Александр Прозоров - Удар змеи
– Надежное… - секунду поколебался князь, потом кивнул: - Идем.
Сняв за прихожей со стены масляную лампу, он провел гостя и холопов почти к самой кухне, указал на дверь оружейной комнаты:
– Туда заносите.
– Надежно ли? - усомнился дьяк. - Вижу, запоров тут нет.
– Людская, - пояснил Андрей. - Тут постоянно есть кто-то. Ночью спят, днем пробегают. В тихом месте дворца тать и замок сломает, а здесь и в открытую комнату не заберется.
– А в слугах своих ты уверен, княже? - понизив голос, поинтересовался Висковатый.
– Со мной ведь поедут, Иван Михайлович, - пожал плечами Зверев. - Коли ошибся, то как здесь ни прячь, в дороге все едино украдут.
– И то верно, - признал гость.
– Ну, Иван Михайлович, - пристукнул посохом Андрей, когда холопы вышли из оружейной. - Теперь прошу к столу. Откушать, чем Бог послал. Сбитня своего велю принести.
– Сбитень - это хорошо, - согласился дьяк и указал холопам на дверь: - Ступайте, во дворе меня дождитесь.
Зверев понял, что разговор еще только начинается и для посторонних ушей не предназначен.
В трапезной Варя, оказывается, уже успела накрыть стол. Здесь были обыденные моченые яблоки, грибы и соленые огурцы, на отдельном блюде розовела ровно нарезанная ветчина, на другом - она же, но свернутая в рулетики, внутри которых что-то желтело. Мало того - откуда-то взялся лоток с горячими запеченными голубями, задравшими кверху свои тонкие клювики. Приказчица еще суетилась - она как раз выставляла кубки. Причем - наряженная в чистенький светло-розовый сарафан с синей вышивкой и в кокошник с тем же рисунком. Когда только успела? Чудеса, да и только.
– Молодец, Варенька, - шепнул ей на ухо Андрей, проходя мимо, и уже громче добавил: - Вели пока никому не заходить.
По обычаю холопы в боярских домах обедали вместе с хозяином, а потому предупреждение было уместным.
– И пива во двор вынеси, чтобы мужики там не заскучали! - спохватился он.
– Да, сие верно, - согласился гость. - От пива они точно не отойдут.
– Присаживайся, Иван Михайлович, - пригласил Зверев, наполняя кубки. - Давненько мы с тобою не виделись. Давай за встречу выпьем.
– Давай, - согласился дьяк, - дабы речи вести не так скучно было.
Он быстро выпил вино, тряхнул бородой и полез за пазуху, достал два свитка, взвесил в руке, выложил тот, что потоньше, из желтоватой бумаги:
– Сие есть грамота подорожная торговая. По уговору старинному с крымскими татарами, они к нам своих купцов невозбранно присылать могут, мы же к ним так же своих можем отправлять. Так же невозбранно могут смерды безродные к ним отправляться, коли выкупить пленников намерены. Но государь так помыслил, под личиной смерда ты вызнать вряд ли чего сумеешь. Посему купцом поедешь. Иных возможностей у нас нет, посольство Девлет-Гирей прогнал.
– Боюсь, не поверят, - покачал головой князь Сакульский. - Где это видано, чтобы торговые люди верхом ездили? Они больше по воде норовят, на стругах да ушкуях.
– Поверят, - решительно пообещал дьяк. - Коли товар малый, но ценный, так и купец налегке скакать может. Опять же грамота у тебя царская. Поверят, нет - тебе без разницы. Главное, подорожная имеется. Посему ни дозоров татарских, ни привратников ихних можешь не опасаться. Разве только в Диком поле казаки да душегубы татарские шалят. Вот с них, известное дело, спроса нет. Они на грамоты не посмотрят.
– Что же это за товар такой дорогой? - полюбопытствовал Зверев, подливая гостю вина.
– Небо волжского осетра.
– То, что у рыбы во рту? - дернув себя за бороду, уточнил князь. - Что же в нем такого ценного?
– Из него клей варят, Андрей Васильевич. Самый лучший, для луков. У них там, у османов, обычай есть такой: султан обязан ремесло какое-то знать, дабы в трудный час семью свою мог прокормить. Султан Сулейман Великолепный изволит изготовлять луки. И многие визири его и эмиры тоже примеру правителя следуют. Лучший же клей для луков из неба осетра выходит.
– Это сколько же рыбы пришлось попортить, чтобы столько неб набрать?! - поразился Зверев.
– Оттого и груз драгоценный, - кивнул дьяк. - Оттого знатные ханы и эмиры возьмут такой товар с огромной радостью и благодарностью.
– Здорово…
– Но не забывай, княже, - вскинул палец боярин, - Крым, да и вся империя Османская безбожникам принадлежит, сарацинам. Их пророк Магомет запрещает убивать христиан и велит оказывать нам покровительство. Посему большой опасности для тебя не будет. Но к тем, кто не признает их поганой сарацинской веры, у магометян есть требования. Они всех истинно верующих называют «зимми» и требуют, чтобы те перед сарацинами унижались. Зимми запрещается иметь при себе оружие, зимми обязаны уступать любому сарацину дорогу, зимми должны им кланяться; зимми не может быть свидетелем и слово любого сарацина считается важнее его клятвы; зимми не должны ходить рядом с мечетью… Там много еще чего придумано ради унижения православных. Запомни, князь, сим законам ты обязан следовать со всей строгостью, ибо за их нарушение тебя могут убить на месте, и никакая грамота от сей беды уже не спасет. Да, чуть не забыл! Зимми запрещено ездить на таких благородных животных, как лошадь или верблюд. Только на ослах. Но и с осла зимми обязан слезть и поклониться, коли на пути ему встретился мусульманин.
Гость поднял кубок, немного отпил и продолжил, протянув второй свиток, из белой мелованной бумаги:
– Сие письмо для Васьки Грязного, одного из полоняников татарских. Два года тому по лихости молодецкой в набег на татар решил сходить с сотоварищи… - Дьяк криво ухмыльнулся, выпил еще. - Но, как сказывается, пошли по шерсть, да вернулись стрижены. Побили их татары крепко у Бабаева стойбища, а боярин Грязный так и вовсе в полон угодил. Василий сам из опричной тысячи, еще из первых избранных, и показать себя успел неплохо, в сотники едва не выбился. Опознали его. А может, и сам похвастался, с него станется. Как за соратника царского хан Девлет-Гирей за него аж сто тысяч рублей выкупа разом испросил! Государь же за шельмеца больше двух тысяч платить не велит.[9] Ты об том знай и на большие деньги не соглашайся. Иных знатных пленников в полоне нет ныне. За прочих же бояр велено платить выкупа двести рублей, за отроков и новиков сто рублей, али сто пятьдесят по делам их. За прочих ратников, стрельцов и холопов - не более ста рублей давать. Ты, княже, как письмо боярину Василию отдашь, у него же про пленников и спроси, каковые и сколько. Он, как знатный пленник, при шахском дворе живет, тамошних эмиров всех знает, про замыслы их ведает, в переговорах и диванах участвует. Девлет его даже отрезом золотым дважды награждал за советы умные и в делах татарских содействие.
– Пленника? - удивился Зверев, вновь наполняя кубок гостя.
– Отчего нет, коли старается? - пожал плечами Висковатый. - Его же не в железе в порубе держат, а как сотоварища. Оно ведь, судьба одни узлы вяжет, Господь иные пути чертит. Кто ведает, что за повороты жизнь сотворит? Сегодня врагами мы с татарами, завтра союзниками. К чему возможного союзника мукой напрасною терзать? От глядишь, сговорились бы по осени с татарами, поцеловали меч на верность друг другу, пошли бы общей ратью ляхов бить. Так боярин бы Грязный еще и с мечом, и в броне бы возле хана в седле сидел! Но не с нами, потому как все едино невыкупленный пленник… - хмыкнул заметно захмелевший дьяк. - Ох, и задал ты нам хлопот, княже, со своей Ливонией. Взять мы ее взяли, да чего теперь в ней делать-то? Добраться летом лишь по морю можно, рати по зимникам ходят да по трактам, и припасы так же возят. Хлопотно, дорого. По уму, надо бы Даугаву от схизматиков освободить и по ней ладьи купеческие пустить, зимой по ней же дорогу ледяную сделать. Куда как проще все было бы. Да токмо на реке сей Полоцк литовский стоит. Твердыня мощная. Не Псков, конечно, но с Варшаву размерами и числом ратников. Вот куда силу общую поворотить следовало! А приходится супротив Крыма в поход сбираться.
Дьяк Висковатый помолчал, потом решительно осушил свой кубок и поднялся:
– Прости, княже, надобно мне на службу возвертаться. За угощение спасибо, сбитень у тебя славный девки варят… - Он задумался, несколько раз кивнул: - Сказал, сказал, передал, упредил… Вот еще, княже. Крым есть место страшное. Кровью и слезами русскими залит сверх всякой меры. Тяжело там человеку православному. Много ты полоняников встретишь, не счесть их там никакой силой. Каждого свободой одарить хочется, на землю святую возвратить, к дому, к родным и близким. Ты волю в кулак сожми, Андрей Васильевич. Хочется - а терпи. Всех выкупить все едино не сможешь. А на каждого размениваться начнешь - так для дела государева сил и серебра не хватит. Такой у меня будет завет… А может, и прав государь? Всех не освободишь, не выкупишь. Ради свободы, ради блага людского Крым надобно мечом, а не серебром вскрывать. Как Казань десять лет тому к покою и миру привели. Ну, прощевай, князь Андрей Васильевич! Успеха тебе. В добрый путь!
