Княгиня Евдокия 5 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

Репешок обеспокоенно взглянул на оставшуюся открытой дверь, Дуня понятливо закрыла ее. И только тогда боярин показал на свою поясницу и подтвердил:

— Только и спасаюсь им, но неловко мне говорить, что пояс собачий. Засмеют же. Боярам положено соболя носить, а я…

— Ох, Борис Лукич, ну ты как дитя! — всплеснула руками Евдокия. — Этот пояс подороже соболей стоит. Поди найди ещё такую собаку, чтобы мех у неё был чистый и подходящий для скручивания нитки. К тому же зверя хорошо кормить надо, постоянно вычесывать, а это не быстрая история.

Довольный Дуняшкиной заботой Репешок слушал и кивал. Она уж об этом поясе не раз говорила ему. Он знал, что сейчас для него собирают шерсть на носки, но послушать лишний раз о том, что для него делается, было приятно. Тем более Еремею такой же пояс захотелось, но ключница ему в этом не потворствует. Она на его спину изводит барсучий жир, а Дуняшка терпеть не может этот запах и ворчит на обоих.

— Борис Лукич, объясни мне, что случилось с царевичем, — попросила Евдокия. — Мария Борисовна переживает, да и я тож.

Репешок вернулся за стол и не сразу начал говорить:

— С соколами охотиться Иван Иваныч не захотел, поехал в Луцинское, чтобы на зверя покрупнее выйти. Вроде как мяса запасти для кухни. Раньше начала холодов его не ждали обратно. Не первый год он ездит. Все знакомо, но ты про то знаешь.

— Знаю, Борис Лукич.

— И в этот раз было всё, как всегда. Приехали, осмотрелись, обустроились на полянке, вечером хвастливые байки друг другу рассказывали. Собрались уж спать идти, да откуда ни возьмись туман наползать стал.

— Слышала про то, — кивнула Дуня.

— Непростой туман: густой, дымный. Заклубился так, что ни зги не видно.

— Дымовой, говоришь?

— Про то не сразу догадались, что туман рукотворный. Это уж потом. А тогда в свете костра всем показалось, что сама тьма жрать их идет.

— Небось сами себя напугали охотничьими байками, — предположила Евдокия.

— Не без этого. Но то молодежь спужалась, а охрану сбили с толку блуждающие в тумане огни. Вот этого они никак не смогли себе объяснить и упустили ситуацию.

— Совсем ничего не сделали ради спасения царевича?

— Дунь, все схватились за оружие и закрыли собою царевича, но как защититься от невидимого врага?

Евдокия покивала. Она уже была наслышана про туман, огни в воздухе, леденящий душу вой, а на закуску исчезновение воёв.

— А дальше начали пропадать воины, — подтвердил Репешок.

— Целиком или по частям? — уточнила Евдокия. Боярин поперхнулся, прокашлялся и спросил:

— Что ты имеешь в виде, говоря «по частям»?

— Ну-у, может сначала руки-ноги перестали быть видными, потом туловище, а напоследок голова и последней оставалась улыбка? — не удержалась от только ей понятной шутки. Репешок обладал хорошим воображением и, представив себе эту картину, замахал на неё руками.

— Придумаешь же, — хохотнул он. — Но ты при других так не шути, — погрозил он ей пальцем. — Не поймут. Это мы тут… — Борис Лукич хотел сказать, что в разбойном приказе всякое повидали и шутят соответственно, но вовремя осёкся и с укоризной посмотрел на Евдокию.

— Хм, так… как пропадали спрашиваешь? Семён написал, что арканом ловили стоящих по краям воев и утягивали в туман.

— Ага, ну хоть что-то понятное. А туман? Точнее, дым.

— Дым был не тот, что используют бортники (пчеловоды), но суть одна. Интересно другое: округ поляны были зарыты кувшины со смесью, дающей густой дым. От кувшинов тянулась пропитанная чем-то горючим верёвка. Тать всё подготовил заранее, а ночью на расстоянии поджёг верёвки, и когда огонёк добрался до кувшинов, то повалил туман. Ветра не было, и он полз во все стороны, а не только к сидящим на поляне.

— Ну да, у страха глаза велики.

— Хм, верно сказано.

— И как все это Семён расследовал?

— Не до всех кувшинов добрался огонек. А про аркан, так то подсказали тела убитых.

— Хочется узнать про огни в тумане. Это факелы? — Евдокия все больше хмурилась. Организатор ловушки оказался тем ещё затейником. На лицо был сбор данных, планирование, подготовительная работа — и все с выдумкой.

Репешок видел, что егоза пасмурнела, но ничего утаивать от неё не стал. Он чувствовал себя виноватым перед ней за недавнюю попытку похищения. Перемудрили они с царем, раскидывая приманки для выявления заинтересованных лиц. Этих лиц оказалось столь много, что захлебнулись в расследовании, а теперь вот… из охотников чуть не превратились в добычу.

— Нет, не факелы, — вздохнул Борис Лукич. — На деревьях хитро развесили плошки с прорезями, а внутри зажгли фитиль. Вот тебе необъяснимый огонек в воздухе. Так ещё поставили человека, который дергал за веревочки, раскачивая плошки одновременно. Вот и весь секрет блуждающих огоньков.

— Все просто, — вздохнула Дуня.

— Про леденящий вой не спросишь?

— У отца Семёна есть полный сундук всяких разных приспособ, которые издают разные звуки. Там есть рожки с пронзительным визгом, трещотки и крякалки… — боярышня повела ладошкой, показывая, что в этом нет секрета. — А подельники татя-затейника?

— Всех нашли мертвыми. Потравил их наниматель.

— Как у него ловко выходит с ядами!

Репешок согласно кивнул. Он заподозрил лекарей, но те пришли в полный восторг, узнав об использовании эфира. Насилу ноги унёс от них.

— Семён пытается выяснить, с кем местные тати общались, чтобы поспрашивать.

— Надеется найти зацепку на заказчика?

— А как без надежды? Надо сыскать этого хитроумного розмысла.

— Борис Лукич, а моё похищение?

— Чегось?

— Ай-яй-яй, — погрозила пальчиком Евдокия. — Ты думал, я не догадаюсь, что чужака выманивали на записки Афанасия Никитина, а я живцом была.

— Дуняша, рази ж кто думал, что так получится? Мы ж разные слухи запустили и ждали… Живцом, как ты говоришь, была не только ты. Там такая компания… — Репешок поднял глаза наверх, но после досадливо махнул рукой, заново переживая крах замысла.

Евдокия подождала, не скажет ли чего ещё боярин, но он сделал вид, что заснул. Она поднялась, собираясь уходить, но по тайным ходам в гости к Борису Лукичу пожаловал сам царевич.

— Дуняшка?! Ты тут? Хорошо. Обо мне говорили? — весело спросил он.

— Многие лета! — проснулся Репешок и кряхтя поднявшись, поклонился. Евдокия тоже поклонилась и ответила:

— Всё так. Говорили о том, что с тобой случилось.

— Мать попросила узнать?

Боярышня кивнула.

— Какие мысли есть, Борис Лукич? — обратился царевич к Репешку, и боярин пересказал недавний разговор с Евдокией.

— Иван Иваныч, а как ты выбрался из ловушки? — задала неудобный вопрос боярышня.

Царевич замялся, но взглянув на неё прямо, ответил:

— По-дурости.

— Это как? — удивился Репешок и заслужил недовольный взгляд, но старого боярина это не проняло. Он смотрел с ожиданием.

— Я увидел упавший на моего воина аркан и попытался не дать его утащить. Но рывок был силен и меня следом выдернуло в туман. Я попал в кусты и вынужден был отпустить того, кого пытался удержать.

— Хм, да уж, — хмыкнул Борис Лукич. — Нашли мы среди татей человека-гору. Такому лошадь поднять как раз плюнуть. Он-то и выдергивал воев, как репку из грядки.

— Из кустов невозможно было выбраться, — кусая губы, признался Иван Иваныч. — Я туда-сюда, а когда вылез, то вокруг туман, орут отовсюду. Я с ножом в одну сторону, ткнул в кого-то… попал… потом смотрю чужак лежит. Не знаю, я его или нет… решил выбраться из тумана и дать знак, чтобы ко мне все шли, но...

Царевич замолчал. Признаваться, что заблудился и плутал сутки, не хотелось. Сами уж догадались. Он рассказал, как вышел к людям голодный, ободранный, злой и покусанный, а его повели в церковь, чтобы там подтвердили, что он всё ещё человек.

— Значит, была попытка запустить слух, что царевича колдовством подменили? — занервничала Евдокия. — Никита и другие ребята живы?