Станислав Лабунский - Зима стальных метелей
И, в конце концов, это означало расстаться с мужчиной, который… да, нравился ей, действительно нравился, и даже не потому, что он необычный, особенный, не потому, что симпатичный или бессмертный, не потому, что ангел какой-то, а потому, что он вот так говорит, вот так на нее смотрит, вот так улыбается.
Неужели она хочет продолжить этот путь? Неужели хочет остаться с ним и дальше, следовать за ним в эту кроличью нору все глубже и глубже? Разумно ли это? Нет, не разумно. Да, она хочет.
— Грасс, — произнесла Вера, поглядывая на него поверх поднесенной ко рту чашки, — а зачем тебе это?
— Что именно? — Грассатор разделался со вторым сэндвичем и теперь, откинувшись на спинку стула, с удовольствием потягивал кофе.
— Давать мне деньги, вывозить меня, носиться со мной. Ведь для вас люди — лишь серая масса, разве нет?
Грассатор улыбнулся:
— Провокация. Почему я ношусь с тобой? А почему ты со мной возилась, когда могла просто послать подальше, как русские умеют это делать? В конце концов, ты спасла мне жизнь, а я твою сломал. Я должен загладить вину хоть как-то. — В глазах Грассатора блеснули озорные огоньки. — И, если уж говорить начистоту… ты мне симпатична. Ты особенная. Все наши, кто общался с тобой, заметили это, а я заметил с самого начала, еще при встрече там, в морге. Итак, ты это хотела услышать?
Вера почувствовала, как у нее зарумянились щеки.
— Знаешь, чего вам всем не хватает? — проговорила она, возвращая чашку на стол. — Чувства такта. Столько лет прожили, а не обзавелись.
Грассатор расхохотался.
Допив кофе, он извлек из Вериной сумки ноутбук:
— Интернет есть?
— Если здесь есть Wi-Fi, а, судя по плакатикам, он здесь должен быть, — буркнула Вера, наблюдая, как шустро он обращается с техникой. — Интересно, каково это — наблюдать прогресс человечества?
— Занятно. Главное — не отстать. Проблема только с дистанционным общением. Мы не можем влиять на людей на расстоянии.
Вера пересела поближе к нему, так, чтобы видеть экран. Грассатор искал какой-то адрес.
— Можно твой телефон? — попросил он.
— И кому звоним? — поинтересовалась Вера, пока рылась в сумочке.
— Своим.
— Ах да, их же еще двое. А ты, кстати, ни разу о них не рассказывал. Интересно, как вы общались раньше, когда не было телефонов?
— Никак. И сейчас никак не общаемся, это первый раз. Я примерно чувствую их место расположения, и если оказываюсь рядом, то забегаю в гости. Что случается редко.
— А говорил, что словно братья. — Вера протянула телефон.
— Братья тоже, бывает, разбредаются по свету.
Грассатор набрал какой-то длиннющий номер, подождал, а затем заговорил, кажется на испанском. Затем набрал другой, а после этой беседы и третий. Наконец, вероятно, попал к нужному собеседнику, но разговор оказался недолгим, после чего сотовый он вернул.
— Лихо вы на разных языках болтаете, — удивилась вера. — Это в вас сразу же знание языков закладывается?
— Нет, учим. Правда, схватываем на лету — это один из способов конспирации, так что гордиться здесь нечем.
Запихивая телефон обратно в сумочку, Вера заметила в глазах Грассатора беспокойство.
— Что-то случилось?
— Пока еще нет. Видишь ли, как я и говорил, все мы шестеро — разные. У каждого с самого начала были свои интересы. Нокс мог показаться своеобразным, но не он беспокоил других больше всего. Один из нас… Мы зовем его Крез, как того царя Лидии, богатейшего человека своего времени. Хотя у него, разумеется, есть и несколько других имен, более стандартных. После воплощения и постигшей нас неудачи он решил, что найдет причину того, почему человечество не желает меняться. Он не отступился от идеи сделать вас лучше, как и Лекс, вот только пошел другим путем. Крез пора зился, насколько люди зависимы от такой, казалось бы, пустяковой условности, как деньги, поразился тому, на что они способны ради денег и с каким маниакальным упорством стремятся обладать деньгами. Он говорил, что деньги — символ животного начала у человека.
— Звучит парадоксально, — пробормотала Вера. — Насколько я знаю, у животных понятия денег нет.
Когда Грассатор начинал вот так говорить о человечестве, ей становилось не по себе.
— И тем не менее. Он говорил, что, насколько конкретный человек и человечество в целом зависит от денег, настолько это начало преобладает. Он думал, что раскроет природу этой привязанности, и тогда мы сможем решить, как с ней бороться. Однако чем дольше Крез носился со своей идеей, тем сильнее увязал в ней. Он научился с легкостью добывать деньги, научился их тратить, но разучился без них обходиться. Через какое-то время он стал для нас чужим и непонятным. Мы перестали видеться с ним, но никогда не пеняли ему ни на что, ведь, в конце концов, и сами временами пользовались его счетом, когда проще и безопаснее было за что-то заплатить, чтобы не вызывать лишних подозрений.
— Тот самый счет, о котором ты говорил?
— Да, у всех нас есть доступ к нему. Крез знает — что-то произошло, но ничего не предпринимает. Я должен встретиться с ним и все рассказать, предупредить.
— Ты опасаешься, что Экзукатор может убить и его?
— Да. Но еще меня беспокоит то, что они могут договориться. Слишком схожи их взгляды на людей. Чем более зависимым становится Крез, тем яростнее ненавидит он эту черту у других. Старая история. И обычная для людей.
— Договориться? Даже после того, что сделал этот убийца?
Грассатор пожал плечами:
— Подлость, как и добродетель, может объявиться даже с неожиданной стороны, что уж говорить, когда ее ожидаешь.
Вера глянула на монитор ноутбука. Среди испанских слов она узнала лишь одно название — Коста-Рика.
— Итак, ты направляешься в Коста-Рику, — констатировала девушка.
— Да. У Креза там особняк в бухте Дрейка. Уже лет триста. Он не любитель путешествий.
— Я с тобой.
Грассатор поднял на нее взгляд, лицо его было очень серьезным.
— Я догадывался, что ты это скажешь. Боялся и надеялся.
— Это мое решение. Обдуманное. Не рассказывай мне про опасности и все остальное. Если не хочешь меня брать с собой, если я буду мешать, то просто скажи — нет, но не изображай заботу о моей безопасности. Я знаю, на что иду.
— Ее и изображать не нужно. Это действительно опасно.
— Если кто-то и рискует, то только я сама и только собой. К тому же, если ты помнишь, вдвоем у нас лучше получается бороться с этим подонком. Мне бы еще немного подучиться стрельбе и…
Грассатор встал, закинул на плечо сумку, взял ноутбук под мышку.
— Наш самолет. Идем.
19
Африканская ночь, точно незримый оркестр, наигрывала свою коронную композицию, в которой заглавную партию, как всегда, выдавали неутомимые сверчки, однако здесь, в пригороде, к ней также примешивались чужеродные звуки цивилизации.
Гидеон Хабе обернулся к своим соратникам — из-за черной кожи их лица сейчас трудно было разглядеть, как, наверное, и его, лишь разноцветные одежды выдавали два десятка людей, медленно двигавшихся по улице. Столица Зимбабве город Хараре спал сном беспокойным, так что нужно было действовать осторожно.
Сон — одна из последних радостей, оставшихся у сограждан Гидеона в его стране, где цены вырастают в два раза за двадцать четыре часа. Впрочем, хотя бы и в три, денег-то все равно нет практически ни у кого. Ни денег, ни работы, ни будущего. Так было, и Гидеон думал, что так будет всегда.
Но теперь все изменилось. Небеса обратили взор на его измученный народ и послали Ангела. Гидеон видел Его, говорил с Ним, внимал Ему всей душой. Теперь он знал, что должен делать, знал, что беды его страны позади. Но путь к Свету и Благоденствию нелегок, он пролегает через толпы невежд и предателей, втоптавших его народ в грязь.
Их было около полусотни — тех, кто видел и говорил, они рассказывали людям правду, они поселяли в души надежду, которая теперь горела в их собственных сердцах. И вот их — тысячи. Сам Гидеон Хабе в столице направил к Свету не меньше двух тысяч соотечественников.
И теперь пришло время действовать, как он, Гидеон Хабе, лично обещал Ангелу, Посланнику Небес. Первое июня. Два часа ночи. Да, именно так, как и обещал. Гидеон разбил свою паству на множество маленьких групп и сам встал во главе одной из них. Он лично поведет людей в бой.
Остановившись перед выходом на широкую улицу, Гидеон переложил старенький АК-47 в левую руку, а правую вытер о штаны. Ладони потели — еще бы, в конце концов, полгода назад, прежде чем стать избранным Небесами, он был всего лишь рабочим ткацкой фабрики, которая, впрочем, прикрылась еще раньше, чем он с нее ушел. Из автомата стрелял всего пару раз, а людей так вообще никогда не убивал. Но это неважно, его руки укрепит и направит Провидение, в этом он не сомневался.
Первоначальная цель их группы — небольшой полицейский участок — располагалась на другом конце улицы, на первых двух этажах пятиэтажного здания. Некоторые окна были темны, в других горел свет, что и неудивительно для полицейского участка. Сколько там людей? Пять? Десять? В любом случае неожиданность и помощь Небес сделают свое дело.