Сергей Доренко - 2008
А нам проследить нетрудно, – с часиков, с Патека да с Филиппа, подаренного герою благодарным бизнесменом в бытность нашего Владимира Владимировича ответработником питерским при Собчаке. Говоря не впервые о Собчаке, я имею в виду папу знаменитой Ксении Собчак, если кто забыл. У нее отец был, тоже Собчак у него была фамилия, а при нем Путин состоял. А еще, последовательно двигаясь к любви к мертвому, он еще до Собчака научился любить деньги.
Обладающий распространяет себя на предмет, которым обладает. И поглощает предмет собой, и сам становится предметом. Самости обладающего и обладаемого смешиваются и, взаимопроникая, обмениваются идентичностью. Покоритель становится покоренным, рабовладелец – рабом, Инь несет в себе Янь, а яблоко несет в себе червячка, и так далее. И все? Нет, не все – вы не можете чересчур долго вариться в этой самой общего замеса самости с предметом обладания. Как то: обладая мертвой толстожопой негритянкой, Путин непременно сначала должен был бы стать немного ею. Но вот долго ли бы он оставался мертвой толстожопой негритянкой? Отнюдь нет. Он бы исчез, и она бы исчезла, и они бы породили новую сущность, не родственную ни одной из исходных.
Наука тут непреклонна. Вещество и антивещество притягиваются и аннигилируются к ядреной маме, выделяя море фотонов – света, стало быть. Даже кусок дерьма, воссоединившись со своей полной противоположностью – с куском антидерьма, немедленно исчез бы, породив вспышку света.
Рассмотрим чуть подробнее.
Когда Путин полюбил деньги, еще до Собчака, было ли это безобидным? Деньги – мертвые модули живого мира. Зазеркалье и потусторонье живого мира. Это мертвый способ описания живого мира, вот что такое деньги. Способ их получения известен. Деньги – побочный продукт конвертации жизни в смерть. Деньги выделяются как нежелательное тепло у двигателя внутреннего сгорания. Вы конвертируете непрерывно свои усилия, личное свое время, пренатальную энергию Цзин – в смерть. Собственно в этом – цель жизни, тут досадовать не стоит. И при этом выделяются деньги. У всех по-разному. Одним удается перейти от жизни к смерти без большого выделения копоти – денег. Другие коптят вовсю, сами видели небось. Там и сям видны столбы черного дыма, оглянитесь.
А почему обратно не получается? Применить деньги для соразмерного удлинения жизни. Понятно, почему. Потому что побочное тепло нельзя обратно в двигатель запихать. Тут вам прямые зависимости не помогут. Это вам не Е=МС2. Яньло-ван об этом хорошо знает, Начальник Пятой канцелярии, судья Ада.
И полюбивший деньги Путин попал в неприятную историю. Ему приходилось все больше усилий пережигать не в инициативу, не в стратегический прорыв, не в динамическую стабильность, а в копоть. И случилось: он обменялся сущностями с этой копотью, он стал ею и аннигилировался затем к чертовой матери со вспышкой света. Породил новую сущность – БайкалФинансПутина.
От старой же сущности кое-что осталось. А именно: новая сущность не хуже старой продолжала обкусывать губы. Собеседники новой сущности с нескрываемым удивлением видели изъеденные внутренние части выпяченных путинских губ. Все сплошь в покусах – рана на ране.
А любовь, слияние и взаимоуничтожение Путина и Березовского какую новую сущность породят нам на диво?
Противоположности. Один хочет стать президентом. Хочет обладать Россией. Хочет намотать на руку длинную русую косу России, и воткнуть ей, и смотреть на нее, как она приникает и рвется прочь, как ей хорошо, суке. И, надо же, никогда не станет. Президентом не станет. России он не нужен. Он думает, что нужен, и что она, дура, его не понимает, а поймет – пожалеет, да будет поздно. А она уверена, что как бы поздно ни стало, такой суетливо похотливый любовник-папочка ей не нужен. Другой – Путин – сидит в кресле президента и тоже никогда не станет президентом. Потому что не умеет, не хочет и боится. И презирает суку эту с русой косой. И он будет имитировать, что он России не муж, а брат, заботливый брат. А она поверит. И годы будет верить. Тихо станет жить при брате, сублимировать страсть. И похоть свою первобытную отдаст потом революции, перевороту, недозволенному и срамному мятежу.
Березовский хотел, чтобы Путин совокупился с Россией вместо него, за него, а он, Березовский, стоял бы рядом и помогал. Подсказывал. И не вышло. Ну, Путин же брат ей, как же она станет с братом, да еще при этом похотливом бесе? Но Березовскому стыдно не было, он день за днем, неделями даже уговаривал Володю стать ЕЁ президентом. А Путин в разговоре с Березовским – то ли сводником, толи сутенером – все отказывался от России. И юлил, и петлял, и наводил тень на плетень. Не хотел. И однажды на прямой и жесткий вопрос: «Ну, не хочешь быть президентом, так кем же ты, Володя, хочешь стать?» – Путин ответил Березовскому резко и однозначно: «Тобой». И вот: каждый из этих двоих хочет занять место другого. Материя и антиматерия. И в стремлении к соитию друг с другом и к взаимной аннигиляции забыли уже оба о России. Так соперничество перерастает в гомосексуальную страсть. Но была ли их страсть сексуальной? Тут натяжка, старина Фрейд нас путает. Теперь, когда мы Фрейда развенчали и доказательно установили, что не либидо никакое, а страх движет людьми, мы должны рассмотреть взаимное влечение Путина и Березовского в этом контексте. Почему каждый из них в одиночестве без другого? Почему Путин все время разыскивает Березовского, ряженного в маску Путина? Почему им страшно быть в разлуке? Почему они устремляются друг к другу мысленно? Визуализируя мыслеустремление, вычерчивают они электрическую дугу от Лондона до Москвы. Дугу, которую видим и мы, скромные обыватели, проживающие между 57 и 52 широтой в этой части света. И еще: какой силы будет вспышка света, когда они достигнут друг друга и аннигилируются к такой-то матери?
* * *
В пятницу, 18 января 2008 года, Владимир Владимирович и Борис Абрамович все еще были далеко друг от друга физически и сгореть в объятьях друг друга не могли. Просто ментальный контакт поддерживали. Но искрило сильно. Материальным же воплощением их связи, послом доброй воли, в известном смысле, была Лариса.
Лариса не была негритянкой. Однако же высокой кобылицей была. И в этом смысле, вдобавок к оппозиции по полу, являла собой оппозицию Путину по росту. Ему такая оппозиция нравилась. Глаза красивые, настойчивые. Лицо красивое. Лоб чуть выпуклый – детский. И от этого – трогательное что-то, отцовское чувствуешь, глядя на нее. По фотографии так выходило, так предвкушалось. Путин листал портфолио – хороша девка, что и говорить. Щемило в груди немного от взгляда с фотографии. Позже, потом, когда она будет с закрытым черной тканью лицом, со спрятанными красивыми глазами, Путин попытается восстановить в памяти этот ее настойчивый взгляд в упор с обложки журнала. И захочется посмотреть в эти глаза. И разрешить ей смотреть вот так пристально на него. Но он сдержится – конспирация.
Он возместит отсутствие ее глаз, отсутствие диалога взоров возможностью монолога – подвергнет визуальному осмотру доступные, незакрытые части тела. И вполне окажется удовлетворенным. Бедер не то чтобы было много. Маловато даже. Но девка здоровая, длинноногая, нельзя же, чтобы все совпало. Это в порномультфильмах только совсем уж идеальные девки бывают. А тут жизнь – критический реализм на марше.
Да и кой черт разница. Не в бедрах счастье. Что главное в молодой женщине? Это каждый знает – кожа. Кожа: упругость, упругость, упругость, молочно-восковая спелость. Потом, ближе к тридцати, она станет самоувереннее раз в сто, смелее, остроумнее. Главное – несопоставимо сексуальнее в повадках. Интереснее во всех отношениях. Но не во всех: кожи уже не будет упругой. Молочно-восковая спелость пройдет. Вместо молочно-восковой спелости обнаружатся на коже омерзительные склизкие кремы-гидратанты с омерзительным же пластмассовым запахом, способным вызвать эрекцию разве что у целлулоидного Микки-Мауса. А пока у Ларисы с кожей все в порядке. Она у нас еще маленькая. И завтра едет к Березовскому в Лондон на заклание. Билет есть, виза есть. Самолет завтра в 11:15, я уже говорил.
Ларису предупредили, что нефтепромышленник страшно богатый, что видеть его она не должна, потому что он не хочет быть узнанным. Ей следовало войти в помещение, переодеться полегче как-то, чтобы соответствовать духу спальни. Выбор пеньюаров разных размеров будет достаточным. Понравившийся и надетый можно будет потом забрать с собой. Больше ничего не брать и не трогать. Ни один из предметов одежды, который она наденет, не должен сниматься через голову. Когда она будет готова и ляжет под одеяло, войдет человек, который тщательно укрепит ей повязку на глазах. Повязку поправлять не надо, трогать не надо. Говорить о повязке с нефтепромышленником не надо. Не удивляться, что ее щедрый покровитель не станет с ней разговаривать. Он немой, он ни слова не произнесет. Надо быть послушной, повиноваться его рукам, пытаться угадать и предупредить его желания. Ей молчать не обязательно. Она щебетать и подбадривать его может всячески – соответственно моменту, но на ответ расчитывать не должна.
