Артем Рыбаков - Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»
Чисто сработал! — я улыбнулся: все-таки приятно, когда прием, придуманный тобой, красиво исполняет твой же подчиненный. Я показал Коле большой палец. Он в ответ смущенно поклонился.
А вот Люк стоит нахмурясь, видимо, недоволен, что его «хвостик» даже сгруппироваться не сумел. Но тут ничего не попишешь: у Кольки всяческие рукомашества неплохо выходят, к тому же он килограммов на двадцать тяжелее Дениса. Надо только намекнуть сержанту, чтобы на одной форме не зацикливался, ведь прием этот двумя способами можно сделать — хлопнуть по «передней» части винтовки, как Коля, или, наоборот, приподнять приклад, как предпочитаю делать я. Так мягче выходит.
Понаблюдав за еще одной «пробежкой», которую теперь исполняли «трофейные», я отправился к командиру.
Москва, улица Дзержинского, дом 2.
20 августа 1941 года. 11:34.
Секретарь устроил побудку буквально полчаса назад, и сейчас «граждане очень старшие командиры», как шутливо называл всех присутствующих Яков, потихоньку приводили себя в порядок. Пока Павел умывался в туалете на этаже, в голове родилась шальная мысль, что можно спуститься в цокольный этаж и принять душ. Да, пусть предназначенный для обработки задержанных, пусть с холодной водой, но душ… Третьи сутки не получается вырваться домой, и только заранее припасенный в кабинете комплект формы выручил вчера при визите к главкому. Ну, дома спать не сильно комфортнее сейчас, — вспомнил он про «гостивших» в его квартире недавно вышедших из заключения сотрудниках. Жить им пока было негде, и он, посоветовавшись с женой, оставил их у себя. Все равно оба супруга целыми днями на службе пропадают. После недолгих колебаний он решил, что с помывкой можно подождать, и, доскоблив лицо бритвой, вытер остатки пены полотенцем и еще раз тщательно умылся.
…В кабинете завтракали: Наум и Яков устроились у стола для совещаний и задумчиво поглощали принесенные из буфета бутерброды. Вздохнув, Павел взял с тарелки парочку, ухватил другой рукой стакан с чаем и расположился во главе стола.
— Что делать будем, селяне? — наскоро прожевав хлеб с докторской колбасой и торопливо запив импровизированный завтрак чаем, спросил он соратников.
— Яша пока не в курсе, — Эйтингон отодвинул ото рта бутерброд с сыром.
— Про что? — Серебрянский после тюрьмы воспринимал творящиеся бытовые неурядицы чуть ли не как поездку на курорт и выглядел как бы не бодрее своих более молодых коллег.
— Вчера Пашу выдернули наверх, — палец Эйтингона показал на потолок. — И задали пару вопросов…
— А ты что? — Серебрянский повернулся к начальнику группы.
— Вот я и спрашиваю, что делать будем? Наверху требуют эвакуировать группу, но при этом не перестают сомневаться в их благонадежности.
— Что на этот раз?
— Меня носом ткнули в их образованность и в то, что подобный профессионализм плохо сочетается с навыками террора.
— Серьезно копнули, ничего не скажешь, — Яков всплеснул руками. — Вот только как, например, с умными быть? С Лизой Вардо,[21] или кто там у нас образованный? Ильк?[22] А если мы сейчас, друзья мои, еще раз с самого начала разматывать начнем? Только давайте без домыслов, на голых фактах!
— Илька в тридцать седьмом расстреляли! — мрачно ответил Эйтингон, но Павел пессимистичное замечание проигнорировал:
— Давайте играть!
— А Маклярского позвать не хотите? — Наум взял со стола очередной стакан с чаем.
— Он скоро сам появится, так что можно пока без него. Или начало отложим и будем пока отрабатывать по донесениям. Яша, ты ведешь! — и он протянул Серебрянскому папку с шифрограммами «Странников».
— Итак, — Яков пролистнул несколько страниц, — первое, с чего начнем, — это донесение, касающееся Юго-Западного фронта. Вопрос: откуда группа, сидящая в полосе Западного, могла получить информацию о том, как и какими силами осуществляется окружение?
— Там указано, что они допросили пленного летчика, а у немцев, как мы знаем, авиачасти постоянно перебрасывают с одного направления на другое. — Эйтингон в группе был одним из немногих сотрудников с серьезным военным образованием, а потому разбирался в этих вопросах профессионально.
— Хорошо, допустим, это так. А откуда летчик может знать, кто и куда по земле наступает?
— Яша, не крохоборничай! Если этот летун был хотя бы помощником комэска, то вполне мог разбираться в обстановке.
— Ладно, идем дальше. В донесении указано об «асимметричности» предполагаемого окружения, то есть подвижные части — с одной стороны, а пехота или, как в данном случае, горные стрелки — с другой. В то же время — я специально проверял, товарищи, — в сообщениях с фронта упоминаются немецкие танки на тех направлениях, где по информации «Странников» их быть не должно. Что на это скажете, начальнички?
— А то, Яша, что в отличие от долбаков с Юго-Западного, наши конфиденты знают гораздо больше! Посмотри на страницах двадцать три и двадцать четыре, — и Судоплатов толкнул в сторону Серебрянского папку с машинописной копией «синей тетради», — про германские «боевые группы».
— Ага, — найдя нужное место, пробормотал «ведущий», — действительно есть. Но почему они это раньше не передали?
— От того, Яша, что они умные люди и банальщину, которую, по идее, наши командиры должны были понять на второй неделе войны, не посчитали нужным шифровать и пересылать.
— Принимается! А как командование Юго-Западного отреагировало?
— Вначале как убогие — то есть никак. Но потом из Москвы надавили, и по крайней мере авиация отработала хорошо. Стрелков горных потрепала весьма существенно, я доклады читал. И знаешь что интересно?
— Ну?
— В полном соответствии с нашей шифрограммой у дивизий 49-го горного корпуса немцев оказалось плохо с противовоздушной обороной.
— То есть это донесение в актив однозначно? — Серебрянский сделал пометку в блокноте.
— Конечно, — подтвердил Павел. — И, кстати, почему ты начал с донесения по Украине? Я в маразм еще не впал, и первое сообщение на интересующую нас тему было про канистры на танках.
— Извини, начальник, — Яков развел руками, — но это несчитово! Канистры на танках любой дурак увидеть может.
— А анализ провести и выйти с дельным предложением? — Эйтингон, подойдя, забрал папку с шифровками из-под руки Серебрянского. — А выводы сформулировать и так изложить, что не только нас, но и высокое начальство заинтересовать? Нет, мужики, вы как знаете, но эти люди мне чем-то симпатичны! Если честно, то сам бы за ними слетал и в уголке вот этого самого кабинета посадил, чтоб с умными людями поговорить хоть иногда.
— С умными я и сам не прочь, — улыбнулся Яков. — А пока давайте следующую маляву заценим. — Павел уже давно обратил внимание, насколько лексикон старого друга и учителя изменился после пребывания в тюрьме. Впрочем, может, это Яша рисуется так? Слова-то он и до этого знал…
— Доброе утро, товарищи! — Дверь открылась, и на пороге появился Маклярский, державший в руках несколько листов желтоватой бумаги. — Похоже, один из фигурантов нарисовался. Вот — от Цанавы справка пришла.
— Кто? — немедленно отреагировал Павел, моментом забыв про свои лингвистические изыскания.
— Их главный — Куропаткин.
— Ну-ка, ну-ка… — Серебрянский даже привстал с кресла, которое закрепил за собой в качестве рабочего места.
— Куропаткин Андрей Владимирович, девятисотого года рождения, старший лейтенант РКМ. Последняя должность — начальник линейного отделения РКМ НКВД на станции «Минск». Участвовал в революционных боях в семнадцатом в Ленинграде. Предположительно погиб во время бомбежки в конце июня.
— С чего ты решил, что это наш? — Лицо Судоплатова скривилось в недовольной гримасе. — Ни звание, ни место службы не подходят! Даже имя не то…
— Со званием, я думаю, произошла следующая история. Что в петлицах у милицейского старлейта?
— Две «шпалы», — по-прежнему недовольно ответил Павел, уже начавший понимать, что сейчас услышит.
— Вот! — торжествующе воскликнул Маклярский. — Майор! Человек решил для пользы дела «перекраситься». Удостоверение НКВД есть, майорские знаки различия — тоже…
— Из пальца, капитан, высасываешь, — оборвал его Серебрянский, усаживаясь на свое место. — Во-первых, есть четкие сообщения, что у него четыре «шпалы», во-вторых, по личным впечатлениям тех, кто имел счастье с ним общаться, он вполне своему званию соответствует по возрасту и поведению. Если, конечно, вы агентуре на слово верите. Ну а в-третьих, по почерку видно, что работает профессиональный диверсант. Ты, Борис, много начальников отделений встречал, особенно из линейщиков, кто так может, а?
— Линейщики как раз могут. Они на железной дороге живут и специфику знают, — не сдавался Маклярский. — И почему четыре «шпалы», а не ромб?
