Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Кот, проходящий сквозь стены
— Нет. Но его следовало исключить согласно закону штата Миссури о венерических заболеваниях.
— Результат отрицательный и по тому, и по другому, и еще по паре инфекций, которые я заодно проверил. У него даже перхоти нет. Не понимаю, зачем вы включили его в розыск. Мне сдается, что он еще девственник. Кому послать счет?
— В мою консультацию.
— Что это за закон, Джим? — спросила я по окончании разговора.
Он вздохнул.
— Триппер и сифилис относятся к тем болезням, о которых я обязан сообщать, и не только сообщать, но и активно помогать выяснить, от кого заразился пациент. Затем офицеры службы здравоохранения идут по цепочке, пытаясь добраться до источника — безнадежное дело, ведь источник может скрываться где-то в глубине веков. Но кое-какая польза все же есть. Был случай у нас в городе, когда, обнаружив одного пациента с триппером, сумели выявить еще тридцать семь человек, пока они не успели разбежаться по городам и весям. Когда же такое случается, наши офицеры передают сведения в другие штаты, и мы больше не занимаемся розыском. Выявить и излечить тридцать семь больных гонореей — это уже кое-что, Морин. Венерические болезни относятся к тем, которые есть возможность изжить, как изжили оспу — ты знаешь, как определяют, что такое венерическая болезнь?
(Знаю, Джим, но это неважно.)
— Нет.
— Это болезнь, которой так трудно заразиться, что для этого требуется или половое сношение, или глубокий поцелуй. Вот почему у нас есть шанс изжить их — если только эти идиоты будут с нами сотрудничать. Это не то что так называемая простуда, которую все так и сеют вокруг, и хоть бы кто извинился, — доктор непристойно выругался.
— Ай-ай-ай, — покачала я головой. — Джентельмены так не выражаются.
Когда я вошла к себе домой, там мигал экран и звонил телефон. Я бросила сумочку и поспешно ответила — Дональд.
— Мама, что там у вас стряслось?
— Телефон надежный? — я не видела, что у него там позади — виднелась только гладкая стена.
— Звукоизолированная кабина на телефонной станции.
— Хорошо. — Я не знала, как помягче сказать мальчику, что его сестра огребла сразу большое и малое казино, поэтому выложила все напрямик: — Присцилла больна. У нее гонорея и сифилис.
Я думала, Дональд упадет в обморок, но он сдержался.
— Это ужасно, мама. Ты уверена?
— Еще бы. Я присутствовала, когда у нее брали анализы, и видела результаты этих анализов. Поэтому-то и тебя послали проверяться. Для меня большое облегчение узнать, что это не ты ее наградил.
— Я еду. Это около двести сорока миль, сюда я доехал за…
— Дональд.
— Что, мама?
— Сиди на месте. Мы послали тебя в Гленнвилл, чтобы убрать подальше от сестры.
— Но здесь особый случай, мама, я ей нужен…
— Нет, не нужен. Ты очень плохо на нее влияешь, хуже некуда, не понимаешь, что ли? Ей не сочувствие нужно, а антибиотики, их она и получает. Так что оставь ее в покое и дай ей шанс оправиться… и повзрослеть. Да и тебе пора становиться взрослым.
Я спросила, как его успехи, и отключилась. А потом сделала то, чего в принципе не делаю, но к чему меня иногда вынуждает суровая необходимость: обыскала комнату дочери.
Я считаю, что ребенок имеет право на личную жизнь, но не абсолютное: родительская ответственность за то, что происходит в доме, стоит на первом месте. Если обстоятельства того требуют, право ребенка на личную жизнь можно временно и отменить.
Знаю, что некоторые либералы и все дети не согласятся со мной, но делать нечего.
В комнате у Присциллы был такой же беспорядок, как у нее в голове, но меня не это заботило. Я медленно прочесала ее спальню и ванную, стараясь не пропустить ни одного кубического дюйма и оставлять все вещи в том же виде, в каком нашла.
Спиртного я не обнаружила. Нашла тайничок с чем-то вроде марихуаны — я не знала, как она выглядит, но решила, что это именно «травка», потому что на дне ящика были спрятаны две пачечки папиросной бумаги — а табака нигде не нашлось, ни россыпью, ни в сигаретах. Зачем еще нужна папиросная бумага, как не для сигарет особого сорта?
Еще одну странную находку я сделала в ванной, в самой глубине шкафчика: маленькое квадратное зеркальце и при нем бритва «Джем» с односторонним лезвием. Я дала Присцилле большое ручное зеркало, над туалетным столиком у нее трельяж — зачем ей еще одно? Я долго смотрела на эти два предмета, зеркальце и безопасную бритву, потом поискала еще и нашла, как мне и помнилось, бритвенный прибор «Жилетт» и начатую пачку обоюдоострых жилеттовских лезвий — ни одного «Джема» больше не было. Тогда я обыскала ванную и комнату вторично. Не оставила без внимания даже комнату Дональда, хотя и знала, что там пусто, как в буфете у матушки Хаббат[163], поскольку убиралась там после его отъезда. Белого порошка, похожего на сахарную пудру, мне не встретилось — но это доказывало только, что я не сумела найти тайник.
Я положила все обратно — так, как было.
Около часу ночи в дверь позвонили. Я спросила, не вставая с постели:
— Кто там?
— Я, мама, Дональд.
(Ах ты такой-сякой!)
— Ладно, входи.
— Не могу, дверь закрыта на засов.
— Извини, я еще не проснулась. Сейчас спущусь. — Я накинула халат, сунула ноги в шлепанцы, сошла вниз и впустила сына. — Входи, Дональд. Садись. Когда ты ел в последний раз?
— Перехватил «биг-мак» в Бетани.
— Боже ты мой. — И я принялась его кормить. Когда он уничтожил гигантский многоярусный сэндвич и управился с большой тарелкой шоколадного мороженого, я спросила: — Ну и зачем ты приехал?
— Ты сама знаешь, мама. Чтобы повидать Присс. Ты сказала, что она во мне не нуждается, но ты ошибаешься. С самого детства, когда ей было плохо, она бежала ко мне. И я знаю, что нужен ей.
(О Боже! Надо было судиться. Нельзя было оставлять своих младших детей под опекой у этой… да поздно спохватилась! Отец, почему ты дал себя убить в битве за Британию? Мне нужен твой совет. И мне так тебя не хватает!)
— Дональд, Присциллы здесь нет.
— Где же она?
— Не скажу.
— Я не уеду в Гленнвилл, не повидав ее, — уперся он.
— Твоя проблема. Дональд, мое терпение истощилось, и я не знаю, что еще с вами делать. Моих советов вы не слушаете, моим приказаниям не подчиняетесь, а отшлепать вас нельзя — слишком взрослые. Больше уж я ничего не придумаю.
— Ты не скажешь, где она?
— Нет.
— Тогда я останусь здесь, пока не увижу ее, — тяжело вздохнул он.
— Зря ты так думаешь. Ты не единственный упрямец в нашей семье, сынок. Поговори еще, и я позвоню твоему отцу и скажу, чтобы забирал тебя — я с тобой не справляюсь…
— Я с ним не поеду!
— …а потом закрою дом и сниму себе квартиру, где поместится только Полли с песочным ящиком, и больше никто. Я так и собиралась сделать, когда явились вы с сестрой — ради вас я переменила планы и сняла этот дом. Но вы обращались со мной по-хамски, и мне надоело расшибаться в лепешку. Я иду спать. Можешь прилечь здесь на кушетке. Но если, когда я встану, ты еще будешь дома, я позвоню твоему отцу и скажу, чтобы приезжал за тобой.
— Не поеду я с ним!
— Твоя проблема. Следующим шагом будет суд по делам несовершеннолетних, но это уже пусть отец занимается. Ты сам сделал выбор шесть лет назад, и он твой опекун но закону.
Я встала и тут вспомнила кое о чем:
— Дональд, ты знаешь, как выглядит марихуана?
— Ну… наверно.
— Знаешь или нет?
— Ну, знаю.
— Подожди-ка, — я вышла из комнаты и тут же вернулась. — Что это такое?
— Это марихуана. Ладно тебе, мама, все теперь покуривают.
— Только не я. И тем, кто живет в моем доме, это тоже запрещается. А теперь скажи, для чего нужно вот это, — я достала из кармана халата зеркальце, нелепое в девичьей комнате, из другого осторожно извлекла одностороннее лезвие и положила на зеркальце. — Ну что?
— Что я должен сказать?
— Ты пробовал когда-нибудь кокаин?
— Да нет.
— Но видел, как это делается?
— Мама, если ты хочешь сказать, что Присс кокаинистка, то могу ответить только, что ты не в своем уме. Конечно, почти все ребята в наше время пробуют, но…
— И ты пробовал?
— Ясное дело. Вахтер в нашей школе его продавал. Только мне не понравилось. От него нос гниет, знаешь?
— Знаю. И Присс тоже пробовала?
— Наверно. Похоже на то, — сказал он, глядя на зеркальце и бритву.
— Ты сам видел?
— Один раз. Выругал ее как следует. Сказал, чтобы больше этого не делала.
— Но она, как говорил мне и ты, и она сама, не любит, когда ей приказывают. И, как видно, тебя не послушалась. Должно быть, у нее в школе вахтер тоже не промах.
— Это может быть и учитель с тем же успехом. Или кто-то из старшеклассников — в каждой школе есть такой. Или в книжном магазине продают — мало ли где. Мелких торговцев то и дело заметают, но толку никакого — через неделю появляются новые. И везде так, насколько я знаю.
