Фидель Кастро - Фидель и религия. Беседы с фреем Бетто
Фрей Бетто. Это механическое упражнение.
Фидель Кастро. Много раз нам надо было также произносить литанию по латыни, по-гречески. Я не знал, что значит «Кирие элейзон, Христе элейзон». Один читал литанию, а другие отвечали: «Ора про нобис», и все такое, я помню почти всю литанию наизусть. Мы не знали, что это значит, не понимали, что говорили, мы повторяли механически и за долгие годы привыкли. Думаю – и говорю тебе здесь совершенно честно, - по-моему, это большой недостаток религиозного образования, какое нам давалось.
Фрей Бетто. По нашему мнению, тоже.
Фидель Кастро. Духовные упражнения подводили нас к размышлениям – нам было в то время шестнадцать, семнадцать, восемнадцать лет. В эти три дня размышлений, конечно, бывали кое-какие медитации на философские темы, кое-какие на теологические, но аргументация строилась в основном на понятиях наказания, что было самым вероятным, принимая во внимание все признаки и обстоятельства, награды – награды, которые отнюдь не будили наше воображение, и наказания, причем тут уж старались воспламенить нашу фантазию безгранично.
Помню долгие проповеди, в которых рассуждалось об аде, об адской жаре,
об адских муках, об адских страданиях, об отчаянии грешников в аду. В самом деле,
не понимаю, как это можно было изобрести такой жестокий ад, как тот, о котором нам рассказывали, ведь невозможно даже представить себе такую жестокость по отношению
к кому-то, какими бы большими не были его грехи. К тому же не было градации, соотношения с простыми грехами. Даже сомнение – сомневаться в том, чего ты
не понимал в определенной догме, - было грехом; надо было принимать это на веру, а если ты не верил, ты мог быть осужден на адские муки – если ты внезапно умирал, погибал в катастрофе, если что-то случалось с тобой, пока ты пребывал в этом состоянии сомнения. Действительно, не было соотношения между вечными муками и поступками человека.
Воспламенять воображение. Мне еще припоминается один пример из тех, что обычно приводили нам во время духовных упражнений. Всегда был какой-нибудь печатный материал, какой-нибудь трактат, какие-нибудь комментарии, но нам говорили: «Чтобы вы могли представить себе, дети мои, что такое вечность, вообразите стальной шар размером с Землю (и я старался вообразить себе стальной шар размером с Землю, сорок тысяч километров в окружности), и вот раз в тысячу лет муха, маленькая мушка подлетает к шару и трогает его своим хоботиком. Так раньше придет конец шару, раньше исчезнет этот стальной шар размером с Землю в результате касания мушиного хоботка раз в тысячу лет, чем закончатся адские муки, и даже потом они будут длиться вечно». Вот такого типа были эти рассуждения. Я бы сказал, что то был некий умственный террор, эти объяснения порой превращались в умственный терроризм.
И я говорю: ну хорошо, мы живем в конце ХХ века, прошло не так уж много времени. Я просто удивляюсь, что относительно недавно, всего сорок лет назад – сорок лет! – в нашей стране, в одной из лучших ее школ, нас учили таким образом. Не думаю, чтоб то был эффективный метод развивать религиозное чувство.
Фрей Бетто. Вам много говорили о Библии?
Фидель Кастро. Говорили, но, по правде, не так уж много; да, конечно, рассказывали какую-нибудь притчу, иногда в определенный момент объясняли
какую-нибудь притчу, какую-нибудь часть Евангелия. В сущности, мы продолжали изучать священную историю; в течение всего периода мы изучали священную историю, каждый год все в большем объеме. То есть мы начали с небольшого текста, и каждый год его содержание увеличивалось. Этот предмет – священная история – был для нас специальным предметом и очень нас интересовал. Меня всегда интересовала священная история благодаря ее удивительному содержанию. Ребенку и подростку было замечательно интересно узнавать все, что происходило, начиная с сотворения мира и до всемирного потопа!
В священной истории есть один момент, о котором я всегда помню, не знаю, действительно ли так говорится в Библии, и если говорится, мне кажется, это требует анализа. Речь шла о том, что после всемирного потопа один из сыновей Ноя – то были сыновья Ноя? – надсмеялся над своим отцом. Ной работал на винограднике, опьянел, один из сыновей надсмеялся над ним, и вследствие этого его потомки были прокляты и осуждены быть неграми. В священной истории один из сыновей Ноя, не помню, был ли то Ханаан.… Кто были сыновья Ноя?
Фрей Бетто. Сим, Хам и Иафет. В библейском тексте, в книге Бытия, Ханаан был сыном Хама и также упоминается как младший сын Ноя. Правда, Ной проклял Ханаана и сказал, что он будет последним из рабов. Так как рабы были в Латинской Америке неграми, в некоторых старых переводах слово «негр» используется как синоним раба. Кроме того, потомки Ханаана – это народы Египта, Эфиопии и Аравии, у которых более темная кожа. Но в библейском тексте темная кожа этих потомков не является следствием проклятия, если только не давать тенденциозного истолкования, чтобы, скажем, пытаться с религиозной точки зрения оправдать апартеид.
Фидель Кастро. Ну так вот, меня учили, что один из сыновей Ноя был проклят и осужден на то, чтобы его потомки были неграми. Надо бы посмотреть, учат ли так сегодня, и действительно какая-то религия может учить, что быть негром – Божья кара. Я помню этот момент из священной истории.
Тем не менее, все это приводило нас в восторг: строительство ковчега, дождь, животные, как ковчег причалил снова, какой была жизнь, история Моисея, переход через Чермное море, земля обетованная, все войны и сражения, о которых говорится в Библии. Думаю, что именно в священной истории я впервые услышал про войну. То есть приобрел некоторый интерес к военному искусству. Надо сказать, меня чрезвычайно интересовали все эти события, начиная с того, как Иисус Навин разрушил стены Иерихона, обходы вокруг города и трубы, вплоть до Самсона и его геркулесовой силы, когда он был способен собственными руками разрушить храм. Нас все эти истории поистине завораживали. Весь этот этап, который можно назвать Ветхим заветом, - Иона, кит, который его проглотил, кара, постигшая Вавилон, пророк Даниил, - для нас это были удивительные истории. Конечно, думаю, что мы могли бы также изучать и другие, истории других народов и их толкования, но на мой взгляд, мало таких замечательных историй, как в Ветхом завете, в священной истории.
Фрей Бетто. Кроме того, была книжечка, называемая «О подражании Христу»[X2] ?
Фидель Кастро. Да, было что-то в этом роде. И потом после этой священной истории, шел Новый завет, это было уже позже, с разными притчами. Нам их повторяли не раз; объясняли их в основном в терминах Библии, в терминах, в каких написаны Заветы, что было для нас интересно. И также весь ход смерти и распятия Христа, все эти объяснения, которые, без сомнения, всегда производили впечатление на ребенка и молодого человека.
Фрей Бетто. С каких пор вы прониклись делом бедняков?
Фидель Кастро. Надо искать корни в моих детских впечатлениях. Прежде всего, мы жили вместе, в очень тесном общении – там, где я родился, где я рос, - с самыми простыми людьми, с бедняками, с босоногими ребятишками. И теперь я понимаю, что они, конечно, жили в больших лишениях. Все то, о чем думаешь, размышляешь, что представляешь себе сегодня: как они наверняка страдали от разных болезней, как тяжело жили все эти люди. Я этого тогда не замечал, не осознавал, но мы росли с ними вместе, они были нашими товарищами и друзьями во всем, мы вместе ходили на реку, вместе ходили в лес, лазали по деревьям, бегали на конный завод, охотились, играли, и когда наступали каникулы, они были нашими товарищами и друзьями. Мы не принадлежали к другому социальному классу. Скажем так: мы постоянно общались, проводили все время именно с этими людьми, жившими по соседству, и пользовались достаточной свободой.
В Биране не было буржуазного или феодального общества, не существовало двадцати, тридцати землевладельцев, которые собирались бы вместе, со своими семьями, всегда одной и той же группой. Мой отец был там, в сущности, единственным землевладельцем, он жил изолированно; иногда приезжал какой-нибудь друг, очень редко мы ездили кому-то; обычно мои родители не выезжали на усадьбы, не навещали другие семьи, жившие в других местах; они все время работали, и мы все время общались единственно и исключительно с теми, кто жил вокруг нас. Мы забирались в бараки гаитян, в их хижины; иногда нас за это бранили, но не потому, что мы ходили туда, а потому, что мы ели сухой жареный маис, который готовили гаитяне. На нас сердились порой из-за того, что мы ели с ними, нас ругали, но не из социальных соображений, а тревожась о нашем здоровье. Никогда нам не говорили: не водись с тем-то или с тем-то, никогда! Словом, как я уже говорил, у нас не было культуры богачей, культуры землевладельцев.
