Прорвемся, опера! (СИ) - Киров Никита

— И даже не один, — я посмотрел в зеркало заднего вида.

«Шестёрку» они припарковали за киоском, чтобы никто из водителей не видел, а сами караулили у обочины. У одного, усатого, был полосатый жезл, у второго — укороченный автомат, висевший на плече.

— Ладно, разберёмся, — хвастливо сказал Турок и потянулся открыть бардачок. — У меня на такой случай уже готово…

В бардачке лежали документы и сигареты, ничего необычного. Зато я обратил внимание на другое, что он таскал в жилетке под своей спортивной мастеркой, а потом и на другое, что он прикрывал полами куртки.

Но спросить не успел. Гриша вышел из машины, подтянул штаны, и в этот момент заткнутый сзади ПМ выпал на землю. Турок выпучил глаза, посмотрел на оружие, на гаишников, потом на меня.

— Вот ты всегда таким рассеянным был, — тихо произнёс я.

Только он собрался что-то сказать, но не успел. Гаишник тоже заметил пистолет, но удивлялся недолго.

— На землю! — рявкнул он, дёргая затвор автомата, посмотрел на меня и добавил: — Из машины!

Глава 7

Весело получилось. А ведь Турку достаточно показать свои документы. И он покажет, вот только по нему видно, что для него это нежелательно.

Не хочет светить ксиву, раз так умоляюще смотрит на меня. Не просто так он шифруется, и не просто так пытался наладить со мной контакт. Значит, если выручу, это может мне пригодиться.

Я открыл дверь.

— Выхожу, — громко объявил я и цыкнул собаке, чтобы пёс не рычал. — Вы меня не узнали, мужики? Пашка Васильев, из уголовного. Тимур, ты чё, меня забыл? Ну, Сан Саныча-то должен помнить.

Усатый мужик с погонами старшины, державший в руках жезл, с удивлением переглянулся с сержантом, и тот опустил автомат.

— А откуда ствол? — спросил сержант.

— Да мой это, — якобы с неохотой сказал я. — Левый. У нас тут операция, ловим одного из универмаговских на живца. Ствол этот нужен для дела, что он его якобы купит, а вы тут нас остановили, он уже и слинял.

— Предупреждать надо, — покачал головой, поверив мне, старшина Тимур. — А то это, номер грязный, — он показал жезлом. — Цифры не видно.

— Да кто-то стучит им из диспетчеров, — я махнул рукой, а потом подобрал увесистый пистолет (значит, там полный магазин) и убрал в карман, — так что тихо хотели и быстро. Ладно, теперь уже поздно, засветились. В следующий раз иначе сделаем.

И я сделал вид, что расстроен срывом операции, и они тоже расстроились, что не вышло срубить лёгких денег с богатого джипа с номерами другого региона. Но зато я не нарушил прикрытие Турка, мало ли, откуда у него взялся знакомый мент, а кто он на самом деле — никто пока не знает.

Зато я узнаю. Вернувшись в салон, я протянул ему оружие, но руку не убрал.

— Дай свою корочку, — потребовал я.

— Какую?

— Которая у тебя в кармане жилетки.

Он вздохнул и полез за удостоверением. В руку мне легла багровая ксива, я её открыл и всмотрелся внимательно.

— Лейтенант Григорий Владимирович Туркин, — вслух прочитал я, — ФСБ России. Гриха, как ты вообще, такой рассеянный, туда устроился? Я думал, у чекистов вообще строго с отбором туда.

— Да я же не в поле работал, — он завёл двигатель. — Я в кабинете сидел, бумажки с места на места перекладывал. Но сокращают кабинетных, людей и так не хватает, сказали, чтобы занимался сам делом, а меня прикроют. Так что нельзя мне корочкой светить, а то спалят.

— А то, что ты с ментом общаешься? Не навредит? Хотя если ты работаешь против Универмага, им по барабану, сами с ментами ручкаются.

— Да. Сам понимаешь, много рассказать не могу.

— А, ну понятно… Просто со мной хотел контакт завести, чтобы на подхвате был, если что, пригодится. Да?

Он снова хмыкнул, но теперь уже с другим видом.

— А от тебя ничего не скроешь, Васильев… Не обижайся, но ты прав — ты же много чего знаешь, долго здесь живёшь. А я не могу светиться…

— Я уже понял, — я вернул корочку ему. — А оружие зачем туда убрал? Кобуры скрытого ношения нет?

— Из-за тебя убрал, — Турок покачал головой и поморщился. — Не должен был ты его видеть, он под сиденьем был. Но я же знаю, что ты мент, думал, я не замечу, что ты там рукой лез? Просто тебя вижу, захотел обсудить обстановку, пока ты опять не потерялся, а то ищи по всему городу. Вот и остановился, ствол убрал за штаны, на всякий случай, чтобы ты не увидел и вопросов не было. Кто же знал, что гайцы появятся? Вылез неловко, он выпал.

— Надо было предусмотреть, аналитик ты наш, проанализировать, — я засмеялся. — Ладно, с пушкой осторожно, если не должна светиться, то и не таскай с собой, а то другой бы тебя уже в отдел уволок. Короче, Гриха, мне тоже пригодится от тебя помощь. Короче, если где-то услышишь про такого киллера — Федюнина, дай мне знать, хорошо?

— Ну я посмотрю, если что…

— Вот, я тебя прикрыл, и от тебя того же самого жду, лады? А то бы вся твоя операция псу под хвост бы ушла, — я потянулся и погладил собаку.

— Договорились, — он кивнул. — Спасибо, выручил, Паха. А то бы пришлось уезжать, если бы гайцам корочку показал. Всем бы разболтали, считай, что раскрылся. И хана операцию.

А я подумал, что он либо простофиля, либо пытается выглядеть таковым. Но для чего? Чтобы вот так на сотрудничество выйти? Не знаю…

— Ну, ты мне раскрылся, — сказал я.

— Тебе верю. Ты не гаишник.

Конечно, и у спецслужбы сейчас не лучшие времена, раз людей не хватает. Аналитиков в «поля» отправили. Если он, конечно, не хитрит. Ладно, зато будет кого спросить, если понадобится что-то, что не смогут сделать товарищи из нашего ГОВД.

Вылез я за перекрёстком. Хоть и клонило в сон, решил, что лучше зайду к отцу, он уже должен вернуться домой. Повернул направо, прошёл по центральной улице, потом направился вдоль дороги, идущей мимо оптического завода.

Он пока ещё работал, но в нулевые закроется, и на его месте будет торговый центр. А сейчас там проблемы с зарплатой, но скоро им привезут деньги…

Точно, близнецы бабы Маши, про это тоже нельзя забывать. Вскоре я понял, почему это вспомнилось.

Увидел белый «Москвич» отца на том месте, куда он иногда приезжал, чтобы купить пирожки. Торговля ещё велась. Высокая женщина, сидевшая на табуретке у стены, полезла в сумку на колёсиках. В ней стояла кастрюля, укрытая полотенцами, из которой пошёл густой пар. Сразу вкусно запахло жареным.

— Здорово! — отец меня заметил. — Успели с тобой, ещё свежие, горячие.

— Только сегодня испекла, — похвасталась продавщица.

— Здрасьте, баба Маша, — по привычке ляпнул я.

И зря. Высокая женщина выпрямилась и громко захохотала, показывая золотой зуб во рту.

— Какая я тебе баба Маша, Павлик! — она продолжила смеяться. — Мне сорок два всего, а ты сразу — бабушка! Вот, бери, полторы тыщи всего. Тебе с картошкой, как всегда? А тебе не дам, — тётя Маша посмотрела на собаку. — Тебе нельзя горячее.

Пёс недоумевающе заскулил, поднял уши торчком и помахал хвостом, а тётя Маша сунула мне большой пирожок, перед этим ловко завернув его в газетку. Но даже через бумагу он сразу обжёг пальцы.

Я посмотрел на отца, уплетающего пирожок с ливером. Будто ничего и не случалось. Когда его не стало, мне очень сложно было в это поверить. Я всё знал, и всё равно казалось, что вот-вот услышу его кашель, сейчас раздастся стук в дверь рукой, он зайдёт в квартиру, погладит собаку, спросит новости, поговорит со мной, посидит немного, а потом опять уйдёт на работу. Так и не свыкся с этим, хотя умом понимал, что так больше уже никогда не будет.

Но вышло не так. Он снова стоит передо мной, именно таким, как я его запомнил, живым. И как будет дальше — зависит от меня, а я свой шанс не упущу.

— М-м-м, — отец тем временем уже доел пирожок. — Машка, дай ещё один. Целый день катаюсь, даже поесть некогда.

— Держи, Лёша, с капусточкой вот. Пеку помногу, с работы пришла — тесто уже стоит, — тётя Маша достала из благоухающей кастрюли ещё пирожок. — Зарплату-то не платят уже полгода, крутись как хочешь. Ленка хоть дома, помогает мне.