Александр Маркьянов - Сожженые мосты ч.4
— Пошли в дом — там погутарим.
Странно — но не лаяла даже собака. Здоровенный Вук лежал у конуры, уставившись непонятно куда.
— Кормил хоть? — с укором сказал сотник
— Кормил. Не ест. С той поры — и не ест ничего.
Собака — а чувствует…
В доме на всем оседал тонкий слой пыли. Дом был нежилым, это сразу чувствовалось теми, кто туда входил. Не было в нем больше жизни.
— Ну, вот, и поговорить добре…
Сотник по-хозяйски прошел к столу, за которым недавно дневал с хозяевами, рукавом обмахнул пыль
— Как жить дальше думаешь?
— Как жить — воевать! Я их рвать буду, только потом — жить. А если Богоматерь не заступится — там и лягу с честью.
— Один?
— До доброго дела — охотники найдутся.
— Ну… тогда и меня с казаками… в охотники записывай.
Божедар недоверчиво посмотрел на сотника
— Окстись.
— Вот тебе истинный крест — сотник широко перекрестился, повернувшись на образа
— Тогда…
— Тогда — сотник не дал договорить — с умом надо все делать! Ты думаешь, там тебя не ждут, друже? Ждут и еще как… Там волкодавы. Они знают что ты мстить пойдешь. А надо… бить по больному, там где они не ждут. Давай зови сюда своё войско. Гутарить все вместе будем.
Войско и в самом деле производило впечатление. Более чем.
Сотник посмотрел на сербов. Цыкнул зубом.
— Божедар — на баз зараз выйдем. Погутарим.
Вышли. Уже стемнело… да только в редком доме сербского поселения горели окна. Темно было в сербском селе.
Серб вопросительно смотрел на сотника.
— Ты — в уме? — начал Велехов
— А что?
— Ты кого подбиваешь туда идти? То ж дети!
— Да они ходили, кто и не по разу! — мгновенно завелся Божедар
— Им сколько лет? — перебил сотник
— Жельо пятнадцать уже, Мартину…
— Вот пусть и сидят Жельо с Мартином — дома. Там не детский сад. Там нейтралка, а за ним — лес. Там, где ты — зверь, а есть и охотники.
— Так не раз же… — не отступал Божедар
— То вы с взрослыми ходили. А не одни. Разница есть. Я грех на душу брать — не собираюсь, пусть дома сидят. Четники, б…
— Сами пойдем!
— Схватим — выпорем — припечатал сотник — вот те крест, схватим и выпорем. Я за другое. Ты знаешь кого… там, кто бы оружие в руках держал?
— Знаю — смутился Божедар — то к чему говоришь, пан казак?
— Да к тому. Мне там люди нужны, понимаешь — люди!
— Найдутся люди!
— А точно? Смотри… там не до шуток будет. Ваших — сдал кто-то. ХауптКундшафтШтелле — знаешь что такое?
— Знаю… — помрачнел Божедар — добраться бы.
— Не загадывай. Кубыть и доберешься. Завтра утром скажешь — едем или нет. Только надежные люди нужны… хотя и проверим сами.
— Будут люди. Им оружие нужно только — все возьмутся.
— За всех никогда не говори. Говори — за себя. А оружие найдется, сам знаешь. И немало…
30 июня 2002 года Виленский край, Варшава Здание штаба Виленского военного округа
А вот графу Ежи Комаровскому — повезло. Он и сам не знал как — но повезло. Потом правда узнает — и проклянет все на свете, оставшись совершенно один в этом мире.
Как ни странно — он исчез с горизонта на два дня по одной простой причине — он искал Елену. Не найдя ее ни в одном из клубов и злачных мест Варшавы — он решил ждать ее у дома, рассудив, что рано или поздно она там появится, у себя дома. Припарковав машину на стоянке, он молча, терпеливо ждал, час за часом. Дважды он выходил — чтобы купить немного еды и сделать другие дела, какие возможны. И лишь рано утром тридцатого он проснулся, посмотрел в зеркальце заднего вида, увидел себя — грязного, заросшего неопрятной щетиной, всклокоченного — и понял, что так нельзя.
Ближайшим местом, где можно было привести себя в порядок, и где бы его пустили — было как ни странно здание штаба округа, там был, по крайней мере, рукомойник и "дежурная" бритва, потому как офицеры из странствий возвращались в самом разном виде, а устав требовал от них пребывать в виде опрятном. И если на удаленном полигоне на это внимание не особо обращают — то в здании штаба округа извольте соответствовать.
Машину он припарковал недалеко от здания штаба, благо по раннему утру места для парковки были. Металлодетектор среагировал на Наган в кармане — но у него в удостоверении написано "с правом ношения оружия", и потому внимания на наган не обратили. Только принюхались — нахождение офицера в людных местах в нетрезвом состоянии и при оружии считалось проступком и влекло за собой взыскание. Но спиртным от графа Ежи не пахло, пахло много чем другим — и омерзительно пахло доложу я вам.
В караулке граф Ежи привел себя в порядок — умылся несколько раз с мылом, кое-как вымыл голову над рукомойником, побрызгал на себя "дежурным" одеколоном, единственным ароматическим достоинством которого было то, что он напрочь отшибал любые другие запахи, даже сильные. Побрился безопасной бритвой — не слишком опрятно, но и так сойдет. Кое-как привел в порядок одежду, шагнул в вестибюль…
Улицу в то время еще не перекрыли. Демонстранты уже собирались до поры до времени они скрывали свои намерения, чтобы не разогнала полиция — он их не заметил, и они, что немаловажно, его — тоже.
И на припаркованный прямо напротив здания штаба округа большой лимузин Вольво с затемненными до черноты стеклами и гербовым, "с орлом" пропуском на лобовом стекле он тоже не заметил — ни он ни охрана.
А стоило бы…
— Пан Комаровский, вас ожидают… — сказал дежурный офицер, майор с фамилией, которую граф Ежит никак не мог запомнить и в очках в тонкой золотой оправе — я открыл кабинет…
На последние слова граф Ежи резко остановился
— Кто ожидает?
— Велели не сообщать.
Понятно…
Собственно говоря — граф Ежи и не удивился, увидев в своем кабинете сухощавого, с иголочки одетого пана Збаражского из "безпеки войсковой". Он нервно ходил по кабинету, услышав как открывается дверь — продолжил ходить.
— Доброго здоровья, пан Збаражский — мутная волна злобы на этого человека просто душила, не давала жить.
— Доброго здоровья и вам — буркнул Збаражский — зачем вы это сделали?
— Затем, что нечего!
— Что значит — нечего? Вы понимаете хоть — что вы натворили?
— Я всего лишь покарал подлеца и ублюдка.
Збаражский вышел из себя — он резко хлопнул ладонью по столу, граф впервые видел, чтобы он был в таком состоянии. В замкнутом стенами помещении это прозвучало как выстрел.
— Всего лишь? Всего лишь?! Вы так спокойно об этом говорите, что право — мне становится страшно.
— А мне становится страшно, пан полковник, оттого что мы видим зло и ничего не делаем, чтобы покарать его!
— Работа полицейского заключается в том, чтобы разматывать клубок до конца а не отрывать от него первую попавшуюся нить! Вы должны были втереться к нему в доверие и узнать, с кем он работает, кто поставляет ему наркотик, кто связан с ним! Вот что нужно было сделать, нам нужна вся банда, а не только профессор!
— Это то я как раз узнал… — мрачно сказал граф — вам известен некий пан Жолнеж Змиевский?
Збаражский остановился, повернулся к графу
— Кто?
— Жолнеж Змиевский. Этот пан судя по всему промышляет наркоторговлей, и по крупному. Профессор работает на него. И более того — по мнению пана Ковальчека пан Змиевский является сотрудником полиции или спецслужб.
Збаражский все более успокаивался
— Он сам вам об этом сказал?
— Да, сам. Вы знаете пана Змиевского?
— Нет, но узнать будет нетрудно. И все равно — вам не стоило его убивать, теперь у нас нет свидетелей против этого Змиевского, придется начинать все с начала.
— Простите… — графу Ежи показалось, что он что-то недопонял
— Нет свидетелей, говорю. Возможно вы считаете, что беспека может хватать людей каким ей вздумается — но это далеко не так. Над нами есть надзирающий спецпрокурор, и мы тоже подчиняемся закону. Этот Змиевский — что я ему теперь предъявлю? Ваши слова? Со слов покойного пана профессора Ковальчека? С чужих слов — не примет не один суд.
— Да я не об этом… что значит… покойного пана Ковальчека?
— Да то и значит! Зачем вы его убили?!
— То есть как — убил? — снова не понял граф Ежи — что значит убил? Я его просто избил, а не убил.
Теперь недоуменный взгляд бросил на своего агента пан Збаражский
— Нормально вы его избили. Вы его застрелили, его обнаружили мертвым. Убитым из пистолета!
— Я его не убивал!
Пан Збаражский покачал головой
— Спокойнее, мы не в полиции. Я не прокурор и не судья, убили — ну, что делать…
В следующую минуту граф Ежи сделал два шага вперед и схватил пана Збаражского за грудки, тряханув его как охотничья собака подстреленную утку.
