Сергей Доренко - 2008
Обзор книги Сергей Доренко - 2008
Сергей Доренко
2008
От автора
Прежде всего хотел бы обратить внимание читающей публики на то, что в предложенном тексте абсолютно все герои с их мыслями и поступками, все события, эпоха и географические местности – существуют только и исключительно в сознании автора. И представляют собой вымысел, сон, фантазию. Они – игра воображения. Как и Вы, уважаемый читатель.
Таким образом, никто не вправе претендовать на какую бы то ни было степень сходства с моими персонажами. В том числе и они сами.
Предвидя попытки вероятно существующих вне и помимо моей фантазии жителей иных сознаний опротестовать порожденные мной артефакты, твердо и категорически заявляю: любая попытка примазаться к моим событиям, выдать себя за одного из моих персонажей будет рассмотрена мною как незаконное вторжение на территорию суверенного вымысла.
Памяти Владимира Путина. Того, о котором я вспоминаю с сожалением. С пониманием. С горечью. С гордостью. С иронией. А как еще вспоминать о своей наивности?
Январь
7 января, понедельник
– Wahrend man den, Tisch deckt, lassen wir die RussischeGebackstuckchen, die Piroschki, anschmecken, die Ihnen letztesmal so gefallen haben.
– Oh, die Russische Piroschki sind vortrefflich![1] – с готовностью обрадовался приглашению Путина Шредер. Немец посмотрел на пирожки ласково, будто на выводок котят. Не меняя выражения лица, посмотрел также и на Путина. Потом перевел взгляд на фрау Шредер и госпожу Путину. Фрау Шредер восторг разделила. Госпожа Путина взгляд отвела. Она казалась застенчивой.
А смущаться-то было нечего, пирожки пекла не она, а Эльвира Николаевна. Кто такая эта Эльвира Николаевна, нам и дела нет. Тетка какая-то. Ну, наловчилась печь сдобные пирожки с капустой и крошеными яйцами. Делает много каждый раз. Владимир Владимирович почти не ест, а остывшие отдают в помещение охраны.
Вот бы, забыв про лицемерие, госпожа Путина сказала бы Шредеру этому: «Напрасно вы, друг мой, посматриваете на меня, нахваливая пирожки, это не моя работа, а раз уж они привели вас в такой сверхъестественный восторг, давайте приведем с кухни Эльвиру Николаевну. Вы лично поблагодарите мастерицу».
А Шредер бы, сняв на время маску лицемерного восторга, сказал бы прямо: «Люд, не будь дурой, далась мне эта ваша баба с кухни, вместе с ее пирожками. Я и есть-то не хочу».
Не отказавшийся от лицемерия однажды, вынужден лицемерить и дальше. Шредер присел к длинному темному журнальному столу и придвинул тарелочку. Он надломил блестящий пухленький треугольник пирожка и отправил кусочек в рот.
– Не бойтесь, они не отравлены, – пошутил Путин. Путину нравилось так шутить. Гости знали, что ему нравится. Он знал, что гости знают. И знал, каким будет ответ.
– Я уверен, что они не отравлены, – с серьезным видом сказал немец.
– Это шутка, – пояснил Путин.
Он так шутил не впервые при этих людях. Но всем снова понравилось. И вам бы понравилось. Вам ведь и не такое нравится.
Людмила и Дорис прошли в соседний зал, а мужчины остались с треклятыми пирожками. Дело у них было вот какое: они справляли русское Рождество. Которое 7 января. И которое в следующем столетии придется уже на 8 января. И так и покатится непрерывно, пока не окажется посреди лета где-нибудь веков через двести. Вот смеху будет.
Праздновать начали так: говорили о международной политике и перемывали косточки Бушу. С мягкой иронией. Как два штабных полковника на пикнике в выходные то и дело заговаривают о своем шефе, генерал-лейтенанте. Выяснил бы случайный слушатель этого диалога, что оба подчиненных не лебезят перед начальством, а смело и принципиально указывают тому на недостатки. Что начальник слушает дурных, недальновидных советчиков, а не их. Поэтому то и дело попадает впросак, а им приходится расхлебывать, и выруливать, и выручать. И так далее.
Шредер на правах друга семьи наезжал в Москву теперь даже чаще прежнего. Он был послом западного мира при дворе Путина. Особым послом, по особым поручениям послом, на самом высоком уровне послом. В Москве он говорил от имени германского и американского руководства, а потом ехал в Берлин и Вашингтон и там дела устраивал – политические размены в путинских интересах. И там и тут выведывал, был полезным. Путин его не стеснялся, говорил свободно, дружески, но не все говорил. Тоже ведь хотел вызнать побольше. Между слов и помимо слов оба очень интересовались, понесет ли Буш свет демократии прежде в Иран, а уж потом в Саудовскую Аравию, или прежде все-таки в Саудовскую Аравию, а уж только потом в Иран. И Шредер и Путин категорически возражали против насильственного экспорта демократии, но, перед лицом неизбежного, интриговали через контакты в Вашингтоне друг против друга. Шредер – за демократию в Иране, Путин – за народовластие в Саудовской Аравии.
Был еще интерес: Шредер хотел выслушать, а Путин хотел сделать доклад о внутреннем положении в России. Нефть стоила уже 96 долларов за баррель, и немец хотел удостовериться в надежности поставок из России. А русский хотел убедить немца в этой надежности. Тут совпало. Тут было легче. Тут думалось в унисон.
– Положение в стране стабильное, – доложил амфитрион. – Представленные в парламенте политические силы – «Единство», ЛДПР и вновь созданные социал-демократы – вполне конструктивны. Недовольны только маргиналы, но они под контролем.
– Как себя чувствует Чубайс? – поинтересовался Шрёдер. – Мы получаем тревожную информацию о том, что у него серьезные кардиологические проблемы.
– Внутренний распорядок российских тюрем таков, что заключенный может в любой день обратиться с ходатайством о направлении на прием к врачу, – парировал Путин. Он сморщил лоб, когда говорил это. Он всегда так морщил лоб, когда начинал говорить параграфами.
Параграф второй:
– Как сообщает генеральный прокурор Бирюков, Анатолий Борисович о направлении к врачу не ходатайствовал.
– Наша общественность напрямую связывает арест Анатолия с кампанией по выборам в думу и с президентской кампанией. Его после выборов выпустят?
– Да его завтра выпустят, если данные о нарушениях финансовой дисциплины в его корпорации окажутся ошибкой, никакие предвыборные дела тут не при чем.
Лоб снова наморщивается, взгляд уходит к незримому параграфу номер три. Параграф материализуется, вербализуется и артикулируется:
– Попытки связать факт задержания Анатолия Борисовича Чубайса с внутриполитическими событиями в контексте предвыборной кампании по выборам в думу и на пост Президента России делают наши политические враги и враги России. Мы вправе рассчитывать, что наши друзья не дадут себя увлечь этим пропагандистам.
Шредер давил, но не пережимал. Вопросы еще оставались.
Путин сам, мирно уже, глядя в глаза собеседника, рассказал о президентских выборах. Преемником на посту президента станет нынешний мэр Москвы Дмитрий Козак – толковый парень, неоспоримый приверженец демократии, надежный в смысле выполнения договоренностей. Да, раньше планировали Грызлова, Миронова. Ну и что? Нет, ничего не произошло. Просто решили двигать Козака.
– Правда ли, – поинтересовался Шредер, – что через четыре года Козак снова уступит президентский пост Путину? Есть ли такая договоренность?
– Нет, – твердо отклонил тему Путин и собрал лоб в складки, – мы не пойдем на нарушение конституции.
– Но тут нет формального нарушения, – удивился гость.
Разговор, тем не менее, скомкался. Путин выглядел обиженным. Обижался он обычно двумя способами: сжимая губы плотно или вытягивая их вперед по-утиному. С годами – все чаще сжимал плотно и все реже – уточкой. А вот сегодня снова надулся по-детски и вытянул губы. Шредер чувствовал, что его собеседник хочет высказать, выложить накипевшее. Помогать, спрашивать не хотел. Ждал терпеливо во время затянувшейся паузы.
– Герхард, и скажи нашим американским друзьям, что они суки последние, опять пошла атака на меня по всему фронту, за декабрь все до единой значимой газеты отписались по мне. Сенаторы – Рождество ведь у них там было, я правильно припоминаю? Им насрать, они и в Рождество отметились – каждая сука дала интервью или хоть пару слов сказали обо мне – аккуратненько так отбомбились по русскому союзнику, это как понимать?
– А что пишут газеты?
– Что я говно, что же еще.
– Но они сошлются всегда, что пресса у них независима.
– Но мы-то с тобой знаем, что это херня полная. А я докажу, как дважды два, что это хорошо проплаченный заказ. Это Невзлин и Березовский платят. У них там заряжены лучшие лоббисты, денег немеренно. Если у них пресса свободна, то ведь она ежедневно свободна? А почему мы наблюдаем кампанию травли в этой самой свободной прессе? Почему в ноябре их хренова свобода сподвигла их на семь обсирательских статей, а в декабре уже на восемнадцать? Откуда рост такой? Может, они в два с половиной раза свободней себя почувствовали?
