Империя (СИ) - Чинцов Вадим Владимирович

Строительство потребовало усилий более чем семисот тысяч рабочих и ремесленников и длилось тридцать восемь лет. Периметр внешней стены захоронения был равен шести километров.

Армия глиняных воинов покоится в боевом построении в параллельных склепах в 1,5 км на восток от гробницы императора.

Стройки производились за счет жесточайшей эксплуатации, налоги для крестьян достигли двух третей урожая. Приказано было уничтожить все произведения доциньской эпохи, чтобы людям неоткуда было узнать об старых временах и порядках. За приверженность древности и сопротивление реформам были казнены сотни ученых-конфуцианцев.

В 215 году до н.э. Цинь Шихуанди приказал генералу Мэн Тяню выступить против племён сюнну в регионе Ордос и основать приграничный регион на петле Жёлтой реки. Полагая, что сюнну представляют собой возможную угрозу, император нанёс превентивный удар по сюнну с целью расширения своей империи. Мэн Тяню удалось победить хунну, изгнав их из Ордоса и захватив их родину. После катастрофического поражения от рук Мэн Тяня вождь хунну Туман был вынужден бежать далеко на север, на Монгольское плато. В результате экспансии на север угроза, которую империя Цинь представляла для хунну, в конечном итоге привела к реорганизации множества различных племён хунну, которые объединились в конфедерацию против единого китайского государства, а затем все это вылилось в образование многочисленного народа гуннов, которые в РИ разбили разрозненные племена скифов и сарматов. Как же история повернется в новой реальности, было трудно представить.

Вот уже пару недель как наше объединенное войско осаждало Карфаген. Для начала мы полностью блокировали город, окружив его вырытым валом земли, укрепленным поверху вкопанными кольями и соорудив палаточные городки для проживания наших воинов. В первые же дни мои лучшие бессмертные попытались в нескольких местах взобраться на стену, но на удивление она на всем своем протяжении хорошо охранялась, скорее всего для этого привлекли жителей Карфагена, часовые на стене стояли на расстоянии десяти метров друг от друга, освещая факелами участки стены, за которые они отвечали. Александр, узнав о невозможности быстрого захвата стен, разочаровано покачал головой и приказал начать изготовление огромные торсионные камнеметы.

Изготовленные камнеметы бросали через городские стены и по крепостным зубцам огромные каменные блоки. Чтобы выдержать ударную нагрузку при спуске, дубовые брусья изготовлялись очень большого сечения и укреплялись металлическими уголками. Эти механизмы, поставленные на шасси и на колёса, волокли с места на место, подобно артиллерийским орудиям. Во время боевых действий стрелков прикрывали фашинами и кожухами. А неподалеку от стен спешно сооружали огромные деревянные башни, которые по мере постройки выше уровня стен Карфагена, будут толкать десятки, а может и сотни человек. Как только эти башни приблизятся к стенам, опустятся трапы, по которым на стену ринутся наши воины.

Защитники Карфагена забеспокоились и царь объявил награду тому, кто сможет убить Александра Македонского, аж целых два таланта золотом. О награде наших воинов известили с помощью писем, отправленных стрелами. Через несколько дней о предложении карфагенцев знали все воины обеих армий. Александр при известии о награде за его голову посмеялся и повелел объявить награду за голову карфагенского правителя в те же два таланта.

Я же удивился безрассудности македонца — нельзя так относиться к собственной безопасности. Вечером я решил обойти посты и напоследок заглянуть к союзнику. Супруга получила приказ выставить дополнительных часовых вокруг ставки Александра. Избавившись от тяжести своего панциря, я остался в своей бригантине. В шатре Александра было человек пять его приближенных. Гулянка была в самом разгаре, вино лилось рекой, перед возлежавшими полководцами танцевали три юных танцовщицы, одетые в прозрачные ничего не скрывающие одежды. Пьяные мужики пускали слюни, не смея претендовать на танцовщиц, подаренных Александру.

Тот, увидев меня, махнул рукой, расплескивая при этом вино в своем кубке — Пойдем выпьем! Мы же с тобой родственники, раз женаты на сестрах! Ты не должен отказывать своему родственнику!

Я покачал головой — Прости, царь, но я не хочу вина, пойду к себе. Меня ждет моя жена.

В это время раздался треск материи: кто-то мечами вскрыли стенку шатра, внутрь полезли вооруженные до зубов люди с дротиками и мечами на изготовку.

Я крикнул — Измена! Спасайте царя! — и бросился на польстившихся золотом предателей. Я не успел буквально на секунды две, тело Александра пронзили сразу три дротика, я успел отмахнуться от двух и только начал входить в яр, как опасность со спины будто подала мне сигнал — пригнись! Я присел и надо мной пролетело копье. Кто-то плеснул на меня плошкой с маслом, в которой горел фитилек лампы и я шарахнулся в сторону, отбивая сразу два удара мечами. На меня набросили сеть и почти одновременно два копья ударили меня в левый бок, третье подсекло мои ноги и я, запутавший в ячейках сети, рухнул на ковер, которыми был выстлан пол шатра; я успел увидеть как чей-то меч отрубил мне голову.

Два десятка предателей добили раненых, затем отрубили голову Александру, надев ее на копье, и поспешили к стене за обещанным золотом. Зарина, услышав звон оружия и крики, поспешила с полусотней охраны и узнала о моей гибели и смерти Александра, предателей догнали и порубили на куски. Все воины сарматской армии, узнав о подлом убийстве, поклялись вырезать всех жителей Карфагена, камнеметы помимо камней стали забрасывать в город горшки с греческим огнем. Карфаген загорелся, пытающихся спастись жителей, открывших городские ворота, безжалостно уничтожали.

Только буквально мгновение назад вражеский меч отрубил мою голову, а сейчас я с удивлением увидел синее небо над головой. Я понял, что в очередной раз переродился. Меня трясла какая-то плачущая молодая женщина, причитая на сарматском наречии — Завар, очнись, открой глаза! Слава богине Афине, ты очнулся!

Рядом с ней стоял пацан примерно моих лет, может старше на год и исподлобья косился на меня, вытирая слезинки рукой — Брат! Ты все таки выжил после того удара ногой по голове! Был бы у меня нож, я бы зарезал этого толстяка.

Мой брат кивнул на жирдяя, которому не мешело скинуть минимум два десятка килограммов. Тот лыбился и показывал на меня пальцем.

Я приподнялся и оглядел свое тщедушное тело мальчика лет семи, на котором были только штаны и кандалы на ногах. Женщина была одета как все сарматские воины, правда одежда ее была изрядно поношена и покрыта пылью. Я почувствовал сухость во рту и сипло попросил — Пить!

Женщина вскинулась и растерянно огляделась. Вокруг сидели еще десяток женщин и три десятка детей обоего пола, все сарматы. Все женщины были ранены: кто в ногу, кто в руку, мало кто был ранен в тело и у всех глаза горели ненавистью к тем, кто их охранял. Почти у всех на ногах были кандалы, в том числе на детях, не дающие возможность побега, лишь трое раненных в ногу были без кандалов, как потом выяснилось, им позволялось ехать на телеге. Вокруг стояли с десяток воинов, вооруженных кто гладиусом, кто копьем, на одних были ржавые кольчуги, но большинство было в кожаных доспехах, у пары человек на головах были подобия шлемов.

По-видимому мать того парнишки, в чье тело я попал, протянула в мольбе руки к охранникам — Дайте воды сыну!

Однако охранники смеялись и тыкали в нее тупыми концами копий. Наконец подошел по виду настоящий римлянин в почти полном римском доспехе лорика — Что ржете, как кони? Напоите рабов, иначе они не дойдут до Рима. Эти сучки уйдут за хорошие деньги на арену, редко когда удается захватить сарматов живыми. Жаль, что в их городище не было мужиков, одни старики, ни на что не годные! За воина-сармата отваливают аж две, а то и три тысячи сестерциев! Они просто разрывают своих врагов на арене! Но и за этих сучек, если они не загнутся и залечат свои раны, я выручу минимум по полторы тысячи! А вот за их детей к сожалению много не дадут — уж слишком непокорный нрав у сарматов, не желают работать, да и вполне можно от них получить нож в спину. Как бы их выгоднее продать? Может выдать за галлов? — бормоча себе под нос, наш хозяин удалился, а нас все же напоили и дали каждому по лепешке.