Александр Прозоров - Князь: Зеркало Велеса. Заклинатель. Золото мертвых (сборник)
– Князь Андрей! – обрадовался фон Хабермас. – Давай, друг мой, выпьем за удачу! Ведь ты мой друг?
Второй раз Зверев проснулся уже на корабле. Ушкуй покачивался, с шумным плеском разбивая волны, – а может, это качало его хозяина, выпившего литров пять вина и заевшего это всего лишь кусочком мяса.
– Как я сюда попал?! – спросил он, усаживаясь на краю перины.
– Ой, не так громко, Андрюшенька! – взмолился Друцкий. – Ой, как это все… Долго… На телеге тебя привезли, друг мой, на телеге. И меня на телеге. От Генриха всегда привозят на телеге. О Господи, зачем ты дал ему столько родственников с виноградниками?! А еще мы играли с ним в кости, я проиграл восемь талеров из твоей казны и выиграл бочонок его отцовского вина. Интересно, почему всегда так получается, что проигрываю я ему серебро, а выигрываю всякий хлам?
– Из моей казны? – вычленил в словах дядюшки самое интересное Зверев. – Разве я брал с собой казну?
– Ты? – удивился Юрий Семенович. – Конечно же, нет! Чтобы было, на что сыграть, мы продали два куска золота из твоего запаса. За тысячу шестьсот восемьдесят девять талеров… Теперь уже тысячу шестьсот восемьдесят один.
– Да? – Андрея так качало, что он не смог даже толком порадоваться. – Кому же в этой Богом забытой дыре?
– А кому может продать дешевое золото столь преданный слуга, как мой друг? Конечно же, своему господину, епископу Эзельскому, да пребудет с ним милость его сатанинской веры…
От берегов епископства ушкуй против сильного ветра три дня пробивался на север. Небо наконец сжалилось над уставшими от зноя людьми, разорвалось грозами. К вечеру четвертых суток через сплошную пелену дождя судно осторожно пробралось между холодными скалистыми берегами к острову Стекольна. Стекольной, или Бревенчатым островом холопы именовали Стокгольм. Князь Юрий Друцкий предпочитал западное название старого шведского города, Андрею оно тоже показалось более привычным.
– Собери своих людей, князь, – предложил Юрий Семенович, когда поутру Лучемир с Риусом нашли свободный причал. – Хочу, чтобы наш визит выглядел грозным и представительным. Надеюсь, ты не пожалеешь полпуда своего сокровища для нашего общего благого дела?
– Для благого дела ничего не жалко, – пожал плечами Андрей.
– Тогда идем…
Под дождем особо представительным выглядеть невозможно: пурпуром, бархатом, самоцветами не блеснешь, нарядных туфель не наденешь – тем более на залитые нечистотами улицы европейской столицы. Черная от влаги епанча, темный кожаный или суконный плащ, высокие сапоги и плотная непромокаемая шапка – в ливень все прохожие выглядят одинаково. Зато делегация русских путников оказалась весьма многочисленной. Зверев оставил на борту только медлительного Левшия и отсыпающегося после долгой вахты Лучемира. Князь Друцкий взял вообще всех холопов – больше десятка. Продвигавшаяся по Стокгольму толпа гостей занимала улицу от стены до стены, заставляя редких горожан испуганно жаться в проемы дверей или сворачивать в узкие проулки.
От шведского города у Андрея осталось странное впечатление того, что в нем существует одна лишь улица: длинная, прямая, как проспект, но узкая, как коридор русской усадьбы – двум телегам не разъехаться. По сторонам улочки стояли двухэтажные домики-близнецы: подвальчик с лавкой, вывеска с калачом, сапогом или бычьей головой, два ряда больших, неудобных для обороны окон. Мокрые стены, черепичные крыши. Домики поднимались выше и выше, а навстречу путникам, смывая грязь, навоз и мусор, мчались потоки воды.
– Странно тут ныне, – не выдержал Друцкий. – Никак, ливня свены испугались? Никто навстречу не идет, никто не требует дороги освободить, славной дракой угрожая. Ровно не осталось тут дворян с горячей кровью. Даже юбки задрать не у кого – прячутся девки за два проулка. И лавок большая часть закрыта. Уж не новый ли город строить все подались?
– Дождь, – пожал плечами Зверев. – В такую погоду хороший хозяин… А куда мы идем, дядюшка?
– Здесь, в островном неприступном Стокгольме, осела семья Руттольфов, что еще со времен Гедимина[99] наш род ссужает серебром и золотом. Не раз сюда что мне, что дядьям и дедам приезжать приходилось. Изредка просить, а все чаще проценты кровопийцам нашим платить, полноценное серебро от хозяйства отрывать да им в сундуки ссыпать. Думал, никогда сие не кончится. Однако же… Похоже, Господь решил повернуться лицом и к нашему роду.
В отличие от замазанных штукатуркой одинаковых домиков «главного проспекта» Стокгольма, лавка ростовщика была сложена из настоящих валунов, которые скреплялись прочным известковым раствором, замазанным поверху чем-то черным, напоминающим смолу. Она не имела видимого с улицы подвала, зато окна были сделаны узкими, глубокими. В такие человеку и не пролезть, даже если внутри никто обороны не держит. Лавка вообще представляла собой один большой, тщательно спланированный сейф, сделанный в соответствии с требованиями времени не из литой стали, а из монументального природного камня.
– Князь Юрий Друцкий с прощальным визитом, – громко пообещался Юрий Семенович, когда на его стук во входной двери отворилось небольшое окошечко.
Привратник с подозрением оглядел изрядную толпу на улице, однако окованную стальными полосами дубовую створку распахнул.
– Прошу вас наверх, в столовую комнату, – посторонился слуга, указывая на лестницу, которая плохо различалась в экономном свете масляных ламп, повешенных на крючки у стены.
Делегация почти из пятнадцати мужчин поднялась на второй этаж, вошла в комнату, разделенную широким столом. Дверь за ними закрылась – и Андрей понял, что оказался в ловушке. Дверь сзади запиралась снаружи, дверь впереди – тоже. Окна, из которых несло влажной сыростью, были узкими, а в стенах и на потолке имелись щели, сильно смахивавшие на потайные бойницы для лучников. Уйти отсюда, конечно, можно: использовать стол как таран, выбить дверь, прорваться в дом… Но все же прорываться с боем, под стрелами – не хотелось бы.
Дав время гостям взвесить свои шансы на случай возникновения непреодолимых разногласий в переговорах, из противоположной двери в сопровождении одетого в сутану мальчика вошел, тяжело дыша и переваливаясь с ноги на ногу, обрюзгший старик, похожий на перекормленного бульдога.
– Рад видеть тебя в добром здравии, князь Юрий Семенович, – неуклюже поклонился ростовщик. – Уж прости больного человека… – И он тяжело бухнулся задом на скамью. – С чем пожаловал, княже? С радостью, с бедою? Говори, Юрий Семенович. В нашем доме тебя всегда понимали. Коли хорошо все, завсегда с тобой вместе порадуемся. Коли плохо – поможем, в чем спросишь. Вижу, ныне свита у тебя изрядная. Это правильно, жутковато нынче у нас в городе. Вроде и тихо, и покойно – ан неуютно.
– Свиту я богатую собрал потому, что немалый груз от тебя забрать намерен, почтенный Альбрехт. Вот, хочу представить тебе моего родственника, князя Сакульского, мужа моей племянницы. Давай, княже.
Зверев кивнул невольникам, те развязали кошели, выложили на стол тяжелые слитки.
– Здесь больше двадцати двух фунтов чистого золота, Альбрехт. Сочти накопившиеся ныне проценты, прибавь к долгу моему и родичей моих, верни мне заклады наши, расписки долговые и закладные, а разницу, что между долгом и золотом принесенным составит, выдай мне серебром английским или германским.
Старик наклонился вперед, с тяжелым кряхтением осмотрел грубо порубленные слитки, потом выпрямился, тронул мальчика за плечо:
– Это долгая работа, князь, ты должен понимать. Найти заклады, старые свитки, поднять расходные книги и счесть остатки по долгам…
Мальчишка поднялся и выскочил за дверь.
– …Нужно взвесить и исчесть стоимость золота, отнять десятую часть, которую мы берем за обмен монет из разных стран.
– Я подожду, Альбрехт, – сел на лавку у стола Юрий Семенович. – Дольше добирался, чтобы ныне нескольких часов пугаться.
– Весы и расходные книги ныне принесут. Закладные грамоты и заклады старые сыщут за час, может и ранее.
– Хорошо, – широко раскинул руки на столе князь Друцкий. – А скажи мне, Альбрехт, отчего пустынен так город твой ныне? Раньше, бывало, без драки до твоей лавки и не дойти было. Лаялись с русскими гостями все, кому не лень. А ныне сами дорогу загодя уступают, и ни одного меча на улице я не заметил.
– Откуда мечам взяться после королевской-то коронации? – поразился ростовщик. – Али не слыхал ты, князь, о том, как у нас король Кристиан присягу у подданных принимал?
– Кристиан, король датский? – навострил уши Зверев.
– Он самый, король датский, шведский и норвежский, – кивнул хозяин. – Значит, и до Руси вести дошли?
– Нет, Альбрехт, про здешние события нам никто не сказывал, – покачал головой Юрий Семенович.
