Дмитрий Полковников - Герой не нашего времени. Эпизод II
Какой парадокс: тех, кто попытается уехать из города, обзовут паникёрами, а у тех, кто не успеет выбраться, в анкете появится тёмное пятно о временном пребывании на оккупированной территории.
Все посмотрели на комбата, будто он для них последняя и главная инстанция. Тут давно привыкли: если говорят наверху что-то не делать, значит, делать надо обязательно[83]. Но желательно сразу найти кого-то, взявшего на себя роль козла, несущего ответственность.
Ладно. Тяжёлое бремя взвалит на плечи он себе. Если батальону и уготовано сгореть в дотах, то хотя бы с мыслью, что их жёны и дети в безопасности.
– Не надо смотреть на меня, как некое животное на некие ворота. В субботу семейные товарищи с жёнами и детьми должны быть на вокзале. При себе иметь «тревожный чемоданчик» и железнодорожный билет. Вашей семьи, товарищ старший лейтенант, это тоже касается.
Кровь бросилась в лицо Суворову, и он изумлённо привстал.
– Товарищ капитан, зачем сгущать краски? Получено же прямое и недвусмысленное указание обкома. Зачем нарушать? Нас по голове не погладят и не посмотрят, что вы беспартийный. – Увидев, что вокруг молчат, начальник штаба выдал давно заготовленную фразу: – А может, мы скоро в Варшаве или даже в Берлине так же хорошо заживём! – Владимир делано хохотнул и осёкся, нарвавшись на злой взгляд комбата. Иволгин вопросительно посмотрел на него сквозь очки, он такие мысли начштабу не внушал.
Жена Суворова утром вернулась из Минска. Приобретённый по дешёвке фарфоровый сервиз старинной работы ушёл по хорошей цене. Всё законно проведено через комиссионный магазин. Вернее, почти законно. Не считать же за преступление приятельские отношения с его директором? И какая к чёрту эвакуация, – ещё остались два ковра и хрусталь. Куда девать? В багаж? Вызовет ненужные опросы. И супруга всё время намекает: не ценит тебя начальник, на побегушках ты у Ненашева. Потом в слёзы: сплю одна в холодной постели, совсем дома не бываешь.
Да, есть и такие настроения. Чужой кровью, на чужой территории и далее по списку, включая обязательные трофеи. Красная армия всех сильней – аксиома. И очень правильный кураж, он помог продержаться те несколько первых дней.
Но его старший лейтенант не запасся ежовыми рукавицами, дабы, как товарищ Ленин, ставить бывшего юриста в осадное положение. Ненашев, согласно этой статье вождя, ехидно напаскудничал[84]. Бумага против бумаги.
– Испугались, что исключат из партии? Суворов, вы читали распоряжение начальника укрепрайона о проверке мобготовности в субботу вечером? Там прописан пункт и о семьях комсостава. Кстати, вы его вместе со мной подписали, и генерал утвердил.
Старший лейтенант подозрительно посмотрел на комбата. Неужели?
План проверки батальона они готовили вместе, но сводил и печатал текст капитан. Начальник штаба сильно завидовал длинным очередям из «ундервуда», выдаваемым Максимом, а тексты начальник, как он сам выражался, «набивал» почти без ошибок.
Бумагу, листов десять, он дал читать и ему с просьбой тщательно проверить, но на часах уже было три часа ночи, и сильно слипались глаза. Суворов подписал не глядя.
Но всё равно старший лейтенант недоумевал: «Зачем нам плановые манёвры, если незапланированные и так почти каждый день?»
– О чём разговор, товарищ капитан, выполним, – раздалось несколько голосов.
«И под шумок уедем», – улыбнулся Максим.
– А ваша девушка? – буркнул Суворов. – Тоже там будет?
– Обязательно, если в течение двадцати четырёх часов примет предложение стать Ненашевой. – «Заодно проверю, какая она, жена командира».
Все усмехнулись, но промолчали. Комбат решил воевать против Польши до её полной капитуляции. Каламбур шутника даже политрук держал втайне от Ненашева.
Люди разошлись, а Максим почти дословно вспомнил слова Миши Теплицына, выведенные им спустя шесть дней: «Многие командиры и политработники бросили своих красноармейцев и в панике спасали семьи»[85].
Нет, на секретаря обкома он не обижался и праведного гнева не испытывал. Не первый и не последний. Когда в июле 1941-го на советско-японской границе дело дойдёт до формирования будущих партизанских отрядов, тоже начнут интересоваться, не вызовет ли какие вредные политические последствия эвакуация семей пограничников и военных. Тогда горькие слова напишет поверх телеграммы красным карандашом товарищ Сталин: «Семьи пограничников и комсостава нужно эвакуировать из прифронтовой полосы. Отсутствие такого мероприятия привело к уничтожению членов семей комсостава при внезапном нападении немцев».
Первый секретарь обкома лишь добавлял Ненашеву проблем.
В одном из сейфов хранится полный список «восточников» с адресами, должностями, перечнем домочадцев. Рядом, в несгораемом шкафу – учётные карточки коммунистов, состоящих в партийной организации города. Утром 22 июня эти документы оказались в руках немцев. Ключи, которых должно было быть не меньше трёх комплектов, искали полтора часа. Никто не подумал ни о канистре с бензином, ни о толовой шашке или гранате!
А те учтённые в карточках люди сидели по подвалам, терпеливо ожидая, когда Красная армия могучим ударом опрокинет врага и прекратит беспорядки на улицах. Там «восточников» не просто били и грабили, а и убивали местные.
Но вместо долгожданных красноармейцев пришли немцы и спустя четыре дня в окрестностях города начались расстрелы.
Как ни странно, послушный и совсем не инициативный товарищ Теплицын находился на своём месте. Лозунг «Берите суверенитета, сколько сможете проглотить» начал решительно сдавать позиции после 1937 года. Как нужны стране исполнители, хорошо вписавшиеся во властную вертикаль!
Насчёт лозунга Панов не шутил. Традиция, понимаешь!
Во имя первого секретаря Свердловской партийной организации устраивали демонстрации. Товарищ Кабанов сказал, товарищ Кабанов выразил желание. Товарищ Кабанов гневался, остался недовольным… В местных конторах висел его портрет в обнимку с лидером страны, НКВД регулярно дегустировал компот, распиваемый вечерами в кабинетах областного руководства. А милиция… Что милиция? Она во все времена старательно козыряла вслед начальству.
Ну что, съёрничал? Панов вздохнул и задумчиво наморщил нос. Да нет, так было и у них! Вечные грабли: мы не пашем, не сеем, не строим, лишь гордимся общественным строем.
Глава 24,
или «Панику прекратить!»
Капитан Елизаров закрыл за собой дверцу автомобиля и помог выйти из эмки старшим командирам. Ритуальный танец пограничник повторял по два раза на каждой остановке, демонстрируя, как глубоко он уважает прибывшее начальство. На заднем сиденье машины, отгородившись друг от друга портфелями, разместились два генерал-лейтенанта.
Если самый главный пограничник Белоруссии Баданов, разминаясь после поездки, казался невозмутимым, то Колосов, начальник Главного управления погранвойск, досадливо смотрел на запылённые сапоги.
Разведчик вспомнил последний разговор с артиллеристом. Максим откровенно рассказал тогда пограничнику про методику непрямых действий. Если коротко: нет ничего хуже, чем атаковать в лоб, если хорошо просчитанный манёвр мог превратить даже врага в невольного союзника.
Елизаров, работая в разведке, сам многое знал, но впервые услышал, как практику можно свести в единую теорию. Он оценил, как переиграл его Ненашев. Очень хорошо, что просветил, иначе не может быть между ними дружбы.
А теперь Михаил проверял, как работает эта система.
Елизаров послал докладную генералу в Минск. Он имел право «прыгнуть» через голову начальника, если добыты сведения исключительной важности, но делать так следовало аккуратно. Не любят и не простят, особенно если сор вынесли из их избы.
Колосов поморщился. Проклятое жаркое лето. Даже здесь, у входа в штаб, где солнечные лучи едва пробивались сквозь тень, земля ощутимо нагрелась, но после спёртого воздуха машины дышалось чуть-чуть легче.
Тяжёлая дорога. Немилосердно трясёт на выбоинах и тошнит от запаха бензина. Окна открывать бесполезно: салон тут же забивался пылью, отвратительно хрустевшей на зубах. Вокруг поблёкшая зелень, земля словно сухой песок и парящие под солнцем болота. Лишь в одном месте блеснула небольшая водная гладь. Но не пройти – грубо поставленную запруду охраняли военные.
Прибыв в Брест днём, комиссия сразу направилась в штаб погранотряда. Внезапный налёт удался. Начальник штаба обедал дома, а майор Ковалёв находился в пятидневном краткосрочном отпуске, решая неотложные семейные дела. Отвезёт внезапно заболевшую дочку к жене – и сразу обратно.
«Как предусмотрительно, – подумал Колосов, – запрет семьям не покидать границу ещё не действовал. Указание не поддаваться панике и ждать особых указаний получено совсем недавно. А отпустил его Баданов».
