Вячеслав Миронов - Война 2017. Мы не Рабы!
— Надо к нему съездить.
— Нет, Николай Владимирович, точно с кедры рухнул и башкой повредился. Тебя каждая собака знает. Думаю, что после сегодняшнего боя, за твою лысеющую башку пару миллионов долларов обещать начнут.
— Знаешь, можно, конечно и по кустам сидеть всю войну, и людей под пулю отправлять, только вот, не могу я так. Я — строевой офицер, а не маркитантка из обоза. Понимаешь, о чем я говорю?
— Да, понимаю, понимаю. Только вот такой риск — дело гнилое. Неоправданный. Ну, приедем мы к попу, а дальше что?
— Пообщаемся, винца монастырского выпьем…
— Они "Кагор" пьют, не люблю крепленных вин. С них потом башка трещит, сахара много. Не о том. Что реально может дать нам разговор с попом?
— Знаешь, думаю, что у них там такой же раскол произошел. Одни смотрят кто победит, другие на баррикады рвутся, третьи и вашим и нашим. Задницей, как старая проститутка крутят.
— И я про то. Дед — то подскажет с кем из священников разговаривать, а с кем ни стоит. Скоро зима, и нам ой, как понадобится помощь населения в городе отсидеться, но это маловероятно. Да, и глаза и уши нам нужны. Без поддержки простых людей нам не выжить. Точно так же как и солдат, что на часах стоял возле моего кабинета. Простой парень. Да, солдат, но поступил как надо, а мог же и заорать, сдать меня американцам, но он этого не сделал. Надо думать, как народ на битву поднимать, а то будем, как одиночки во всей стране воевать. Одни против всей коалиции. А так не победить. Сам же знаешь основные заповеди партизанского движения. Помощь местного населения, поддержка из вне. Поддержки у нас не будет. Мы для всех сегодня стали подонками, террористами. Поэтому остается лишь — наши люди. Не обязательно русские, вон, Рашид и его единоверцы сегодня показали себя как? Бойцы. Вот надо и опираться на них. С другими отрядами устанавливать связь. Не обязательно, что они будут нам подчиняться, мы сами можем им подчиниться, а вот координировать наши действия — необходимо, кровь из носа как надо. Чтобы земля горела у всех оккупантов. И не только у американцев. А то будет здесь у нас бешенная активность, и что? Загонят они сюда тридцать-сто тысяч своих бойцов, устроят они тактику "фильтра" и выжженной земли. За месяц перевернут всю область, просеют, леса выжгут напалмом и посыплют "дустом", И все. Поймают нас как зайцев. Поэтому чтобы выжить — надо расширяться.
— Вот за что люблю тебя, полковник, что мыслишь широко и грамотно. Я бы хрен бы до этого бы додумался. Молодец! Вот это дело! Завтра же смотаемся к священнику — патриоту.
— На казаков надо выход искать. Было же, что они пластаются с ваххабитами на Кавказе, по всей стране они есть.
— С этими клоунами?
— Может и вид у них потешный, а закалка у народа есть. Надо всех поднимать.
— Ты прямо как спаситель народа русского.
— Говори, как хочешь, а я как пистолет у виска подержал, так, что-то в башке изменилось. Вроде как через какую-то черту перешел.
— Надо бы каждому русскому пистолет у башки подержать. Может, оторвется от своего корыта, да, о Родине подумает.
Спустился Петрович, покачивая головой.
— По телевизору все новости только про нападение на колонну. Так-то подбили на самом деле. Когда из гранатомета выстрелили по танку, то он в дыму принял, что по нему второй танк стреляет, мол, партизаны его захватили, вот и лупанул, и подбил своего же, сгорел весь экипаж.
— "По танку вдарило болванкой, прощай родимый экипаж!" — настроение значительно улучшилось., я напел слова старой песни про танкистов.
— "И молодая не узнает, какой у парня был конец!" — протянул с ехидцей Миненко еще одну строчку из той же песни.
— Американцы говорят, что нельзя причислять подбитый танк на счет партизан. — Петрович тоже был доволен.
— Хорошо, пусть запишут на свой счет! Мы не жадные, нам чужих заслуг не надо! — я был великодушен.
— За деревней нашли трупы полицаев.
— И что?
— Народ русский отходчивый. Жалеют. Молодые, глупые. Но тут же все понимают, что не служили американцам — были бы живы. — Захаров сокрушенно покачал головой.
— Что переживаешь, что их жизнь на твоей совести? — Миненко напрягся.
— Не переживаю. У них своя дорога. Они-то думали, что Русь пала, коль фашисты здесь командуют. А у меня своя дорога. Двадцать семь лет отдал службе Родине и не жалею. Пропадет Россия, пропадем мы все. Пропадут русские. Ну, а полицаи… Они и при немцах были, и сейчас будут. Значит, родители не все им объяснили в детстве, что не надо ради куска хлеба предавать своих, продавать Родину. Не объяснили родители им, что есть такое слово как "честь". Правда "честь" нынче не в чести. Ничего. Другим наука. Не стоит им служить.
— А, может, сам пойдешь? По заданию, как внедрение? — Миненко пытливо смотрел на Петровича, на том лица не была, как обухом топора по лбу ударили — Лучше, чем мальчишки глупые будут подставляться, ты пойдешь, и мы будем знать про замыслы противника. Как смотришь?
— Нет. — Петрович был непреклонен — Не смогу я вражью форму нацепить, чтобы люди, с которыми я прожил не один год, от меня отвернулись, чтобы в спину плевали, а то, может, кто "красного петуха" мне в дом запустит. Нет. Тут я вам не помощник.
— А можешь верных людей подыскать? Чтобы они сами пошли, но служили нам, даже не нам, а Родине? А?
— Я посмотрю. Есть у меня пара людей. Только где гарантии, что после Победы их не повесят? Не посадят как пособников?
— А где гарантия, что мы все не погибнем? И будет ли победа за нами? — я вмешался в спор.
— Командир, ты какую-то фигню говоришь! — Миненко вспылил.
— Я очень реально смотрю на вещи. У нас пока мало сил чтобы победить. Думаю, что после сегодняшней атаки начнутся акции устрашения. И вот тогда, многие отвернутся от нас. Многие предадут.
Мы еще немного поговорили, и отправились спать. Но сна не было. Ворочались с боку на бок. Каждый несколько раз вставал, пил воду, курил. Мысли ворочались огромными тяжелыми булыжниками в голове. Много мыслей, много прогнозов, но мало информации.
И много мыслей было о семье. Как они там? А может их схватили, пытают? Что же я наделал? Хотелось все бросить, позвонить им, но понимаю, что телефон их прослушивается, или в нашей квартире сидит засада, ждут меня или посланца от меня. Эх, что происходит!!! Как выбраться из этого?! Есть у Юрия Визбора шутливая песня, но с глубоким смыслом "Мама, я хочу домой!" Вот она-то сейчас как ничто иное подходит для меня. "Мама, я хочу домой!"
Глава 6
На следующий день мы распрощались с гостеприимным Захаровым и выехали.
И поехали проселочными дорогами, старательно обходя большие автодороги. Там-то сейчас стоят блок-посты, проверяя все машины.
Местные радиостанции болтали про вчерашний бой. На многих была плохо скрывая радость, иные же наоборот гоняли траурную музыку. Видимо все зависело, кто являлся хозяином радиостанции. Мол, убили кормильцев-защитников.
Те, кто крутил веселую музыку, прямо говорили в прямой эфир, передавая дорожную обстановку, предупреждая водителей об автомобильных пробках и авариях, где расположены вражеские блок-посты. Причем расклад давали подробный, что, мол, там расположены чисто американские посты, а там — наши, полицейские, милицейские и сколько стоит проехать через эти посты. Американцы не берут взяток, за то наши полицейские, бывшие милицейские — за милую душу.
Но все равно. Чтобы не искушать судьбу, нам удавалось уклоняться от встречи с ними.
Проколесив несколько часов, хотя в нормальное время могли проскочить за час по прямой.
— Вот и приехали. — мы остановились возле деревни. Миненко выключил двигатель, вы шли из машины, разминая спины. Закурили, прислушались. ____________________ Тихо. Обычные деревенские звуки. Такие обычные, что как будто нет войны.
— Люди живут нормальной жизнью, стараются жить, стараются выжить.
— И их за это не стоит винить. Начнем с церкви? — я внимательно осматривал деревню, не было видно перемещений войск противника.
— Она же вроде как закрыта.
— Ну, батюшка-то живет где-то рядом.
— Я бы рядом высадил парочку агентов, чтобы фиксировать контакты смутьяна, чтобы выйти ан подполье. — Миненко был задумчив.
— Тогда пришлось бы в каждой деревне иметь такое количество агентов.
— Так оно и было, когда Бисмарк оккупировал Францию, заранее тайная полиция прошлась по всей Франции и знала точно, где брод, в каком дворе, сколько скотины и какой доход у каждого крестьянина. Потом они приходили и забирали пятьдесят процентов от имущества. В виде контрибуции. Отбирали не все, а лишь половину.
— Да, ну, каждый двор обсчитали? — я удивился.
— Именно каждый двор. — подтвердил Иван — А когда немцы в 1941 году стали наступать, то у них на карте были обозначены даже сухие деревья, которые могли попасться на пути прохождения колонны.
