Михаил Ахманов - «Ворон»
Четыре шлюпки плюхнулись в волны, в них полетели бочонки для воды, затем начали спускаться корсары. На каждом из этих суденышек был свой старшина — Хрипатый Боб, Брюс Кук и Кола Тернан; в четвертую шлюпку, где сидел Деласкес, погрузились Серов и Тегг. Три первых отряда должны были осмотреть склады и взять добычу в торговых рядах, Серову и Теггу предстояло разбираться с гребцами-невольниками. На борту «Ворона» остались ван Мандер, Абдалла, трое часовых на палубе и два десятка канониров.
Весла вспенили воду.
— Джентльмены, напоминаю о награде за мою супругу. Триста дукатов золотом, — сказал Серов, потом окликнул Хрипатого: — Боб! Если не найдете Шейлу, поймай мне несколько магометан с галер. Живыми приведи. Я их допрошу.
— Сделаю, капитан. Шлюпки разошлись — три прямо к пирсам, четвертая — к развалинам северного форта и невольничьему загону. Плыли недолго, и все это время Серов не сводил Глаз с пиратских шебек. Потом спросил:
— Как думаешь, Сэмсон, есть среди них суда Карамана?
Бомбардир нахмурился, пожал плечами:
— Дьявол их знает! Дрались почти что в темноте, много не разглядишь… Но наши ядра угодили в рангоут, а я не вижу здесь посудин с поломанными реями.
Все вроде бы целы.
Сердце Серова тревожно сжалось. Борт фрегата озарился вспышками выстрелов, и над их головами просвистела картечь — ван Гюйс и Боутс, как было приказано, обстреливали склады и ближний край базарной площади. Там, похоже, уже ничто не шевелилось, не ворочалось и не вопило.
Нос шлюпки ткнулся в песок, корсары перебрались на сушу. Кроме Тегга и Деласкеса тут были самые надежные люди: Рик, братья-датчане, Кактус Джо и Страх Божий. У каждого тесак, мушкет и пара пистолетов.
Отряд обогнул руины форта. Облако пыли уже осело, и над трупами двух дюжин полунагих солдат кружили вороны. Пахло порохом, кровью и нагретой солнцем глиной. Серову чудилось, что их атака была такой стремительной, что с первого залпа прошло не более пятнадцати минут. Он сдвинул обшлаг камзола, взглянул на запястье и вспомнил, что отдал часы жене. Свой драгоценный брегет «Орион», последнюю память о прежней жизни… Кто теперь их носит, кому они достались?.. Мысль мелькнула и исчезла. Шейла, и новая жизнь, и их дитя, которое она носила во чреве, были гораздо дороже любых потерь.
Они вышли на площадку перед воротами загона. Плотная, прокаленная солнцем земля имела красноватый оттенок, и из нее торчала шеренга столбов; одни — пустые, отполированные до зеркального блеска, с других свисали какие-то лохмотья, прикрученные истлевшими веревками. С ужасом Серов сообразил, что перед ним останки людей, скелеты с гниющей плотью, от которых тянуло мерзким запахом, таким отвратительным, что даже вороны-трупоеды здесь не кружили. Он судорожно вздохнул, бросил взгляд на своих спутников, но их лица были равнодушными. Только Страх Божий пробормотал:
— Басурмане, свинячьи хари… турецкая нечисть…
Для Страха, ворочавшего весло на турецкой галере, все правоверные являлись турками.
Изгородь, за которой виднелись крыши сараев или навесов, была ярда три в высоту и щетинилась шипами в половину пальца — преграда не хуже чем колючая проволока. За ней слышался гул сотен голосов; орали на английском, французском, испанском, итальянском и еще на каком-то языке, смутно знакомом Серову — должно быть, на португальском. Ворота из толстых досок — не иначе как с корабельных палуб — содрогались под ударами; били изнутри чем-то тяжелым, и сквозь грохот и треск дерева звучали торжествующие вопли.
— Подождем, — сказал Серов. — Еще немного, и они разнесут ворота.
Кактус Джо огляделся:
— Что-то не видать охраны, капитан. Прикажешь осмотреть?
— Не нужно. Думаю, их охраняли солдаты с форта, и теперь они либо мертвы, либо сбежали. Но мушкеты держите наготове и растянитесь вдоль края площадки.
Покосившись на столбы с мертвецами, Серов занял позицию шагах в двадцати от ворот. Их запирала балка полуфутовой толщины, окованная железом, переломить которую не смог бы даже слон. Не успел он об этом подумать, как ворота рухнули вместе с балкой и столбами, к которым крепились створки, и наружу хлынула толпа оборванцев. Разобрать, кто к какому роду-племени принадлежит, возможности не было — все казались истощенными, с обожженной солнцем кожей, грязными, засыпанными пылью, скрывавшей даже цвет волос. На плечах, руках и бедрах лиловели шрамы от бича, тела покрывали язвы, синяки и ссадины, тряпье, обернутое вокруг пояса, свисало до колен. То была толпа оживших мертвецов, жутких зомби или вампиров из голливудских лент в жанре хоррор; ни в прежней, ни в этой жизни Серову не доводилось видеть ничего подобного.
Орда валила прямо на него. Он поднял пистолет, выстрелил в воздух и крикнул: — Стоять! Ни шага дальше!
Крикнул на английском, повторил на французском и кивнул Мартину Деласкесу — мол, переведи. Тот повторил приказ на испанском, португальском и итальянском.
Зомби остановились. Судя по массе, подпиравшей передние ряды, их было сотен пять или шесть — возможно, больше. Но Уота Стура и других людей с «Ворона» в этой толпе не оказалось.
— Я — капитан корсарского судна с британским а французским экипажем, — громко произнес Серов. — Мое имя — Андре Серра, и мной захвачен порт Эс-Сувейра. Я ищу Карамана по прозвищу Одноухий Дьявол, ищу его людей и гребцов с его галер. Тот из вас, кто может что-то рассказать о Карамане, будет награжден.
Деласкес начал переводить, но, похоже, речь Серова была и без того понятна — гребцы-невольники на магрибских галерах говорили на смеси едва ли не всех европейских языков. В их рядах наметилось шевеление, и, расталкивая товарищей по несчастью, вперед вышел невысокий, но крепко сбитый человек в лохмотьях, в которых угадывался некогда приличный морской камзол. Ноги у него были коротковаты и кривоваты, и двигался он, слегка покачиваясь, словно шагал не по твердой земле, а по настилу корабельной палубы.
— Чак Бонс, сэр, шкипер из Саутгемптона[36]. — Человек поклонился в пояс, но с чувством собственного достоинства. — Галеры Карамана сюда заходили, сэр, но ненадолго, на половину дня. В заборе дырки есть, я смотрел… Три галеры, и на одной меняли стеньги и нижние реи. Спешили, сэр, команды на берег не пускали, только сам Караман съехал. Потом вернулся, и ушли его суда вчера, после полудня.
— Дьявольщина! Опоздали! — пробормотал Серов, сжимая кулаки. Потом сказал: — У тебя зоркие глаза, мастер Боне. Кто был в шлюпке с Караманом?
— Четыре гребца и трое турок с саблями. Видать, телохранители, сэр.
— Больше никого?
— Никого, сэр. Клянусь якорем и мачтой!
— Моряк, — шепнул бомбардир за спиной Серова. — Ты посмотри, как он ходит, как держится, как говорит… Настоящий моряк! Наш парень! Берем!
Серов едва заметно кивнул и вытер пот с висков шелковым платком.
— Ты достоин награды, мастер Боне. Чего хочешь — денег или попасть в мой экипаж?
— Если дозволите, сэр, я хотел бы присоединиться к экипажу. А деньги… что деньги… Кто плавает с вольными мореходами, у того всегда звенят в карманах монеты.
— Ты сделал верный выбор, — произнес Серов. — Иди сюда и встань рядом с моими людьми. — Дождавшись, когда Боне займет место рядом с Эриком Свенсоном, он оглядел толпу невольников и спросил: — Тот, кто желает чего-то добавить, пусть говорит. Нет таких? Ладно! Объявляю вас всех свободными. Испанцы могут идти на причал, садиться на галеры, выбирать себе начальников и отправляться в море. И торопитесь, души христианские, пока мои пушки смотрят на город! Из остальных я хочу отобрать в команду полсотни человек. Кому интересно, тот строится здесь, у ворот, прочие идут за испанцами и выбирают себе корабли. Это все!
Вместе с Теггом и Деласкесом он отступил к шеренге корсаров, стоявших с оружием наготове. Толпа забурлила. Множество течений вдруг зародилось в ней; бывшие рабы перекликались, сбивались в группки по три-четыре человека, группы соединялись в отряды, и у каждого, похоже, был свой вожак и некое ядро из близких к предводителю людей. Вскоре от этого человеческого водоворота оторвалась толпа поменьше — собственно, уже не толпа, а команда в сотню душ — и заторопилась к причалам. За этим отрядом последовал другой, третий, четвертый.
— Не передрались бы из-за кораблей, — промолвил Серов.
Тегг пожал плечами:
— Там семь корыт, на всех хватит. А передерутся, так то не наше дело. Ты уже оказал милость испанским псам. Я бы их… — Он вытянул руку, ткнул указательным пальцем в спины уходящих, и очень похоже изобразил звук пистолетного выстрела.
У ворот остались сотни две. Корсары, раздавая пинки и зуботычины, построили их в шеренгу, и Серов в сопровождении Тегга прошелся пару раз туда-сюда, всматриваясь в изможденные лица. Тощими были все, но сквозь отупляющую маску страданий и лишений проглядывало временами нечто иное — несгибаемое упорство, отблеск надежды и веры, гордость и даже намек на интеллект. Эти люди больше не казались Серову ожившими покойниками; каждый был как распрямившийся росток, хилый, едва пробившийся сквозь землю, и вдруг обласканный солнечным светом и теплом. Но это относилось к разряду эмоций, а разум подсказывал, что выбрать нужно мореходов и опытных бойцов.
