечно. Там лишь бы шрайк случайно в кого-нибудь не засветил. — Взял на себя ответственность капитан. — Рекомендация эта просто дур… невыполнима.
— Рано вы расслабляетесь, вот сделают для шрайка блок памяти, — Шелепин наконец закончил писать и оторвал взгляд от блокнота, — тогда не увернуться будет.
— Ужель такими стрелять стали? — Капитан быстро сделал знак своему расчету, чтоб замолчали и слушали.
— Страшно? — улыбнулся Шелепин. — Еще не было такого, но ведь в США инженеры не зря свой хлеб едят. Думают, сволочи, как посильнее ударить по коммунизму.
— Были бы отдельные антенны, чтоб выносить их подальше, да как попадет шрайк, легко починить или заменить. — Опять вылез с идеей неугомонный лейтенант.
— А может забор вокруг поставить, высокий такой, из бамбука[91]? — Добавил другой.
— Конечно, я это запишу тоже, — в очередной раз раскрыл блокнот Шелепин, — но у вас есть командиры, не забывайте им сообщать о своих идеях. Ведь на войне многое по-другому выглядит.
— Вот кабы возможность менять частоту каждый день, — высказал вслух свою мечту курносый лейтенант. — Никакие помехи не помогли бы тем бомберам. Подпустили поближе, чтоб не увернулись, и бац, бац, бац, серией с трех пусковых. Как канал освободится, опять…
— Да чтоб СНР сам складывался в походное положение, — с трудом сдерживая смех поддержал оператор с дальнего конца стола. — И вот бы хоть вентиляторы поставить, а то сидишь у пульта как внутри телевизора, везде горячие блоки, еще и солнце палит…
— А можно ракету наводить не двумя штурвалами, а одной рукояткой, так здорово в "Фантоме" управление сделано…
— И топливо едучее в ракеты не заливать, а то в противогазе и ОЗК в жару неудобно, столько людей уж от того потравилось.
Конец фразы был смазан дружным смехом. Не удержался даже Устинов, он снял очки, прикрыл лицо рукой, опертой локтем на стол, но трясущиеся плечи ясно показывали, что чувствует пятидесятивосьмилетний Секретарь ЦК КПСС.
Напряжение спало, и разговор быстро скатился на бытовые темы, типа слабосильности вьетнамцев при передислокации дивизиона, отсутствия подходящей климату одежды, редкой почты…
* * *Ночевать поехали в Винь, ближайший от дислокации дивизиона провинциальный центр, что километров на триста южнее Ханоя. Этот городок авиация США ожесточенно бомбила с первого дня войны. Вся дорога была изрыта свежезасыпанными воронками, по которым колонна едва ползла. Капитальный мост через реку Ка[92] тоже был уничтожен, но понтонная переправа, построенная китайскими добровольцами, исправно работала. Не забыли коммунисты из Поднебесной и про идеологию – на въезде красовался огромный лозунг «Долой новых русских царей в Кремле», а каждый пролет моста украшал плакат с Мао Цзедуном, держащим в руке красную книжечку.
Темнота упала почти мгновенно, как это бывает в тропиках, так что размещались в небольшой, но явно лучшей гостинице города уже в темноте. Впрочем, жизнь вокруг кипела, казалось, что весь Вьетнам просыпается как раз после захода солнца.
— Дима, — Шелепин постучал в комнату Устинова полчаса спустя, пойдем. — Мне тут сказали, что с одной из террас открывается чудный вид на реку.
— У-у-у, все тебе бежать. Погоди чуток!
— Выходи в холл третьего этажа, там рядом, любой му[93] проводит.
Через десяток минут Устинов действительно выбрался на что-то типа большого крытого балкона. У перил Шелепин в свежей белой рубашке потягивал Miller High Life из золотисто-желтой банки.
— Держи, — протянул он жестянку из початой картонной коробки, — война тут, а везде фонари, люди ходят, ездят. Даже не верится в бомбежки.
— Да уж, это тебе не Москва в 41-ом, мы там за каждым лучиком света гонялись. — Устинов выдернул язычок банки, — трофей?
— Черт их знает, скорее контрабанда. Странная тут все же война. — Шелепин достал пачку «Столичных», — будешь?
— Давай, — протянул руку Устинов. — Сухие хоть?
— Обижаешь!
Курили молча. По потолку бегали маленькие ящерицы-гекконы, охотясь за разными насекомыми, постоянно издавая при этом писк. Казалось, что в любой момент они свалятся прямо на голову, но недели в тропиках достаточно любому, чтоб понять – этого не случится никогда. В углу, разгоняя быстро спадающую жару, шелестел помнящий еще французов вентилятор на ножке. Где-то недалеко на улице визжала свинья, ее явно гоняли перед тем как пустить на ужин делегации из СССР[94].
Официант неслышно установил на стол светильник, разложил европейские приборы и салфетки. Чуть позже он же принес первое блюдо – большие кастрюльки с супом Фо. Густой говяжий бульон с ароматом имбиря, плоская рисовая лапша, специи, и тонко порезанная сырая вырезка… Несмотря на то, что это блюдо подавали едва ли не каждый день, надоесть суп не успел. Две звездочки непогашенных окурков синхронно прочертили темноту, и проголодавшиеся мужчины, сев за стол, с аппетитом принялись за еду.
Беседа возобновилась только после того, как тарелки опустели.
— Знаешь, Дима, наше оружие меня удивило, — Шелепин наконец отодвинул тарелку. — Не ожидал, что со Штатами сможем сражаться на равных. Это настоящий триумф!
— Серьезно?! — От удивления Устинов сжал некстати оказавшуюся в руке початую банку. Хрустнула жесть, пиво выплеснулось на скатерть. — Тьфу! Саша, ну зачем под руку-то!?
— Извини, извини! На вот, возьми другую, а эту брось. — Шелепин откинулся от стола, и со смехом достал новый High Life.
— Никак не ожидал от тебя такого. — Дмитрий Федорович осторожно перелил остатки пива в заблаговременно выставленный официантом бокал. — Не надо выкидывать, когда еще в этой жаре что-то приличное попадется.
— Почему не ожидал? Зачем вокруг да около политесы разводить, ведь бьем штатовцев, в хвост и гриву бьем! Как они хвастались, кричали, что сильней их авиации ничего в мире нет.
— Что есть, то есть. — Устинов задумчиво потер вечернюю щетину на подбородке, — извини за откровенность, но ты так копался в недостатках…
— Ах-ха-ха! Толубко там еще от страха рапорт об отставке не написал?
— Вот тебе смешки, — притворно проворчал Устинов. — А целый генерал-полковник мучается, ты бы хоть его успокоил.
— Ничего, до завтра подождет. Тем более, зря он молча смотрит, как инициативу потихоньку Вести[95] отбирает.
— Ну ты хватил, да в таком ни один генерал в этом признается.
— Для этого за ними и пригляд нужен постоянно, кстати, надо будет… Нет, очень надеюсь, что после съезда ЦК тебя выберут в Президиум ЦК[96].
— Серьезное предложение. — Устинов лихорадочно прикидывал расстановку сил в ЦК. — Признаться, я сильно переживал, война проверка труда стольких заводов, людей…
— Брось, вот не сомневаюсь, не пинай ты директоров и генералов каждый день, они бы с "Фантомами" одними С-60[97] воевали.
— Есть такое дело, без ебической силы у нас ничего сделать не могут. — Устинов сделал большой глоток, на несколько секунд замер, и, взглянув в глаза собеседника, продолжил, — вот при Сталине проще было.
За столом повисла вязкая тишина. Еще недавно, при Никите, это имя не произносилось ни при каких обстоятельствах. Даже от гимна СССР оставили одну музыку.
— Директора-а-а… Да, многие берега терять начали. — Шелепин тоже поднял взгляд. — Надо их взять к ногтю. Но…
Александр Николаевич замялся, покатал в руках бокал. Устинов терпеливо ждал, не перебивая мысль.
— Так как это делал Сталин, нам делать нельзя.
— Почему, Саша?
— А ты сам-то этого точно хочешь? Не устал!? Думаешь, зачем все так дружно встали против Никиты? Просто боятся! Да-да, именно боятся, что он не сможет контролировать ситуацию обычными средствами, и свернет на знакомую и простую тропу чисток. Что бы он ни говорил, подпись стоит на многих расстрельных списках.
Устинов поежился. Сталинский нарком хорошо знал, что значит жить в постоянном ожидании ареста. Да и целях назначения Шелепина на КГБ догадывался.
— Нет, этот путь закрыт, товарищи не допустят… Да и желающих занять кабинет вождя в Президиуме нет.
— Ты в этом уверен? — Устинов смотрел в упор, прямо в глаза.
— Да, — твердо ответил Александр Николаевич.
Очень вовремя подошел официант с рисом под соевым соусом и огромными, нежными отбивными из поросенка. Заменили тарелки, приборы, и неслышно изчез в темноте прохода. Первый голод уже прошел, поэтому диалог быстро возобновился.
— М-м-м, все же не зря тут поросят гоняют, только попробуй, — Шелепин, аккуратно отделил ножом очередной кусочек мяса. — Хотя не поверишь, сегодня я хотел поговорить совсем на другую тему.
— Надеешься удивить меня еще больше? — Устинов больше налегал на привычный рис, отодвинув острый соус ближе к краю тарелки. — По-моему, это уже невозможно.
