Особое задание - Шалашов Евгений Васильевич
И вот минут через пятнадцать мы увидели и того, кого задержали, и второго. Проходя мимо нас, они дружно оскалились, а один ещё и плюнул в нашу сторону. Телегин вскипел, схватившись за револьвер, пришлось успокаивать. Стрелять в многолюдном месте не стоит, да и узел гражданочки всё-таки не тот случай, чтобы убивать грабителя.
Наконец-то показался паровоз, угрюмо тащивший пять синих вагонов. До сих пор не могу привыкнуть к громкому лязганью и клацанью, а самое главное – к клубам пара, окутывающим перрон. Я помог втащить вещи в вагон, пристроил «трофеи» под полку, крепко пожал руку Степану, расцеловал Полину и выскочил на перрон…
Отделение ЧК находилось на Казанском вокзале. Откуда железнодорожному отделу ВЧК взять людей, чтобы «закрыть» все вокзалы Москвы?
Народа внутри вокзала было много, но около приоткрытой двери с суровой надписью «Транс-чека» всё вымерло на расстоянии добрых десяти метров. Правильно, кому придет в голову лишний раз мозолить глаза чекистам? Когда подошел к двери, услышал странные звуки, напоминавшие шлепанье чем-то бумажным по столу, и довольный голос:
– А мы твоего валета – дамой!
Ради приличия я постучал в дверь.
– Кто? – донесся изнутри голос, напоминающий львиный рык.
– Начальник отдела по борьбе с контрреволюцией Аксенов, – начал я, и дверь тут же открылась на всю ширину.
Под высоким потолком висела одинокая лампочка, едва освещая транспортное отделение «Площади трёх вокзалов» и троих парней постарше меня, сгрудившихся у накрытого газетой стола.
Стол-то они прикрыли, но запахи спрятать не смогли, и в воздухе помимо табачного дыма плавали стойкие ароматы ядреного самогона, копченой колбасы и чего-то приторно-сладкого.
– Я из Череповецкого губчека, – закончил я представляться, махнул мандатом, и железнодорожные чекисты, переведя дух, дружно плюхнулись на места.
– Чего хотел-то, товарищ из Череповца? – поинтересовался один из парней, а остальные дружно заулыбались, словно услышали какую-то географическую новость.
Обстановка внутри и вся дружная компания мне уже не нравились, но раз пришел, надо закончить.
– Мы с товарищем сегодня на Ярославском вокзале грабителя задержали, сдали постовому милиционеру, – принялся рассказывать я, но меня перебил тот же чекист:
– Ты покороче, товарищ, мы люди занятые.
Обвел взглядом товарищей, а те заулыбались.
– Вы, товарищ, мне не представитесь? – ласково попросил я. – И мандат ваш, пожалуйста, покажите. Я вам представился, а вы мне нет.
Парень засопел, но вытащил из кармана гимнастерки собственное удостоверение – с фотографией и печатью.
– Начальник отделения ВЧК Саломатин.
– Так вот, товарищ Саломатин, мы грабителя задержали, а постовой отпустил.
– А что с ним делать? Вывести в сквер и расстрелять или как?
– Расстреливать, положим, не нужно, но допросить, разобраться, – начал я, но Саломатин положил руку мне на плечо и начал разворачивать лицом к двери.
– Вот что, товарищ из Череповца, не морочьте нам головы. У нас работы – выше крыши, а вы тут с пустяками лезете. Давай-ка, иди в свой Череповец.
Я не стал спорить и пререкаться, просто развернулся и ушёл, чтобы не мешать занятым людям. А они, похоже, были рады вернуться к важным делам вроде игры в карты.
Действительно, что должен сделать постовой милиционер, если ему доставили грабителя, но нет ни потерпевшего с заявлением, ни вещественных доказательств? Но можно же хотя бы опросить задержанного, попытаться установить его личность, немножко подержать в отделении. Но на это ушло бы не десять-пятнадцать минут, а час или два. Ладно, пусть нет времени возиться и опрашивать, тогда просто вывести паразита из здания вокзала, дать ему хорошего пинка, чтобы знал, зараза, что обижать граждан и гражданок нехорошо, а коли вновь попадешься – то можно и в каталажку загреметь!
Кедрова на месте не оказалось, но о случившемся я доложил Артузову как непосредственному заместителю начальника Военного отдела и негласного начальника отдела собственной безопасности. К моему удивлению, Артур отнесся к услышанному серьёзнее, чем я ожидал.
– Значит, Владимир, вы считаете, что постовые на Ярославском вокзале попустительствуют преступникам? Или они с ними в сговоре?
Я только пожал плечами. Попустительство это, покровительство, пока неизвестно, равно как и то, что я увидел на Казанском вокзале – разгильдяйство, злоупотребление служебным положением или прямое предательство? Про откровенное хамство, недостойное сотрудников ВЧК, нарушение профессиональной этики вообще молчу. Железная дорога – дело чрезвычайной важности, а что может случиться из-за обычной глупости или жадности отдельно взятого чекиста – подумать страшно. Ещё хуже, если действует целое отделение.
Утром следующего дня к постовому милиционеру железнодорожного вокзала подошел неприметный молодой человек и, озираясь, спросил:
– Начальник, а не подскажешь, где на этом байдане [6] в грузчики нанимаются?
– Я тебе что, отдел кадров? Ступай к начальнику вокзала да спрашивай, – огрызнулся милиционер, но молодой человек не унимался:
– Да я, начальник, из тех грузчиков, что добрым людям лишние вещички помогают нести.
Вместо того, чтобы сразу послать подальше или задержать нахала, постовой с любопытством спросил:
– Из фраеров, что ли?
Парень обиделся:
– Ты, начальник, меня ещё бановой биксой [7] назови.
– А что, по майданам бегал [8]?
– Могу и по майданам, – не стал спорить деловой. – Но по майданам нынче опасно бегать, пришить могут не за понюх собачий. Шпан я, бановый [9]. В Москве недавно, работа нужна.
Милиционер оценивающе посмотрел на вора.
– Слышь, бановый, на Ярославском и без тебя есть кому бан держать. Попишут тебя, как мусю.
– Так то мои хлопоты, – усмехнулся парень. – На чужую писку своя маслина найдется [10].
– Вот тока стрельбы мне здесь не хватало, – хмыкнул постовой. – С деловыми сам разбирайся. Попишут – твоя печаль. Мне станешь отстегивать треть. Крысятничать будешь – возьму за жопу или на кичу законопачу до скончания века.
– Начальник, а чё так много-то? – возмутился вор. – Треть!
– А ты сам посуди, дурик, – перешел милиционер на нормальный язык. – Мне самому малехонько перепадает, на хлебушек, главное, псам с Казанского, что под Феликсом ходят.
– Ну, раз псам отстегивать надо, то придется, – вздохнул вор.
– Барахло сдать на блат [11] – подскажу надежную маруху.
– Ясно, – кивнул вор. – Тебя как звать-то, товарищ?
– А тебе зачем? – насторожился постовой.
– Так надо же знать, кого арестовываешь, – улыбнулся вор, превращаясь из банового шпана в чекиста. – Я из Чрезвычайной комиссии! Вы арестованы, товарищ милиционер!
В роли банового шпана выступал Коля Говоров, ранее трудившийся агентом чека на железнодорожном вокзале в Иваново и блестяще усвоивший феню, особенно её «железнодорожную» разновидность.
А потом, уже по наводке бывшего постового, мы целый день отлавливали на Ярославском вокзале воров и грабителей, грузили в машину и отправляли прямо на Лубянку, где проводили беглый допрос, затем, в зависимости от результатов, кого-то передавали коллегам с Петровки, а кого-то оставляли себе для более «вдумчивой» беседы. Всё отделение транспортного ЧК с «Площади трёх вокзалов» и сотрудников милиции пришлось срочно заменять другими товарищами. А этих…
Этих допрашивали подольше. Выяснилось, что кроме «налога» с грабителей, чекисты ещё обложили данью вокзальных проституток – «бановых бикс», мешочников и даже цыган. С контрреволюционерами или иностранными шпионами, правда, связи не имели. И то хорошо. Для нас. А для них приговор революционного трибунала, а какой именно, тут и к бабке не ходи, только один – высшая мера социальной изоляции.
