Балканы (СИ) - Дорин Михаил

— 711й, делает проход. Потом зайду с визуального круга 300 метров.

Диспетчер не стала больше проводить опросов и дала разрешение на заход. Василий сел, а затем и я коснулся полосы, сделав разворот практически «вокруг хвоста».

После посадки нам дали указания по рулению. Всё в кромешной тьме. Куда рулить совершенно не видно. Иногда только поглядывал в сторону Белграда и других населённых пунктов.

Зарево продолжало разрастаться, становилось всё ярче. В душе от такого зрелища всё сжимается. Ведь город мирно спал в эту зимнюю ночь…

Увы, у американцев был свой план в отношении Сербии. Хочется верить, что их крылатые ракеты попали только в военные объекты.

На стоянке нас встречали только несколько техников и два тягача. В темноте видно только включённые фонарики и перемещения фигур в тёмных одеждах.

— Сергей, в укрытие вам надо. Самолёты будем убирать, — залез по стремянке техник, чтобы помочь мне вылезти из кабины.

Укрытие оказалось небольшим подвалом. Запах затхлый, присесть только на пол, а из света — только керосинка типа «летучая мышь». Так нас и оставили здесь, прикрыв дверь с обратной стороны.

Звук взрывов и гул сирен можно было слышать и из-под земли. В тусклом свете лампы я видел в глазах моих товарищей усталость и сосредоточенность. И это только первый боевой вылет. Сколько таких ещё предстоит выполнить.

— Сергеич, дальше что делаем? — спросил Вася, закутавшийся в куртку и доставший маленькую фляжку с водой.

Его лицо блестело от пота, а взгляд уже не имел той игривости, как перед вылетом.

— Ждём указаний. Американцы будут бить, пока не достигнут цели. Им нужно уничтожить ПВО. Одними крылатыми и противорадиолокационными ракетами они цели не добьются.

— Значит, начнут бомбить уже корректируемыми бомбами? — уточнил Рустам, и я молча кивнул.

Возникла пауза, прерываемая только грохотом на поверхности. До столицы от Сурчинского аэропорта 18 километров, но звуки разрывов продолжают доноситься в наш подвал. Изредка только можно услышать рёв двигателей истребителей, пролетающих рядом.

Пока есть время, можно что-то узнать о моих коллегах. Не только номер статьи, по которой им дали срок в советской тюрьме.

— Вась, ты откуда родом? — задал вопрос Долгову Рустам, опередив меня.

— С Крыма, Джанкой. Знал бы мой папа, что так всё в моей жизни произойдёт через задний проход, отправил бы меня на завод работать, — улыбнулся Василий, поднимая воротник куртки.

— А чем тебе в авиации было плохо? — спросил я.

— Да не хотел я в армию, а отец хотел. Но я в институт сначала поступил. Там же непаханое поле! В напёрстки поиграть, подписи подделать, фарца хорошо шла. Романтика.

Вот откуда корни статьи за мошенничество. «Коммерческая» жилка у Вас сформировалась давно.

— Кошмар! А в авиации как оказался? — возмутился Пётр Аркадьевич.

— Элементарно! Про свою учёбу забыл. А цена испорченной зачётки — два дня рождения в пилотке! — посмеялся Василий.

— Значит, ты в армию пошёл, а оттуда в училище военное? — уточнил Рустам.

Долгов закивал. Сначала он что-то попробовал пошутить, но быстро поменялся в настроении. Видно, что ему тяжело говорить на эту тему.

— Отец, когда меня с института попёрли, не выдержал. Болел он у меня. Не стало его. Вот я и пошёл в армию и потом в лётное училище, как он хотел. Теперь вот с вами подвал полирую задницей.

Всё же за миной весельчака скрывается парнишка со сложной судьбой. У Виталика, кроме статьи, было ещё кое-что написано про каждого из ребят.

Долгов, хоть и был раздолбаем, дважды был в командировке в Афганистане, постоянно сталкиваясь в воздухе с пакистанскими Ф-16. Хоть война в соседней стране сошла уже на «нет», работать нашим войскам ещё приходится. После уголовного дела, Вася был лишён двух орденов Красной Звезды.

Я думал, что он расскажет о своём проступке, но это не особо нужно в данном случае.

В разговоре с Рустамом было ещё больше непонимания. Токаев даже планировал пройти отбор в отряд космонавтов. Он получил личную рекомендацию от моего коллеги Сагита Байрамова.

— Это правда, что вы знаете его лично? — спросил меня Рустам о моих отношениях с Сагитом.

— Мы с ним долго вместе работали. Даже могу в какой-то степени назвать его другом, — ответил я.

Рустам что-то сказал на казахском. Будто прочитал какую-то молитву.

— Почему решил контрабандой заняться? — спросил Вася. — Там выхлоп маленький. Лучше фарцовщиком. Там и…

— Вася! — перебил я Долгова, который немного заговорился.

Рустам подумал, пожал плечами и с трудом назвал причину проступка.

— Все хотят жить хорошо. Иметь всё и сразу. Я выбрал путь контрабанды, используя любимое дело — полёты, — покачал головой Токаев.

Если верить записям Виталика, то Рустам — способнейший человек в лётном деле. Просто так никому не дают два ордена «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» II и III степеней. Ещё реже лишают, как в случае с Токаевым.

На поверхности громыхнуло весьма сильно. Да так, что с потолка посыпалась пыль. Вася зашёлся кашлем, а Пётр Вдовин даже глазом не повёл.

Бывший командир полка сидел перед керосиновой лампой и не сводил с неё глаз. Он будто был погружен в свои размышления.

— Я так понимаю, что вы теперь мою историю хотите послушать? — спросил Вдовин.

— Аркадич, ну все высказались. Всё как и в Союзе. Теперь каждый, что хочет, то и говорит. Даже если это полная чушь. Гласность!

Вдовин недовольно посмотрел на Долгова.

— Много текста, Васятка, — поправил Вдовин и вновь повернулся к лампе.

Полковник Вдовин был уже почти назначен командиром дивизии. Красавица жена, умница дочка — студентка 2 курса университета. В послужном списке Египет, Ангола, Афганистан. А ещё ордена Ленина, «Красной Звезды» и «Красного Знаменем».

— А почему сняли? — спросил Рустам, но Вдовин отвечать не стал.

— Аркадич, по такой статье, как у тебя просто так не судят, — заметил Вася.

Прозвучал ещё один взрыв. Пыли было очень много. Настолько, что Вдовин решил себя оттряхнуть.

— Домой вернулся раньше, а там эта… мразь. Дочке руки связал и… того… сложно говорить, — с трудом проговорил Вдовин.

— И ты его избил, — тихо сказал я.

— Нет. Я его чуть не убил. От ударов по голове он лишился глаза. Переломы нескольких костей не в счёт, — махнул рукой Пётр Аркадьевич.

Да, это статья. Вдовину дали максимальный срок. Парень оказался чьим-то сыном, а его родители с большими возможностями.

— Честно, я бы убил, Аркадич. Разорвал был, — сказал Василий, услышав историю Вдовина.

— Вот и я хотел убить. Эта тварь смотрела на меня и ржала, когда я скинул его с дочери. Бил я его, пока улыбка не сошла с его лица. Только когда заплыл его глаз, он перестал улыбаться. В итоге он на свободе. Ещё и на лечение уехал заграницу. А я оказался в тюрьме. Ни звания, ни наград, ни пенсии. Будто и не было меня, — проговорил Вдовин и отсел к стенке.

Пётр Аркадьевич подполз ближе ко мне и опёрся спиной о стенку.

— Про себя можешь не рассказывать, Сергей. Мы всё знаем. А вот чего мы не знаем, так это нашей цели в Сербии. Ты можешь кого угодно обманывать и обещать, что всё будет хорошо. Но не лги самому себе. Эту страну не спасти от ударов американцев, — произнёс Вдовин.

— Нам просто нужно держаться. Бить врага умело. Если в этой стране хоть кого-то спасём, значит, мы здесь не зря.

Все со мной согласились. Но наш разговор пришлось закончить. Дверь в подвал скрипнула. Нас вызывали на вылет. Ночь ещё не закончилась.

Таким же был наступивший день. И ещё два дня и две ночи. Удары по Белграду и городам Сербии были очень жёсткие. По заверениям наших сербских коллег, каждую ночь по три массированных удара крылатыми ракетами. Подключались к бомбардировкам и истребители. Несколько раз вступали с ними в бой. Каждому удалось записать на свой счёт по одной победе.

Но и сербы теряли самолёты, а вместе с ними и лётчиков. Люди погибали ежедневно. Вновь для техников стала характерной фраза: «самое трудное в нашем деле — ждать». Кому-то выпало и не дождаться.