Александр Михайловский - В царствование императора Николая Павловича
Ночь раздумий
В ту ночь, когда совместными усилиями пришельцев из будущего и жандармов ликвидировались бандгруппы поляков, в Зимнем дворце многие не спали. Император, по старой своей привычке, работал допоздна, время от времени поглядывая на часы, и на лежавшую на его столе радиостанцию. Это был недавний подарок Шумилина. Николай довольно быстро разобрался в том, как надо пользоваться этим умным устройством, с помощью которого он теперь мог связываться со своими друзьями из XXI века. Такая же радиостанция была в Зимнем дворце еще у одного человека – у Ольги Румянцевой.
Император верил в то, что Николай, Денис, Вадим и Александр Шумилин сумеют управиться с поляками, которые обнаглели настолько, что ведут себя так, словно они находятся у себя в Варшаве. Но, все равно, на душе у него было неспокойно. Он уже успел привязаться к новым друзьям, и ему очень бы не хотелось, чтобы с кем-то из них случилось что-нибудь плохое.
Николай листал бумаги, которые дал ему Александр Павлович, и с удивлением узнавал очень много для себя интересного. Например, кто из его приближенных брал взятки, путал казенные деньги со своими, словом, совершали поступки, за которые им в самое ближайшее время придется ответить. К счастью, в другой папке, врученной императору Шумилиным, была и приятная для Николая информация. В документах из этой папки он узнал фамилии людей, которыми в будущем гордилась Россия. Многие из них еще были совсем юными, и ничего пока не успели совершить великого. Но у них все еще впереди. Надо будет взять этих людей на заметку, и поручить людям Александра Христофоровича незаметно наблюдать за ними. И не давать в обиду.
Вот, например, в кондукторском отделении Главного инженерного училища, расположенного в Михайловском замке, сейчас учится девятнадцатилетний будущий военный инженер Федор Достоевский. Правда, как Николай узнал из бумаг Шумилина, военную карьеру он так и не сделает, зато со временем станет великим писателем.
Николай усмехнулся – он вспомнил, что по молодости Достоевский попадет в плохую компанию, и угодит на каторгу. В этой истории этого не должно быть – пусть юноша занимается литературой, а не политикой. Тем более что он сам, с возрастом, изменит свои взгляды на жизнь и на общество.
А сколько таких Достоевских, Пироговых, Менделеевых сейчас находятся в безвестности, и лишь со временем станут известными всему миру.
За окном стало уже совсем светло. Ночь кончилась. И тут неожиданно для императора на столе запищала радиостанция, лежащая на столе. Николай нетерпеливо схватил ее, и приложил к уху.
— Ваше величество, — услышал он голос Виктора Сергеева, — операция закончилась. Все в порядке. Поляки разоружены и арестованы. При задержании они пытались оказать сопротивление, вследствие чего шестеро из них было убито. Несколько человек ранено. Всего задержано живыми тридцать два человека. С нашей стороны потери, — тут сердце у императора екнуло, — убит один жандарм, а еще четверо ранено. Один из них тяжело – первую помощь ему уже оказали. Если раненому станет совсем плохо, придется вызвать из будущего доктора Кузнецова, и решать вопрос о том – оперировать ли его здесь, или эвакуировать в будущее, где его госпитализируют в одну из клиник.
Николай покачал головой. Неприятно, черт побери. Но, будем надеяться на лучшее, возможно бедняга поправится, и его не придется лечить в XXI веке.
— Виктор Иванович, — спросил император, — а ваши друзья как – все целы и невредимы?
— Да, ваше величество, — ответил Сергеев, — никто из моих друзей не пострадал. Скоро они будут в Аничковом дворце. Я свяжусь с вами, и сообщу об их прибытии.
— Да, Виктор Иванович, я буду с нетерпением ждать от вас весточки. Как только ваши друзья приедут и немного приведут себя в порядок, я немедленно отправлюсь в Аничков дворец, и лично расспрошу их о том, как все произошло.
— До связи, ваше величество, — сказал Сергеев.
— До связи, Виктор Иванович, — попрощался с ним император.
Положив на стол рацию, он потер лицо, разгоняю усталость. Неожиданно в дверь его кабинета постучали. Николай резко повернулся, и недовольно бросил. — Ну, кто там еще?
— Папá, позволь мне войти, — услышал он голос Адини.
Император поморщился, но сумел сдержать себя, и сказал. — Войди, коль уж пришла.
Адини была одета в легкий халатик, и непричесанна. Похоже, что она поднялась с постели, но, судя по ее красным глазам и легкой бледности, девушка тоже не спала всю ночь.
— Адини, ты не заболела? — император с тревогой в голосе спросил дочь, — может быть, позвать лейб-медика господина Арендта?
— Нет, папá, я здорова, — ответила Адини, — я просто хотела у тебя спросить – у людей из будущего все в порядке? Я слышала, что они должны были этой ночью отправиться воевать с поляками. Случайно услышала, когда Ольга Валерьевна говорила по этой, как ее – радиостанции. Но, ведь эти поляки – такие злодеи! Я помню, как они чуть не убили дядю Константина в Варшаве…
Ведь и их тоже могут убить… Александра Павловича, Вадима, Дениса… Николая… — тут Адини всхлипнула. — Папá, у них все живы и здоровы?
— Все живы и здоровы, — успокаивающе сказал Николай, — хотя не обошлось без потерь. Убит один жандарм, и четверо ранено. Поляки все арестованы, хотя они и были вооружены до зубов, и не желали сдаваться.
А ты почему, Адини, так разволновалась? Не спишь, вся бледная, того и гляди чувств лишишься…
— Папá, — смущенно сказала великая княжна, — я побывала у них, в будущем. Я видела, как они ко мне относятся. Словно я для них родная – все они старались мне помочь. А доктор Кузнецов, Алексей Юрьевич, он вылечить меня старается, от смерти спасти. Я же слышала, — Адини всхлипнула, — что в их прошлом я умерла совсем молодой. А Александр Павлович сказал мне, что я буду жить долго-долго, и буду счастлива…
Николай почувствовал, что и сам с трудом сдерживается, чтобы не заплакать. Он очень любил Адини, и при всей своей суровости, испытывал к девушке нежность и жалость.
Император обнял дочь и прижал ее к груди. — Успокойся, милая моя, — сказал он, — все будет в порядке. Эти люди посланы к нам самим Господом. Если мы будем с ними честными, и если у нас хватит ума не повторить те ошибки, которые мы наделали в их истории, то наше Отечество будет спасено от многих бед и напастей. Сотни тысяч людей останутся живы, матери не будут лить слезы по своим погибшим сыновьям. Помнишь, что написано в Нагорной проповеди: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими». Если с их помощью нам удастся сохранить мир в нашей стране, то я буду считать, что это самое лучшее, что я совершу за все время моего правления.
— Папá, ты самый лучший и самый добрый человек на свете, — всхлипнула Адини, — я тебя очень люблю. Я случайно услышала, — тут Адини покраснела, — что ты собираешься ехать в Аничков дворец, чтобы встретиться с этими людьми. Возьми меня с собой…
Кто на новенького?
В Аничковом же дворце уже началось «производственное совещание», на котором присутствовали все, кто принял участие в этой «ночи длинных ножей» – так окрестил все произошедшее Шумилин-младший.
Ротмистр Соколов, приехавший во дворец прямо из здания у Цепного моста, рассказал, что задержанных поляков, после оказания им первой помощи, сразу начали допрашивать. Некоторые заупрямились и молчали, не отвечая на вопросы следователей. А некоторые, наоборот, перепуганные насмерть, трещали не умолкая, словно боясь, что как только они перестанут говорить, их снова передадут в руки звероподобных жандармов, после чего за их жизнь не дадут и ломаного гроша. Следователи не успевали записывать все то, что спешили сообщить им арестанты. По большей части они несли разную чепуху, но кое-что интересное для ведомства Александра Христофоровича, они все же сообщили.
Так, например, выяснилось, что сагитировал их приехать в Петербург один британец, пообещав хорошее жалование и непыльную работу. К примеру, по указанию их старшего кого-нибудь избить или прикончить. Но все переговоры с этим британцем вел этот самый старший, о котором шляхтичи знали лишь то, что зовут его пан Збышек, и что он во время мятежа в ноябре 183о года в Варшаве он убивал русских солдат, а потом был правой рукой самого князя Адама Чарторыйского. Пан Збышек как-то раз проболтался, и сказал, что у князя Адама в Петербурге осталось много знакомых и сторонников еще с той поры, когда он был министром иностранных дел России и лучшим другом императора Александра I.
Шумилин, выслушав ротмистра, сказал, что он почему-то не сомневался в том, что, как он выразился, «эта ясновельможная сволочь», еще долго будет гадить России. В реальной истории князь Чарторыйский после восстания 1830-1831 года окопался в Париже, где поддерживал все антироссийские движения, и занимался формированием польских отрядов, которые с оружием в руках боролись против России. Некоторые из «птенцов князя Адама» отправлялись на Кавказ, где в составе отрядов горцев воевали против русских войск.
