Операция "Ананас" (СИ) - Ромов Дмитрий
— Ну… шнырь твой просил сильно. Плакал.
Сирота заржал.
— Шестак что ли? Ты его, значит, пожалел за слёзы его? И чего мне делать с волыной этой?
— Да, что хочешь, то и делай. Можешь Шестака своего на кичман законопатить.
— Э! Ты за языком присматривай.
— Ладно, — усмехнулся я. — Кстати, Любу твою я не пугал и не угрожал, я такими делами не занимаюсь.
— А какими ты занимаешься?
— Я? Только серьёзными. А ты? Ты за что сидел?
— Да ни за что! — весело воскликнул он и развёл руками.
— Понятно, — засмеялся я. — Не скажешь, значит.
— Да, чё хорошему человеку не сказать? По сто третьей я шёл. Семерик отмотал.
— Это что? Грабёж что ли?
— А ты, я вижу явно не мусор, — осклабился Сирота. — Если не придуриваешься, конечно. Предумышленное, от трёх до десяти.
— А-а-а… — кивнул я.
— Так вышло, — сказал он и недовольно поморщился, посмурнел.
— Типа, не мы такие, жизнь такая?
— Типа, — подтвердил он и, помолчав, добавил. — В драке…
— Бывает… Ладно, Серёга, пора мне.
Я встал.
— И чё, пушку свою мне оставляешь? Не боишься, что я тебя из неё же прям и вальну?
Пистолет был незаряженным, так что на этот счёт я не переживал.
— Смотри, — кивнул я, — если Шестака захочешь убрать, можем провернуть. Хотя, у него свой ствол имеется, насколько я понял.
— Не, не имеется, усмехнулся Сирота. Это же мой был.
Сказав это, он опустил руку и вытянул из кармана ПМ.
— Вот он.
Он направил пистолет на меня.
— Ну, тем более, — спокойно кивнул я.
Внешне спокойно, но внутри… сердце ёкнуло, конечно. Надо было не разводить все эти дискуссии и политические забавы, а сразу его обезвредить или вообще устранить. И Любу устранить? Нет, устранять Любу я, разумеется, не стал бы… Собственно, и он не должен был бы в меня стрелять, поскольку вопрос с деньгами оставался открытым.
— Будь здоров, пора мне, — сказал я. — Псам своим скажи, пожалуйста, чтоб не лезли. В другой раз жалеть не стану.
— Не, ты бессмертный или чё? — заржал он. — Не боишься? Ну, ты и кент, в натуре. Ладно, присядь, чё вскочил? Не добазарили ещё.
— Да вроде я всё сказал.
— Присядь, говорю.
Он положил ствол на стол и показал рукой на стул. Я присел.
— Нравишься ты мне, — хмыкнул он. — Не охота тебя в расход пускать.
— И мне тебя, — улыбнулся я.
— И чё мы с этим делать будем?
— Пушку отдай тем, кто просил. Бабок у меня нет, это херня. Шестака с его дебилами отзови, а если дело какое будет наклёвываться, я тебе свисну. Вот и всё, собственно.
— И чё у тебя за дела?
— Бывают интересные, а бывают и не очень. На интересные охотников много, но делать все надо, правильно?
— Не знаю, — пожал он плечами.
— Как тебя искать, если что?
Я не знал, как объяснить самому себе, но чувствовал, что из этого может что-то получиться. Во-первых, он казался мне неглупым парнем, во-вторых… было в нём что-то такое… он выглядел чужеродным в своей среде, что ли… Убил кого-то в драке, если не врёт. На зоне, например, приобщился, так бывает, к воровской культуре. Впрочем, надо будет пробить его досье. Но, как бы то ни было, я решил попробовать…
— Через Любку только, — прищурился он. — Ты… Ты, типа думаешь, я повёлся на твой трёп?
— А почему нет? Я ж ничего такого и не сказал. Золотых гор не обещал, не разводил. Будем на связи и все дела. Жизнь покажет, что к чему, может, пригодимся друг другу.
— Хм…
Он задумался.
— Ладно. Будь здоров, Иван Петров.
Сирота не ответил. Я снова встал и вышел из комнаты. На стуле на веранде сидела Люба. При моём появлении она вскочила и бросила испуганный взгляд мне за спину.
— Поговорили, — улыбнулся я. — Спасибо вам, Любовь, за угощение. Варенье было просто чудесным.
Она молча кивнула, но осталась напряжённой. Я попрощался и вышел на крыльцо. Спустился по ступеням, остановился во дворе, прислушался. Вроде всё было спокойно. Пахло весной, сладко, волнующе. Юное сердце не могло не реагировать, хотя мозги были заняты совсем другим.
Я подошёл к воротам и открыл калитку. Оглянулся. На крыльце стояла Люба и смотрела мне вслед. Пройдя по тёмной, плохо освещённой улице, я дошёл до автобусной остановки и встал под бледным фонарём. Людей не было, машин тоже не было. Чтобы поймать попутку пришлось бы чесать на магистраль. Минут десять по темноте. Не переломать бы руки-ноги. Я вздохнул.
— Эй, друг, закурить не будет?
Откуда они нарисовались? Сзади ко мне подкатили два чувачка, явно местных. В широких кепках, в широких штанах, руки в карманах, на рожах ухмылки. Один из них сделал жест двумя пальцами, поднеся их к губам, будто держал сигарету.
— Не курю, братан. И тебе не советую.
— А чё так?
Чувачок сделал удивлённое лицо. Его приятель смачно плюнул на землю и вопросительно кивнул.
— Тебя каким ветром занесло, зёма?
— Вообще-то вас не касается, но ладно, раз любопытные такие. К дружбану в гости заходил.
— Да ты чё? — покачал он головой и придвинулся чуть ближе.
— Чёт борзый какой-то, — сказал он своему товарищу.
— В натуре, — согласился тот. — Ох**вший вконец.
— А ты чё борзой такой? — ещё больше приблизился ко мне тот, что плевался. — А? Ты к кому приходил, а? Чё, язык проглотил?
— Он его в очко засунул, — ухмыльнулся второй и тоже придвинулся чуть ближе.
— Ближе не советую подходить, — сказал я, чуть качнув головой.
— Чё сказал? — протянул первый. — Ты к кому тут ходишь, фраерок? К Люське Бойковой?
Он дёрнулся, чтобы подойти вплотную, но я коротко, хотя очень даже ощутимо пнул его по лодыжке. По кости. Дыщ!
Он взвыл. А второй, подвис. Он не сообразил, что именно произошло и тупо уставился на своего дружка. Тот вопил во весь голос. Когда тупой сообразил, что случилось, глаза его вспыхнули гневом, ноздри расширились, он занёс руку назад, замахнулся и… тут же получил по уху. Резко и сильно. Парняга отлетел в сторону и, увлекая за собой своего воющего соратника, завалился на землю.
— Э, ты чего творишь? — раздался позади меня недовольный голос.
— Да вот, объясняю аборигенам, что не курю, — усмехнулся я и повернулся назад.
Сзади стоял Сирота, я его по голосу узнал.
— А ты чего, погулять решил перед сном? — кивнул ему я.
— Вы кто такие? — спросил он, подаваясь вперёд и всматриваясь в лица поверженных хулиганов.
В свете фонаря они казались бледными потусторонними сущностями, корчащимися в пыли. Вдоль дороги мёртвые с косами стоят. И тишина…
— Сирота… — прокряхтел один из гопников…
— Ну? — навис он над ними. — Вы чё, сучки, на братана моего наехали?
— Нет, нет, Сирота, мы ничё… Просто спросили, к кому приходил…
— Ну-ка, свалили отсюда оба. В туман-нах. Мухой, я сказал. Чтоб не видел вас больше.
Повторять не пришлось. Горе-хулиганы подорвались, как лани в лесу.
— Район у нас тут неспокойный, — тихо сказал Сирота, когда плохиши смылись. — Криминогенная обстановка неблагоприятная. Одному в потёмках шастать не след, нарваться можно. Понял?
— Ну… ладно, — пожал я плечами. — Понял, как не понять.
— А ты лихой, — хмыкнул он. — Вон, туда иди. Там поймаешь тачку, а то здесь глухо у нас, только бакланов каких-нибудь поймать можно.
Я пошёл по такой же тёмной улице. Увидев телефон-автомат, позвонил Ирине.
— Жаров, это ты мне грузовик пригнал?
— Я.
— Зачем?
— Я думал, его искать будут.
— Искали, точно... Вечно у тебя бардак какой-то. Ладно, сейчас я спать ложусь, голова болит, не до тебя мне. А вот завтра придёшь и всё мне объяснишь, понял?
— Ладно, Ириш, договорились.
Я повесил трубку и двинул дальше. Вскоре вышел на большую дорогу и направился в сторону центра. Машин было мало, и останавливаться никто не хотел. Глухое место, бродяга какой-то. Понять можно. Наконец, остановился грузовик. Я доехал до центра и прошёлся до дома.